Читаем без скачивания Призраки прошлого (СИ) - Томилова Мария

— Говоришь не маленькая, а поступки пятилетнего ребенка. Живо ложись, вытяни руки перед собой! — рявкнул отец, сжимая крепче рукоять кнута.

Он мог бить вспарывая кожу до крови и рваных рубцов, но при всей свирепости сек не в полную силу, однако, боль даже для ее выносливости выдалась непомерной. Первые два удара беззвучно рыдала, что есть мочи крепилась не издавать унизительных стонов при посторонних. Удержалась, скрипя эмалью зубов. При третьем — гулко замычала, прокусив до крови губу, на четвертом отчаянный крик пронзил тишину окрестностей замка. На нежной коже спины выступили продолговатые алые полосы. Удары попадали в разные места, не пересекая друг друга. Жгло невыносимо!

— Нарушение Устава и запретов караются жестко! — кричал комендант, со свистом раскручивая кнут. — Прошу учесть на будущее всем, кто не понял: здесь я — хозяин и ваш начальник в одном лице! Со всяким, нарушившим правило, поступят подобным образом!

Пять, шесть… Свист и хлесткий щелчок. Последний рубеж пережить, превозмочь без мольбы о прощении и всплеска неконтролируемых конвульсий. Жалобный вопль утонул в гробовом молчании, пальцы вцепились в доски с таким давлением, что ломались ногти. Царившую тишину пробивали порывы ветра, тяжелое дыхание отца, да хохочущее карканье огромного смоляного ворона. Птица увлеченно наблюдала за развитием драмы с парапета кровли комендантского дома, любознательно вращая головой и хищно поблескивая антрацитовыми глазищами. «Ха! Ха! Ха! Добегалась! Доигралась! Допрыгалась! Смотрите все! «Звезда» бастарда летит с небес на дно океана!» Слава Святым, никто не видел ее виноватую физиономию: спутавшиеся пряди волос накрыли лицо плотным щитом. Сквозь пелену проступающих слез расплывались танцующие яркие пятна костров, разложенных по углам заснеженной площадки. Соленые дорожки застывали на щеках и опадали хрупкой крошкой.

Принесли ведро воды, у поверхности которой клубился пар. Отец плеснул на спину, смывая мгновенно заледеневшую кровь из выступивших на коже порезов. Увечья защипало, прошивая насквозь новой вспышкой боли, от чего зажмурилась, а в глазах запрыгали мириады светлячков в перемешку с зеленовато — красными кругами неправильной формы.

— Вон! — скомандовал он, ставя точку в экзекуции провинившейся дочери. Франциска спешно прикрыв ее наготу полушубком, подхватила под локоть и помогла вернуться в дом. Голова кружилась, заколачивая хаотичным сердцебиением ошеломленной жертвы, разбитой на множество осколков.

Четверть часа спустя младшая сестра скрупулезно промакивала раны мягким полотном и старательно накладывала заживляющую мазь, выпрошенную у Скалона. Сам он, понятно, не сунулся. Побоялся запачкать руки, запятнать репутацию контактом с недостойной девчонкой.

После пережитой трепки Лейя ни произнесла вслух ни единого слова. К счастью, к ней не приставали: в душу не лезли, не утешали, не заглядывали в горящее лицо, с распухшими от влаги глазами. Так прошло два дня в полной изоляции практически без воды и упорно отвергаемой пищи. Спала на животе, ибо даже малые повороты доставляли нестерпимые страдания. Потихоньку научилась вставать, передвигаться по комнате, избегая прогибов в спине и натяжения кожи. Общее состояние оставалось депрессивным, близким к смерти — привычный мир исчез, оставляя горькое привкус отвращения и ноющей пустоты. Выводы были просты: на мысе никогда не стать счастливой, все хорошие начинания грубо обрываются. Человеческая жизнь не стоит ломаного гроша. Ничтожества торжествуют, достойных людей стирают с лица земли.

