Читаем без скачивания Обвинение предъявлено - Николай Жогин

Вскоре устанавливаются и другие важные обстоятельства: Павел Пустобаев вместе со своим товарищем Макаровым выезжал в Гудауту.

С какой целью ведется опознание вещей, никто не знает. Может, их кто украл, может, ребята потеряли. Некоторые вещи опознают и соседи дружка Пустобаева Макарова. Но ведь Макарова зовут не Эдиком, а Геннадием.

Как молния озарила следователя догадка. Он вдруг припомнил: Магия иногда сбивалась и называла Эдика Геннадием, но потом как-то несвязно объясняла, что Эдиком звали их племянника и так прозвали они сами этого парня. Сергей Алексеевич в тот момент был занят другими мыслями и на эту деталь не обратил внимания. А деталь-то оказалась такой значительной. «Еще тебе, старому, урок, — подумал он, — не понял — расспроси. Ты же следователь...»

Следующий этап. Вещи опознаются родственниками Пустобаева и Макарова.

Они взволнованы, чует сердце беду.

— Да, это вещи наших сыновей. Что с ними?

Но следователь ничего не может им сказать.

На допросе Павел Пустобаев.

Все верно, словесный портрет был точен: он среднего роста, лицо немного продолговатое, нос прямой, волосы темно-русые, остренький подбородок.

— В Гудаутском районе не был, — угрюмо говорит он, — никакой Лыхны-та не знаю.

Сергей Алексеевич отметил и частичку «та».

— А может, вспомните: лето, море? Сразу за Гудаутами дорога идет влево, и там село Лыхны...

— Понятия не имею.

— А вот послушайте, что говорит Магия Гваджава.

И следователь читает протокол допроса.

«Этим летом к моей сестре на квартиру попросились двое молодых парней. Звали их Павлик и Эдик. Так они себя называли. В день смерти моей сестры они пошли вместе с ней помочь загнать скотину и больше не вернулись...»

Пустобаев пожимает плечами:

— Ну и что?

— Ваша куртка? — следователь неожиданно кладет перед Пустобаевым и ясно видит, как тот волнуется» Но следователь не торопится с расспросами. Пустобаев нервно ерзает на стуле, низко опускает голову.

— Да, это мы...

Он просит закурить и как-то сразу, быстро, скороговоркой начинает рассказывать все, с того дня, когда они решили поехать на Черное море, и до того, до последнего дня.

— Мы хотели взять в квартире деньги, но нам не удалось. Мы вернулись в дом, а в это время видим — из города на своей машине приехал дядя Володя. Ничего больше не оставалось, как бежать. Не взяли даже своих вещей.

Макарова опознал на очной ставке муж Химуры.

— Действительно, — сказал он, — он Геннадий, но мы его звали Эдиком, он был похож на нашего родственника, которого звали Эдиком.

Следствием было установлено, что Пустобаев и Макаров, постоянные жители города Казани, даже не предупредив родителей, самовольно оставили работу и выехали в очередной туристский вояж. Они проехали много городов, пока не прибыли в Сухуми. Потом — в Гудауту.

Оказывается, это уже не первое путешествие, в которое они отправлялись. Учиться молодые люди не захотели, устроились работать на заводе, но и работники из них не получились. Люди на смену, а они за картишки. Появился у них дружок — человек бывалый, научил их винцо попивать, много рассказывал о своей «житухе», о том, где побывал, что повидал.

— Прокиснете вы здесь, синьоры, — горько усмехался он. — Надо посмотреть мир.

Молодым людям очень понравилось Черноморское побережье в этом районе. Они купались и загорали, но нужны были деньги. Надо что-то предпринимать. Решили ограбить кого-нибудь из местных жителей. В селе Лыхны в закусочной они познакомились с Владимиром Гваджавой и договорились остановиться у него и заодно помочь убирать фрукты. Они были уже довольно опытными людьми: скрыли свой адрес, никому не показали документов. Однако вещи свои — явные улики — они забрать не успели.

Верховный суд Абхазской АССР приговорил Пустобаева П. Г к высшей мере наказания, Макарова Г. Н. — к длительному сроку лишения свободы.

КАМЕНЬ ЗА ПАЗУХОЙ

В конце августа 1962 года следователь по особо важным делам прокуратуры Белорусской ССР Михаил Константинович Карпович был командирован в Гомельскую область в районный центр Житковичи. За последние несколько лет в деревнях Млынок и Кольно этого района был совершен целый ряд опасных преступлений, дерзких, бандитских по своему характеру

Так, в начале сентября 1957 года подожжен дом колхозника Ивана Полоза. Правда, пожар удалось быстро ликвидировать, и хозяйство Полоза почти не пострадало.

