Читаем без скачивания Австрийская площадь или петербургские игры - Андрей Евдокимов

— А кто выиграет?

— Как кто? Конечно, Яковлев, Яковлев Владимир Анатольевич. Вы ведь его хорошо знаете, гораздо лучше, чем можно предположить. — Кошелев намеренно хитро улыбнулся Петру. — Будем считать, Петр Андреевич, что договорились. Понимаю, вам нелегко придется — хлопоты, расходы и всякое такое. Вот, я вам принес, пересчитайте — здесь ровно две тысячи долларов. — Кошелев очень осторожно, как бы опасаясь помять, вынул из кармана деньги. Петр привычно потянулся, чтобы взять, но в последний момент остановился, заметив блеснувшие глаза Кошелева. Тот на секунду замер, а потом, как ни в чем не бывало, положил деньги на стол перед Петром.

— Вы уж, пожалуйста, пересчитайте, — едва заметно занервничав, попросил Кошелев, — деньги счет любят. Если можно, считайте вслух, чтобы не пришлось пересчитывать…

«Он же записывает наш разговор, а на купюры насыпал эту дрянь, которая светится под ультрафиолетовой лампой», — догадался Петр, и ему вдруг стало смешно.

— Заходи, заходи, — крикнул он заглянувшему в дверь Чернову, — мы уже заканчиваем.

— Пора подписывать номер в типографию, — сказал Чернов. — И потом… там двое каких-то подозрительных мужиков по коридору шастают.

— А милиционер на что? — спросил Петр.

— Говорит, что они из органов, но как-то мнется.

— Ну и черт с ними, пусть шастают. — Снова нахлынул страх, он понял, как близко прошла беда. Еще секунда — и он бы взял у Кошелева деньги. Тут бы его и накрыли с поличным — взятка!

— Не уходи, присядь, — велел он Чернову. — Видишь, Павел Николаевич хочет напечатать у нас рекламную статью…

— Константинович, Павел Константинович! — раздраженно воскликнул Кошелев.

— Он и денежки принес, наличные, долларами, — не обращая на Кошелева внимания, Петр нажал на пульте кнопку и распорядился, чтобы кто-нибудь пришел принять в кассу оплату рекламы.

Девочка из бухгалтерии наотрез отказалась брать валю ту, сказав, что надо сперва поменять ее на рубли.

— Сходи, Алексей, с Павлом Константиновичем, обменный пункт рядом. Успеете — он до восьми работает!

Петр проводил их до выхода на улицу, заметив, как следом вышли двое. У обоих под мышкой одинаково оттопыривались пиджаки, и выглядели они растерянными.

— А статью, которую вы заказали, мы обязательно напечатаем, — серьезно сказал Петр. — Павел Константинович, приходный ордер на какую организацию оформлять?

2.5. Короткая майская ночь прошла незаметно

Было уже очень поздно. Редакция опустела.

Петр вышел в коридор и велел дремавшему милиционеру проверить, как заперты двери. Он понимал, что вряд ли кто-нибудь нападет на него здесь, в редакции, но беспокойство и страх не отпускали. Он боялся не только оказаться один в пустой и пыльной квартире, но даже просто выйти на улицу ноги тотчас отзывались отвратительной слабостью, и выступала холодная испарина.

Некоторое время Петр лежал на коротком диванчике. Черная, под кожу обивка казалась прохладной, но потом нагрелась, и он беспокойно ворочался, надеясь заснуть.

В конце концов маяться надоело. Он встал, включил чайник и отыскал банку растворимого кофе. Первую чашку выпил, обжигаясь и не ощущая вкуса. Вторую на треть разбавил марочным армянским коньяком и только тогда почувствовал ясность, которая всегда предшествовала удачной работе. Он не раздумывал, о чем и для чего напишет, — слова складывались сами собой из всего, что случилось за этот день:

«Новым „ленинградским делом“ Петербург обязан… мэру»

Петру не приходилось выдумывать, он только записывал то, что слышал утром и запомнил. Но это был уже не дребезжащий, с хрипотцой голос Беляева; как будто кто-то другой диктовал фразы, отбивая строчки и абзацы редкими и глухими ударами.

«Эти и другие многочисленные правонарушения, совершенные Собчаком, составляют целостную картину. И общественность имеет право знать о них, особенно накануне решающего голосования, от результатов которого зависят благополучие горожан и судьба нашего города.

Отвечая на вопрос о возможности судебного разбирательства в связи с его выступлением, Беляев ответил: „Пусть нынешний мэр подает иск. Суд с интересом рассмотрит заявление подследственного гражданина Собчака против губернатора Беляева“…

Ну что же, время покажет, станет ли Александр Беляев губернатором и доведется ли профессору юриспруденции Собчаку стать субъектом уголовного процесса и на себе испытать все процессуальные тяготы долгого и сенсационного следствия».

