Читаем без скачивания Новый Мир ( № 2 2006) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы не голосил о каком-то неведомом чуде
Этот в грязном х/б надоевший кругом фалалей.
Торопитесь, медбратья, сомненья отбрось, участковый,
Вам ли знать, как рыдать, как летать над отчизной ему,
Да поверх рубежей, с этой песней, такой “непутевой”,
Как любовью души наполнять неохватную тьму.
Вам ли думать о том, что трудиться печальником — важно!
Вам ли ведать о том, что за эти мотивы тоски
Вам в аду, что придумал не Босх, будет менее страшно,
Вам на каплю простят, как прощают порою долги.
Потому осторожнее с этим безрадостным малым,
Ибо он, а не вы — наш заступник и наш проводник.
…Газанула и скрылась машина с больным и усталым.
Стало тихо окрест, даже ветер пронзительный сник.
* *
*
Как намечалось много,
Сложилось мало как:
Мерещилась дорога,
А выпадал — кабак.
Как верилось: питомец,
Представь, питомец муз!
Сам А. Г. Б. — знакомец,
А это, братец, — плюс.
Хотелось с Огаревым,
А выходило с тем,
Кто прятался под кровом
Дешевеньких проблем.
Гарибальдийцем — мстилось
В инакий мир уйти,
Но чаще, Боже, пилось
В пивнушках, взаперти.
Смотри, Создатель, как мы
Ползем из мрака в мрак,
Ну никакой в нас тямы:
Тот грустен, сей чудак,
И все ко мне подходит,
Ко всем таким, как я,
Кто возле ходит-бродит
Кастальского ручья.
Не порицай, Всевышний,
За слабость и грехи,
За этот сумрак книжный,
За глупые стихи.
Мы все бредем во мраке,
Отраден мрак подчас.
Как мелки наши страхи,
Как мельтешит Парнас…
Из литературной жизни
Как Писемский Катенина костил! —
Мол, парвеню, хвастун и алкоголик,
Несносный волокита, злой зоил
(Умел А. Ф. достать иных до колик).
Умел старик сказать не в бровь, а в глаз,
Не в лучшем виде описал в романе
Того, кто зрел воочию Парнас,
Того, кто пел охотнице Диане,
Того, кто — было! — Пушкину дерзил,
Того, кто спорил с автором “Людмилы”,
Того, кто над Кавказом песней плыл,
Спиртным сжигая волюшку и силы.
Конечно, резонер, конечно, плут,
Тщеславья сын, надменности приятель,
И фантазер, и страшный баламут,
И Мельпомены пылкий обожатель.
Полка Преображенского солдат,
Участник Бородинского сраженья,
Сквозь тьму веков я высказать вам рад
Не осужденье, а благодаренье
За то, что открывали мне глаза
На тех, кто не вчера увидел Лету,
За драйв “Софокла”, за “Убийцу”, за
Те небеса, что свойственны поэту.
* *
*
С московского (с какого — все равно)
Вокзала я отправлюсь в эту среду,
Другое буду за окном кино
Я лицезреть, как некую победу
Над повседневьем. Может быть, и так.
Пускай поля, холмы и леспромхозы,
Леса и горы мой тревожат зрак,
Ну и, конечно, вызывают слезы.
Я буду воскрешать своих друзей,
Припоминать классические строки,
В которых и Кащей, и Колизей,
И важный Рим, и терем у дороги.
В которых от Полонского привет,
В которых тень Случевского и что-то
Печальное, чему названья нет,
Какая-то трагическая нота…
Я выпью в ресторане коньяку —
Армянского, французского? Не важно.
Я ключевое загоню в строку,
Мне будет одиноко и отважно.
Мне будет одиноко? Нет и да…
Мне будет — хорошо и одиноко.
Со всех вокзалов мчатся поезда.
Блестит звезда. Влечет-зовет дорога.
* *
*
Никакого мне счастья не надо,
Даже винчика и шоколада —
Хмурый врач выпивать воспретил.