Со склада дорожного управления, который размещался на берегу тихой речушки Скрипицы, притока Припяти, в том же году похищено два пуда взрывчатки — аммонита, сто пятнадцать детонаторов, сотни метров огнепроводного шнура. Весь этот материал предназначался дорожным управлением для подрыва на реке льда во время весеннего паводка.

В ночь на 6 ноября 1958 года загорелся сарай у пенсионера Семена Киселева, а вечером 9 ноября того же года в окно дома, где жил колхозник Николай Дубович, чья-то преступная рука бросила железный обруч с кирпичом. Никому из сидевших за столом серьезного вреда этот обруч не причинил, но праздничный вечер был испорчен, напуганные люди до утра не сомкнули глаз.

Осенью 1959 года сгорел сарай учителя Сергея Павловича Гаврилова. А ровно через месяц исчез из деревни Иван Полоз, дом которого поджигали еще раньше. Все поиски пропавшего результатов не дали. Сами обстоятельства его исчезновения остались для всех односельчан, в том числе и для его близких, необъяснимой загадкой.

В октябре 1961 года на крышу дома участкового уполномоченного милиции Александра Гусевича кто-то бросил взрывчатку — самодельную мину. Сам Гусевич был тяжело ранен. Жена и дети не пострадали благодаря счастливой случайности: часть потолка, которая обрушилась от взрыва, застряла на спинке железной кровати, где они спали.

В ночь на 8 ноября 1961 года в деревне Кольно был снова пожар: горел дом колхозника Василия Пашкевича. Еще до этого во дворе Пашкевичей ночью прогремел выстрел. К счастью, ни при пожаре, ни от выстрела никто не пострадал.

А вот следующей после пожара ночью выстрелом из охотничьего ружья был ранен работник милиции Дмитрий Озерчук, который жил в Житковичах.

В ночь на 5 декабря 1961 года произведен выстрел в окно колхозницы Елены Солоповой.

И наконец, в канун Первого мая и во время майских праздников 1962 года было взорвано здание, где помещались районное отделение милиции и районная прокуратура.

Такова была общая картина преступной деятельности лиц, установить которых долго не удавалось. Нельзя сказать, чтобы местные работники милиции и прокуратуры не принимали мер к их розыску и раскрытию преступлений. Однако, тщательно изучая материалы расследования, которое проводили районные, да и областные, гомельские следователи, Михаил Константинович Карпович все более и более убеждался, что следствие велось неквалифицированно, поверхностно. Выяснилось, что некоторые, как говорят юристы, эпизоды из приведенных выше даже не зарегистрированы. Другие представлены как случайные и квалифицировались соответственно этому совершенно неправильно.

Так, дело о хищении взрывчатки из склада дорожного управления было прекращено «из-за необнаружения преступников по истечении месячного срока с момента возбуждения дела». Следственные органы передали в суд материалы о привлечении к ответственности дорожного мастера Головко, который был осужден к трем месяцам лишения свободы «за халатность при хранении взрывчатых веществ». Самое главное же — истинные преступники не только не понесли никакого наказания, но и не были обнаружены.

Работника милиции Озерчука, который получил огнестрельное ранение, следователь обвинил в браконьерстве. Он выдвинул такую версию: Озерчук этой ночью отправился на пруды рыбхоза ловить рыбу, а сторожа открыли огонь по злоумышленнику.

В ту ночь на прудах сторожа действительно стреляли: им показалось, что кто-то ставит сети. Так ли это было, нет ли — неизвестно, сторожам задержать никого не удалось.

И, приняв придуманную им версию за вполне доказанную, подтвержденную неопровержимыми фактами, следователь делает вывод:

«Гр-н Озерчук был ранен не у себя во дворе, как он утверждает, и не с целью мести, как он предполагает, а получил ранение во время незаконного лова рыбы на прудах рыбхоза «Белое», и причинение телесных повреждений Озерчуку со стороны работника рыбхоза является правомерным и исключает состав уголовного преступления...»

Михаил Константинович читал эти документы и с горечью думал: чего в них больше — юридической безграмотности или халатного отношения к своему делу, к своей профессии, к защите людей, наконец?

Ведь этого следователя не смутили даже такие факты: сами сторожа категорически отрицали, что они стреляли в людей — «пальнули вверх, чтобы попугать». И далее: самодельная картечь, извлеченная из груди Озерчука, даже близко не походила на заряды, которыми пользовались сторожа рыбхоза.