Петр перечитал и поставил точку. Он налил полчашки коньяка и выпил. Возбуждение не отходило, и Петр не чувствовал усталости. Он подошел к окну: дома были темными, без единого огонька, а небо над ними мерцало от множества ярких звезд. Разложив на столе переданные Микиным записи, Петр снова сел за компьютер.

«Булгаков был провидец. Как это он написал: „Люди они хорошие, но квартирный вопрос их испортил“?» — подумал он, отстукивая на клавиатуре первые фразы следующей статьи: «Пятнадцатого декабря 1995 года министр внутренних дел, генерал армии Анатолий Куликов поставил последнюю подпись на совместном распоряжении МВД, ФСБ и Генпрокуратуры России о создании межведомственной следственно-оперативной группы для расследования фактов коррупции в мэрии Санкт-Петербурга…»1

В милицейских бумагах было так много колоритных подробностей, что Петру оставалось только расположить факты в нужном порядке. Изложение получалось густым и вязким, как клей из крахмальной муки, на который после войны клали обои. Петр не пропустил ни одного из тех, кто был упомянут Микиным, бессильная злость водила его рукой, вытесняя все остальное.

Он думал, что не сможет напечатать то, что написал, что публиковать это нельзя, нельзя ни в коем случае. Слишком крепко он связал себя с командой мэра. Конечно, можно предложить в другую газету, но каким бы псевдонимом он ни воспользовался, его стиль все равно узнают.

Небо за окном стало светло-фиолетовым, когда Петр собрал и аккуратно разложил написанное. Потом он лег на диван и тут же провалился в тяжелый, беспокойный сон.

Ему показалось, что он проснулся. Большой черный пес носился из угла в угол, задевая мебель и негромко повизгивая.

— Замолчи, нечисть! — прикрикнул на собаку Петр, подумав, что надо бы открыть двери на улицу.

Вдруг пес напыжился и стал разбухать вверх и вширь, как пузырь с густой, щетинистой шерстью. Комната наполнилась душащей, коричневой мглой, и Петр почувствовал, что задыхается. Но это продолжалось недолго. Дымный туман вытянулся в открытое окно, и когда он окончательно рассеялся, Петр увидел сидящего напротив Кошелева.

— Ну, вы меня совсем запарили. Целый час искал обменный пункт и, конечно, опоздал. И зачем вы, Петр Андреевич, затеяли всю эту кутерьму? Вы, видно, решили, что хочу поймать вас на взятке? Рассудите сами: зачем мне сажать вас в тюрьму?

— Вербовка, — откашливаясь, прохрипел Петр. — Вы хотите меня завербовать!

— Бросьте, я и без этого сделаю с вами все, что хочу. И кому вы вообще нужны? Если понадобится, как миленький, запляшете на коротком поводке. Вы не Лоуренс Аравийский, и не таких вербовали!

«Так вот чем пес был начинен», — подумал Петр и спросил:

— Надо понимать, что вы в прежнем качестве? Но кому же теперь служите?

— Мелочный вопрос. Не ожидал услышать его от вас. Разве вам не безразлично название? Ведь это всего лишь сочетание букв. А я бы хотел, чтобы вы всерьез относились не к буквам, а к делу. Дорогой Петр Андреевич, смотрите в корень, в суть вещей, в их основу, и у нас все получится.

— Но есть же, должна быть какая-то специальная атрибутика: рыцари плаща и кинжала, орден меченосцев, наконец, — холодные руки и горячие сердца, смотря, как кого зовут. Так кто же вы?

— По большому счету, борьба добра и зла никогда не прекращалась. Порой она затихала, чтобы вскоре вновь вспыхнуть с новой силой. — Кошелев пересел на край дивана и склонился над так и оставшимся лежать Петром. — Нас называли империей зла и поэтому шельмовали, как могли. У них была простая и понятная цель- развалить нашу систему. Они своего добились. Но вы же честный человек, Петр Андреевич! Неужели у вас не болит сердце, когда вся страна разворовывается, а во власти — сплошь проходимцы и взяточники?

— А вы? Вы ведь тоже — власть, именно вы управляли нами. Только не говорите, будто вы работали в мэрии, чтобы разоблачать хапуг, — не поверю! — возразил Петр.

— Моя задача была очень простая: выявлять проявление центров идеологической диверсии. И пресекать! Если есть в городе два-три обиженных на меня человека, то они, по сути, были и остаются пособниками наших врагов. А сейчас я направлен на то, чтобы помогать…

— Кем направлен? — перебил Кошелева Петр.