Читаем без скачивания Доброволец - Николай Петрович Марчук

– А я здесь при чем?

– Ну ты же разведка? Вот и вали! Вас всего трое осталось, взводный ваш, по ходу дела, того, сбрендил, руку себе разгрыз, еле успокоили. Пришлось связать, кровищи натекло, как с кабана!

Стрелять перестали. Пережившие обстрел выползали из окопов, чтобы немного размяться, привести свои убежища в порядок и вновь схорониться них.

Я, Расул и Миша Воркута втроем поползли в сторону села. Лес представлял собой мешанину из земли, снега и переломанных стволов сосен. В нескольких местах над воронками курился дымок, пара сосен горела, раздавались стоны о помощи и крики раненых.

Вооружен я был трофейным автоматом – «калашом» украинской сборки под натовский патрон 5,56 мм, Расул так и таскался с моим «тигром», а у Миши был АКМ с подствольным гранатометом и РПГ-26.

Мы как раз добрались до опушки леса, вернее до того места, где раньше была опушка леса, и остановились, чтобы передохнуть в глубокой воронке. Что сюда прилетело, непонятно, но ямища получилась эпическая – метра два в глубину и не меньше десятка метров в диаметре.

– Старшой, посмотри, чего там? – Глазастый дагестанец опять что-то углядел в перепаханном поле.

Я выбрался на край воронки и принялся вглядываться туда, куда показывал Расул.

– Не вижу, – пожал я плечами.

– Вон, гляди, как будто шевелится кто-то, – вновь ткнул пальцем подросток.

В том направлении, куда указывал глазастый дагестанец, действительно что-то шебуршалось. Приглядевшись, я понял, что это кто-то ползет по полю в белом маскировочном костюме. Зуб даю, что это вражеский диверсант. Враг полз не на нас, а в стороне.

– Вот шайтан! – прошипел Расул. – Смотри, сколько их там!

Посмотрев на дальнюю оконечность огородов, туда, где они переходили в разрушенные деревенские постройки, ахнул! Шевелящимися бугорками, которые ритмично ползли вперед, было усеяно все свободное пространство. Никак не меньше батальона! Твою ж мать! Под прикрытием массированного артобстрела враг скрытно переправился на нашу сторону и сейчас приближался к нашим позициям.

– Гранаты к бою! – прошептал я, вытаскивая из подсумков стальные шары трофейных гранат.

На троих у нас было восемнадцать гранат. Обязанности мы распределили следующим образом: Расул выдергивал кольца из гранат, а мы с Мишей швыряли их в подползающего противника.

– Начали! – приказал я, бросая первую гранату.

Грохнул сдвоенный взрыв, потом еще один и еще. Из восемнадцати гранат во врага полетело пятнадцать. Три гранаты оставили себе, каждому по одной. Уже после первых взрывов среди врагов началась паника, передовые ряды попали под шквал осколков, нескольких убило. Со стороны разрушенного села ударили десятки пулеметов и не меньше полусотни автоматов. Пули плотным, густым шквалом проносились у нас над головами. Поблизости раздались взрывы – это вражеские гранаты прилетели в ответ. Одна граната плюхнулась прямиком на дно нашей воронки, но Миша Воркута среагировал быстрее всех, он подхватил и отбросил ее назад. Граната ухнула в воздухе, два осколка попали Мише в горло, он свалился на дно воронки, где и умер за считаные секунды, хрипя и фонтанируя кровью. Бинтов и ИПП у нас к этому времени уже не было, попробовали зажимать раны руками, но толку?..

К опушке подтянулись остатки нашего батальона, завязался бой с наступающими по полю автоматчиками в белых маскхалатах. К нам в воронку плюхнулся расчет пулемета. Стало веселее! Пулемет трещал без умолку, ствол раскалился докрасна, а потом не выдержал и лопнул.

Наступающего врага поддержали огнем минометов, султаны разрывов взлетали один за другим среди деревьев, у нас за спиной. Видимо, наш комбат решил, что самое верное сейчас – это рвануть вперед в атаку, он поднял поредевшие ряды в полный рост, и с криками «Ура! За Родину!» жидкие цепочки ободранных бойцов пошли вперед.

Чтобы хоть как-то поддержать наступающих огнем, я, Расул и пулеметчики принялись поливать врага длинными очередями из автоматов. Стреляли стоя в полный рост, ни капельки не заботясь о собственной безопасности. Что тут заботиться, когда твои боевые товарищи медленно бредут по заснеженному полю в полный рост на пулеметы.

Корректировщик у противника был хороший, нашу позицию в воронке засекли и накрыли залпом. Несколько взрывов прогремели совсем рядом, нас раскидало в разные стороны. Меня контузило, я потерял сознание.

Сколько пролежал без сознания, не помню. Приходил в себя несколько раз. Вначале очнулся от того, что меня волокли по земле, куртка задралась на спину, и ледяное крошево обжигало холодом. Кто волок, не увидел, лишь темнота и приглушенное сопение вперемежку с тихим матом. Второй раз пришел в себя, лежа в темном сыром помещении, рядом кто-то стонал и просил воды. Мне тоже сильно хотелось пить, я даже попробовал позвать на помощь, но в горле настолько пересохло, что язык не шевелился. В третий раз пришел в себя от яркого света, бьющего в глаза, подумал, что уже преставился и лечу на тот свет, но услышав матерные ругательства, требующие контролировать оперируемого, понял, что пока еще поживу.

Вот так я был на Войне! Шесть дней длилась моя Война.

* * *

Я вяло мешал жидкую похлебку в слабой надежде, что она загустеет, станет наваристой и вкусной. Трудно приготовить что-нибудь стоящее, когда в наборе ингредиентов одна банка консервированной фасоли, пара жменей крупы булгур и два зубчика чеснока. Чеснок мелко накрошил, свалил все в один котелок и варил в течение получаса на слабом огне. Вот и вся кулинария!

– Короче, пацаны, я вам так скажу. Керчь – уникальный город, можно сказать, он единственный такой на нашей планете, второго нет. – Болтун сидел на камне и с важным видом ездил по ушам свежим слушателям. – Во-первых, Керчь – самый древний город в Российской Федерации, и у нас самый древний работающий православный храм в Европе. Во-вторых, самое большое количество одновременно награжденных Звездами Героев СССР было тоже в Керчи за высадку Эльтигенского десанта, в-третьих…

– Ванек, а ты вообще кроме своей Керчи где-то еще был? – перебил я рассказчика.

– Конечно. Практически во всех городах Крыма был. А что?

– А за пределами Крыма где успел побывать?

– Ну в Краснодаре, и чего? – непонимающе уставился на меня паренек.

– А того, что ты нигде не был, но утверждаешь, что твой затрапезный городишко уникальный. Блин, да ты дальше, чем на триста километров, от него и не отъезжал!

– Конечно, не отъезжал. Триста километров! Это ж какая глухомань! На фиг мне в такие трущобы ездить?

– Капец! – бессильно развел я руками. – Ладно, садитесь жрать, пожалуйста. Кстати, Ванек, все забываю тебе рассказать, что древние греки считали, что Керченский пролив – это