Читаем без скачивания Принцесса Миа - Мэг Кэбот

Но потом я поняла, что она говорила не в буквальном смысле. Она имела в виду, что спрятала документ рядом с сердцем ее ПОРТРЕТА, где он на самом деле и хранился – между самим портретом и задником, и откуда он выпал. Где она спрятала его от дяди, и где его, по идее, должны были найти члены парламента Дженовии после того, как дневник Амелии и ее портрет были возвращены во дворец из аббатства, куда Амелия отослала их на сохранение.

Вот только никто этого не сделал. Я имею в виду, никто не прочитал дневник Амелии. И не нашел пергамент.

Никто – до меня.

Естественно, мне стало интересно, о чем говорится в этом документе. Ну, вы понимаете, если этот документ привел дядю Амелии в такую ярость, что он приказал сжечь все копии. И если Амелия с таким трудом постаралась сохранить хотя бы один экземпляре

И хотя поначалу было довольно трудно разобраться, о чем говорится в этом документе, к тому времени, когда я закончила переводить все непонятные слова при помощи он-лайнового словаря средневекового французского (спасибо ребятам из компьютерного кружка!), я прекрасно поняла, почему дядя Франческо так рассвирепел.

И еще я поняла, почему Амелия спрятала документ. И оставила в своем дневнике подсказки, где его можно найти.

Потому что это, наверное, самый взрывоопасный документ, какой мне только доводилось читать. Он опаснее, чем эксперимент Кенни по синтезу нитрокрахмала.

Несколько секунд я только и могла, что глядеть на него в полном оцепенении.

А потом… потом я поняла нечто поразительное:

Принцесса Амелия Вирджиния Ренальдо, жившая аж в 1669 году, только что спасла мою шкуру!!!!!

И не только шкуру, но и мой рассудок…

… и жизнь

… и мое будущее

…и мое все.

Честное слово. Может показаться, что я преувеличиваю, и я знаю, что такое со мной частенько случается, но в этом случае – нет. Я говорю на полном серьезе, на сто процентов серьезно, так что у меня сердце колотится, руки вспотели, а во рту пересохло.

Я настолько серьезна, что сначала даже испугалась, что у меня прямо сейчас будет сердечный приступ.

Вот почему, как только я поняла, что со мной все в порядке, я позвонила папе и сказала, что мне нужно срочно увидеть его и бабушку, и что я уже еду.

Потому что мне нужно сказать им обоим кое-что важное.

24 сентября, пятница, час ночи, мансарда

Поверить не могу! Мне просто не верится, что они…

Не может быть, чтобы это происходило на самом деле. ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Потому что как мои кровные родственники могут быть такими… такими… такими ужасными???

Реакцию бабушки я еще, пожалуй, могла бы понять, но папа? Мой родной отец?

Не могу сказать, что он не думал, что делает. Он взял у меня пергамент и прочитал его. Проверил подпись, печать и все такое. Он довольно долго его изучал, а бабушка все это время сидела и шипела, брызжа слюной:

– Нелепость! Принцесса Дженовии дарует народу право ИЗБИРАТЬ главу государства и объявляет, что роль суверена Дженовии будет чисто церемониальной? Наши предки не могли быть такими дураками.

– Бабушка, принцесса Амелия – не дура, – стала объяснять я. – На самом деле она поступила очень разумно. Она пыталась помочь народу Дженовии и избавить его от власти человека» про которого она по собственному опыту знала, что он тиран и что когда в государстве чума и все такое, он только еще сильнее ухудшит и без того тяжелое положение. Очень жаль, что никто не обнаружил этот документ раньше.

– Да, определенно так, – сказал папа, все еще изучая документ. – Он мог бы избавить народ Дженовии от многих трудностей. Фактически принцесса Амелия приняла самое мудрое решение, какое только можно было принять в тех обстоятельствах.

– Точно, – сказала я. – Так что нам нужно как можно скорее представить этот документ парламенту. Они выдвинут кандидатов на пост премьер-министра и будут решать, как организовать выборы как можно скорее. И знаешь,, папа, я собиралась сказать, что для тебя это, наверное, большой удар, но если я знаю народ Дженовии, а мне кажется, что я его уже знаю, то единственный человек, которого они захотят видеть своим премьер-министром – это ты.

– Спасибо на добром слове, Миа, – сказал папа.

– Это правда, – сказала я. – А в «Билле о правах», который составила принцесса Амелия, не говорится ни слова о том, что какой-нибудь член королевской фамилии не может при желании стать премьер-министром. Так что, мне кажется, тебе стоит этим заняться. Я понимаю, это немного разные вещи, но у меня есть некоторый опыт участия в выборах, потому что в прошлом году я баллотировалась в президенты студенческого совета. Так что если тебе понадобится моя помощь, я готова помочь всем, чем смогу.

– Это еще что такое? – вскричала бабушка. – Вы что тут, совсем с ума посходили? Премьер-министр? Мой сын никогда не будет премьер-министром! Если ты забыла, Амелия, он принц!

– Бабушка, – сказала я. Я знаю, что пожилым людям бывает трудно приспосабливаться к новому, к интернету, например. Но я знала, что бабушка в конце концов все усвоит. И сейчас она щелкает мышкой как профи. – Я знаю, что папа – принц. И он всегда им останется. Как ты останешься вдовствующей принцессой, а я всегда буду принцессой. Просто в соответствии с декларацией, изданной Амелией, Дженовией больше не управляют принцы и принцессы. Ею управляет выборный парламент, а главой является выборный премьер-министр.

– Это нелепость! – закричала бабушка. – Я не для того потратила столько времени, обучая тебя быть принцессой, чтобы, в конце концов оказалось, что ты НЕ принцесса!

– Бабушка! – Честное слово, можно подумать, она никогда не изучала систему управления. – Я по-прежнему принцесса! Но только церемониальная. Как принцесса Эйко в Японии. Или принцесса Беатрис в Англии. И Англия, и Япония – страны с конституционной монархией… как Монако.

– Монако! – Казалось, бабушка пришла в ужас. – Боже праведный, Филипп! Мы не можем быть как Монако! Что она такое говорит?

– Ничего, мама, – сказал папа. Я только сейчас заметила, что его челюсть стала квадратной. А это (как у мамы – когда у нее рот становится маленьким) признак того, что события пойдут не так, как хочу я. – Тебе не о чем беспокоиться.

– На самом деле, – сказала я, – вообще-то есть о чем. Немножко. Перемены предстоят очень большие. Но только к лучшему, я думаю. Помните, наше членство в Европейском союзе было шатким как раз из-за того, что у нас абсолютная монархия. Вспомните историю с улитками. Но теперь, как демократическое государство.

– Опять эта демократия! – закричала бабушка, – Филипп! Что все это значит? О чем она говорит? Объясни, наконец, ты принц Дженовии или не принц?