И блудить, чай, позорно и поздно…
Как запущенно все, несерьезно —
Это правильно, а, Гавриил?
Между мной и Фортуной-богиней
Не сложилось, как треплются ныне,
Вот такой, черт возьми, коленкор.
Между мною и радостью — мраки,
Лай бродячих, и ругань, и драки,
Ну и ворона крик: “невермор”.
Никакого мне счастья не надо.
Небо яркое — вот и отрада,
Запах роз — я доволен вполне,
Да Георгий Иванов под мышкой,
Не расстанусь с печальною книжкой —
Это роком прописано мне.
Сумасбродствует ветер округи,
Вот и сумерки — вечера слуги,
С этим буду я жизнь доживать.
И другого, архангел, не надо,
Небо темное — тоже отрада.
Буду звезды сегодня считать.
Poste restante*
Расскажи про меня знатокам, прочитавшим впервой
Те слова, что горчат, что искрятся счастливой волшбой.
Распиши чужакам и поэтам другим расскажи,
Как в России гулял, как звенела кифара души,
Как я облаком стал, как давно обретаюсь в мирах,
Что плывут высоко и лучатся в особенных снах.
Сохрани виноград моих слов, сохрани абрикос
Сочной рифмы, что так доставала любимых до слез,
Сохрани в кладовой своей памяти яркий мотив,
Как недолгую жизнь я упрятал в загадочный миф.
Поколению NEXT растолкуй, что возник в кабале,
Как швырял эту жизнь и уродовал сердце во мгле,
Как меня провожало нетрезвое солнце домой
И мурлыкала жизнь, притворяясь белужьей икрой,
Как таился в больничке, где пела с надломом братва
И “Таганку”, и “Мурку” — какие блуждали слова!
И тогда уяснишь: я в тебе растворен навсегда
Этой музыкой сфер, что за горло брала города.
* До востребования (франц.).
Два рассказа
Карасев Александр Владимирович родился в 1971 году. Окончил Кубанский государственный университет. Печатался в “Новом мире”, “Октябре”, “Дружбе народов”. Живет в Краснодаре.
Печатается с сохранением авторской орфографии и пунктуации.
МАРШ ПРЕОБРАЖЕНСКОГО ПОЛКА
А. В.
Саня Войтов два раза чуть не убил человека. Нет, не в Чечне... про Чечню я не знаю.
Первый раз, когда он не отошел еще от войны и был дерганый. Тогда Серега Ершов, друг его, тоже из Грозного с миссией: “примите мама вашего сыночка в полной комплектации и упакованного в цинк”. Да еще и винил себя Серега за смерть этого солдата, недоглядел...
Войтова и Ершова после университета на два года забрали в армию офицерами. У нас многим с курса повестка приходила, мне тоже, но все как-то отмазались. Жеке Исаковскому пришлось даже в аспирантуру поступить. А эти двое всегда отморозками были. Вот и командовали взводами, и как раз попали под вторую кампанию.
Ершов только в полк приехал и через два месяца в Дагестане оказался. А там... “господи святы”... “град” фигачит, “вертушки” заходят, кто-то в отдалении пригорок штурмует, раненых тащат на носилках. Позже и сами в атаку пошли — ужас, в общем... А потом еще ужасней — Грозный... Войтов хоть послужил с год до командировки, а Серега сразу встрял. Солдаты его так Серегой и называли. А чего с него взять после военной кафедры? где раз в неделю учебник по тактике переписывают в тетрадку.
Понятно, напились тогда пацаны не на шутку. Понятно, разговор вышел на бровях. И Серега полез с кулаками — за прошлые обиды взъелся. А Войтов за табурет. И по голове Серегу с размаху. Хорошо, вскользь пришелся удар. И второй раз замахнулся... добить... Инна, жена, остановила — спасла Серегу от смерти, а мужа от тюрьмы... Откуда Инка взялась только тогда? спала ведь уже в другой комнате. А вот взялась.