Читаем без скачивания Прими красную таблетку: Наука, философия и религия в «Матрице» - Гленн Йеффет

Как ученики понимают предсказания Иисуса насчет Храма после распятия, воскрешение Нео проясняет то, что раньше говорили ему Морфеус и Пифия.[147] К примеру, Нео спрашивал у Морфеуса: «Ты говоришь, что я смогу уклоняться от пуль?» И Морфеус отвечал: «Я говорю, что, когда ты будешь готов, тебе не нужно будет этого делать». Этот диалог предсказывает измененную природу Нео после воскрешения.[148] Нам известно, что Нео «будет готов» лишь после того, как воскреснет, потому что когда мгновениями раньше он пытается увернуться от пуль, одна из них ранит его. Но после воскрешения он действительно становится готов, и, как предсказывал Морфеус, теперь он неуязвим для пуль. Все признаки указывают на то, что тело Нео воскресло в «силе, славе и вечности». То, что делает воскресший Нео, по силам лишь soma pneumatikon, ибо даже могущественное смертное (то есть виртуальное) тело Нео даже не сравнится с его воскресшим телом.

Если мы совместим процитированное выше пророчество Морфеуса с предсказаниями Пифии насчет того, что весь потенциал Нео реализуется лишь в его «следующей жизни» (то есть после воскрешения), мы получим ясную картину: дело в том, что смерть и воскрешение Нео должны были случиться, чтобы в конечном итоге можно было выиграть войну. Другими словами, пока Нео не убьют и он не воскреснет, люди не смогут одержать победу в войне, потому что лишь после воскрешения способности Нео полностью актуализируются. Неизбежность и необходимость страстей Господних (и Пасхи) — это общеизвестная тема Евангелий. Евангелия также говорят нам, что Иисус сам пожертвовал собой, чтобы все могли попасть в Царство Божие. Тот же самый элемент жертвенности мы видим и в «Матрице»: Нео отправляется спасать Морфеуса, несмотря на предсказание Пифии, что ради спасения Морфеуса ему придется пожертвовать собственной жизнью. В дальнейшем самопожертвование Нео спасает свободное человечество, поскольку агенты хотели выбить из Морфеуса коды доступа в Сион (с тем, чтобы уничтожить человеческую цивилизацию).

Еще одно сходство «Матрицы» со Священным писанием состоит в том, что ни ученики Христа, ни Морфеус не ожидали, что мессия умрет и воскреснет, потому что ни священные книги, ни Пифия этого точно не предсказывали. Хотя мессианские тексты канонических иудейских священных книг отличаются друг от друга, дают неясные сведения и вообще немногочисленны, ни в одном из них нет даже намека на то, что мессия будет казнен и/или воскреснет. Тот факт, что во всех четырех Евангелиях ученики оказываются напуганы и сбиты с толку смертью Иисуса, а впоследствии удивлены его воскрешением, явно наводит на мысль о том, что ни один из учеников Иисуса не ожидал воскрешения своего учителя. Тот же самый шок и крайнее замешательство мы наблюдаем у Морфеуса, когда Нео убивают. «Этого не может быть!» — восклицает он, что указывает на то, что ни в одном предсказании, полученном Морфеусом от Пифии, не говорилось о грядущей смерти и воскрешении Избранного.

Осталось отметить последнее сходство между Евангелиями и «Матрицей». Это их окончание. Последний кадр «Матрицы» (Нео, летящий в небо) открыто подражает повествованию Марка, Луки и Деяний апостолов, где идет речь о вознесении воскресшего Иисуса.

Единственное заметное различие, о котором необходимо упомянуть, состоит в том, что, хотя поступки Нео отражают поступки Иисуса, эсхатологическое[149] значение Нео — значение человека, чье возвращение положит конец битве и откроет новый зон — гораздо больше напоминает роль воскресшего Христа во время Второго пришествия. Кое-кто возразит против того, чтобы предполагаемый Иисус мог палить в людей из пистолетов. Однако безжалостное уничтожение врагов Бога несло с собой реальную возможность создания Царства Божия, и тот факт, что Иисус не сделал этого, вызвал замешательство среди его последователей.[150]

Хотя Морфеус играет в фильме несколько аллегорических ролей, его преобладающей ролью становится роль Иоанна Крестителя, особенно того Иоанна, каким он предстает в четвертом Евангелии. В четвертом Евангелии Иоанн Креститель играет по отношению к Иисусу роль свидетеля, свидетеля «света».[151] Иоанн преуменьшает собственное значение и ясно дает понять, что его единственный долг состоит в том, чтобы уступить место Иисусу. В этих строфах обобщается миссия Иоанна: «…но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете. Он-то Идущий за мною, но Который стал впереди меня. Я не достоин развязать ремень у обуви Его…»[152] «На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира. Сей есть, о Котором я сказал: за мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня».[153]