За окном мягко падал снег и раздавался заразительный смех дочери Скалона. Пара лучников играла с ней в снежки, перебрасываясь ими сквозь открытую решетку калитки стены гарнизона.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Комок снега Питера Фалька стукнул по пушистой шапочке Амины, угодив ей в самый затылок.

— Ну, держись! — пригрозила та, и кинула ответный шар, но промахнулась!

Мечник оказался изворотливым и ловким, вовремя пригнулся. Несколько арбалетчиков, предварительно заготовив целый арсенал «боевого орудия» разразившись хохотом метали без остановки.

В утепленном плаще неподалеку, робко топталась Арья, пряча кисти в меховую муфту.

— Иди к нам, тут весело, не бойся! — крикнула Амина и махнула рукой в свою сторону, приглашая младшую Сойлер присоединиться к игре. Та отрицательно качнула головой и побрела в дом.

В этот момент Лейя ощутила себя мертвой, полностью стертой и равнодушной к радостям жизни, и наслаждениям, даже к таким простым и естественным, как получает Амина. Ладно она, а что с сестрой?

Приготовила перо и чернила, а из сундука достала заброшенный дневник. Вести регулярно давно перестала: нет смысла дублировать события, марать бумагу испестряя ее упоминаниями одних и тех же лиц, однообразным скудным меню, пересказом плоских шуток и бессодержательных разговоров. Покусав кончик пера, указала дату и написала краткую пометку:

«В.М. неожиданная встреча под вечер. Живые чувства. Восторг! Утром наказание. Плети раскаяния не вызвали, лишь прибавили твердости относительно правильности поступка».

Полистав немного, спрятала тетрадь под тяжелую кованую крышку и заперла на ключ. Ожившая плоть потребовала пищи. Пустой желудок отозвался урчанием, напоминая о резко накатившем, нешуточном голоде. Молодой организм бунтовал против угнетения, жаждал пополнить потраченные ресурсы живительными соками. Накинув шаль из белого козьего пуха спустилась в кухню, где у Франциски кипело на очаге что-то аппетитное, вроде супа. От источаемого аромата засосало под ложечкой и закружилась голова.

На скрип дверных петель рейна обернулась, ее лицо озарилось приветливой улыбкой.

— Хвала Всевышнему! Думала, не скоро оправишься, но ты ведь сильная девочка. Садись, моя шайна. Сегодня мясная похлебка с ячменем. — Вытерла руки полотенцем, наполнила тарелку горячим содержимым из котла и подала на подносе вместе с большим куском ржаного хлеба.

— Как себя чувствуешь?

— Сносно.

— Ешь. Ешь, милая, поправляйся. Когда еще появится мясо, за него на базаре дерут в втридорога. Этьен сетует на убывающее продовольствие в резервуарах. Он озадачен, как быть дальше. Последний обоз из Астры пришел налегке. Яиц, сыра прислали мало, а мяса же всего двадцать фунтов на месяц, на такую прорву солдат. Скоро останется соленая рыба и маринады. Мука плохая, горькая. Похоже мельники полыни подмешали? Тесто почти не клеится и рвется в руках.

Повар Этьен прав: год выдался неурожайным, лето холодным с частыми проливными дождями, дело усугублялось поборами Роана. В такие зимы крестьяне отчаявшись, употребляли в пищу кору с деревьев, а населению гарнизона, в том числе солдатам существенно урезали пайку.

Ела медленно, не поднимая головы, наслаждалась похлебкой. Ей не хотелось вникать в подробности перебоев с продовольствием и ловить сочувствующие, жалобные взгляды Франциски. Знала, что та опекала их с сестрой, в ее обществе испытывала приятную теплоту, заботу и отвечала тем же.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Отдаленные шаги предвещали приближение отца. Вот его меньше всего ожидала увидеть: столкнуться нос к носу после унизительной выволочки, событие не из приятных. В этот час он, как правило, занят, однако нашел время… для чего?