И Морфеус, и Иоанн Креститель играют роль предвестников пришествия Спасителя; оба они демонстрируют непоколебимую уверенность в том, что Нео/Иисус и есть Избранный. Вера Морфеуса не дрогнула ни разу на протяжении фильма, даже когда сам Нео усомнился в своей Избранности. Кроме того, Морфеус относится к Нео с таким же почтением, какое проявлял по отношению к Иисусу Иоанн Креститель.

Хотя это сравнение неплохо работает применительно к отдельным аспектам роли Морфеуса, у Морфеуса устанавливаются с Нео более сложные и далеко идущие взаимоотношения (гуру, вождь, замещающая жертва), чем у Иоанна с Иисусом. В отличие от Иоанна, быстро исчезающего из евангельского сюжета и убитого при неясных обстоятельствах, Морфеус остается в центре драмы и доживает до ее конца.

Прослеживать связь Морфеуса и Нео с конкретными образами, взятыми из Библии, довольно легко. Однако Тринити доставляет гораздо больше неприятностей. Хотя ее имя, несомненно, резонирует с христианской мифологией, слово «троица» не появляется на страницах Библии. Скорее, это слово было введено в оборот самими христианами и отражало их понимание божественной природы. Никто ведь не будет спорить с тем, что Тринити присущи характерные черты, свойственные Христу, Богу Отцу и Святому Духу. Однако слово «троица» появилось после того, как, вознесшись на небо, Христос прислал на землю утешителя (Святого Духа). Христианам пришлось искать способ, при помощи которого можно было бы объяснить, как Бог Отец, Христос и Святой

Дух могут быть единым Богом, и при этом сохранить нетронутыми основы своего монотеистического учения. Святой Дух больше всего воплощает в себе духовное начало и приносит больше всего утешения из всех сущностей троицы. Эти черты, без сомнения, можно приписать и Тринити. Однако все равно связь Тринити со Святым Духом в лучшем случае будет очень тонкой. Так, может, у нее больше общего с Марией Магдалиной?

Отождествлять Тринити с Марией Магдалиной хочется с первой секунды: обе они заметно выделяются на фоне окружающих их мужчин. Хотя основания для этого сравнения есть, все же оно тоже проблематично. Сомневаться в существовании Марии Магдалины не приходится, поскольку она фигурирует и у Матфея, и у Марка, и у Иоанна (и, возможно, у Луки). В то же время мы очень мало знаем об ее взаимоотношениях с Иисусом и об ее роли в раннем христианстве. Евангелия сообщают нам, что она находилась с Иисусом, пока он проповедовал. Именно Мария Магдалина обнаружила опустевшую могилу и первая увидела воскресшего Иисуса. Потом Иоанн говорит, что именно Мария (без добавления второго имени) обтирает Иисуса своими волосами перед тем, как его убивают.[154]

Образ Тринити отражает эту не совсем ясную роль: она находится рядом с Нео, когда того лишают жизни, и первая видит его после воскрешения.[155] Более того, тот факт, что она обнимает Нео после его выхода из Матрицы, перекликается с Евангелием от Иоанна, согласно которому Мария Магдалина бежит к воскресшему Иисусу, чтобы обнять его. Вдобавок ко всему, Тринити, похоже, разрывает свою одежду, чтобы обтереть Нео голову. Использование одежды напоминает поступок Марии Магдалины, которая с такой же целью использовала свои собственные волосы.

Одно явное несходство образов Тринити и Марии Магдалины заключается в том, что в Евангелиях, несмотря на тщательное изучение отрывков про Марию Магдалину, не обнаружено указаний на то, что ее отношения с Иисусом носили сексуальный характер. И хотя многим захочется доказывать обратное (что и происходит), все же в Новом Завете не найдено текстуальных доказательств, подкрепляющих утверждение насчет сексуальной связи между Иисусом и Марией. Поэтому поцелуй, который Тринити дарит Нео (намекающий на будущие взаимоотношения между ними), скорее, затемняет, чем усиливает ее аллегорическое сходство с Марией Магдалиной.

По-видимому, образ Тринити представляет собой сочетание тонких намеков на различных библейских персонажей; неоднозначность этого образа разительно отличается от четкого совпадения между образами Сайфера и предателя Иуды.