Читаем без скачивания Ночные сестры. Сборник - Валентин Черных
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Во сколько прислать машину? — спросила она. — Ты же завтра отправляешь своих в деревню.
— А это удобно, — спросила я, — использовать машину в не служебных целях?
— К президенту компании машина прикреплена на две рабочие смены, — пояснила Настя. — Отправить на отдых мать и дочь президента — это служебная цель, потому что сохраняется время президента, которое стоит в сотни раз больше зарплат шоферов, стоимости бензина и амортизации техники. Шоферу я адрес сообщила.
— Тогда к восьми утра. Поезд в девять двадцать.
Настя кивнула и сделала пометку в блокноте.
— Машина у подъезда. Шофера зовут Коля.
На «мерседесе» Коля, слишком полный для своих двадцати с небольшим лет, вез меня домой.
— Остановитесь здесь, — попросила я его.
— А почему не к подъезду? — спросил он.
— Я не хочу, чтобы соседи считали меня валютной проституткой.
— Сейчас нет валютных, — пояснил Коля. — Берут и в рублях, но по курсу доллара, естественно.
— По личному опыту знаешь?
— От знакомых. Я, как только мне исполнилось восемнадцать, сразу женился. Боялся СПИД подхватить. Но сейчас в этом бизнесе цены очень упали. Конкуренция. Украинские дивчины цены сбивают. Для них сто долларов — деньги.
«Для меня тоже, — подумала я. — И очень большие».
Часть ночи у меня ушла, чтобы погладить выстиранные матерью кофты, блузки, шорты Анюты. Кое-что пришлось подштопать. Бедность, конечно, не порок, но и радости не доставляет. Мне повезло. Когда Анюта начала взрослеть, молодежная мода переменилась, и джинсы, майки, свитеры, кроссовки стали униформой для подростков. Но года через два мне придется туго, когда потребуются туфли, сапоги, кожаные юбки.
Я легла в три ночи, встала в шесть, в семь подняла Анюту, и мы начали собирать вещи.
— Не набирайте много, — предупредила мать. — Самим придется таскать.
— На вокзал я отвезу вас на машине, — успокоила я мать.
— А какая марка? — спросила Анюта.
— «Мерседес-190Е».
— Жаль, что никто из девчонок не увидит, на какой машине я уезжаю. Ладно, выйду замуж за какого-нибудь крутого и буду ездить только на «мерседесе», ну, может быть, на «опеле».
— Не будешь. У тебя две тройки. Крутые на троечницах не женятся.
— Ну, мать, у тебя и взгляды! Нашу соседку Люську из девятого класса исключили, а за ней приезжает парень на «альфа-ромео». Замуж берут не за пятерки, а за красоту и обаяние. Я смотрюсь очень даже ничего и очень обаятельная. Я в первой пятерке красавиц школы.
— У вас пятибалльная система?
— И десятибалльная тоже, чтобы было меньше интриг.
— А учительницы тоже разбиты на пятерки и десятки?
— Да, — подтвердила Анюта. — Ты в десятке. Между восьмым и девятым местом.
— А кто на первом? И кто эти места определяет?
— На первом твоя подруга Римма. А определяют мальчишки-выпускники. Хотя странный у них вкус. Римма не отвечает международным стандартам: задница у нее ниже коленок, грудь — как у дойной коровы. Нет, не понимаю я пока мужчин.
— Идите завтракать, — позвала мать.
Мать приготовила мне и Анюте привычную яичницу с колбасой. Закупала продукты и готовила мать. Не знаю как, но ей удавалось уложиться в свою зарплату старшей медсестры. Моя зарплата и случайные подработки откладывались на летний отдых и самые необходимые покупки. Включая телевизор и открывая холодильник, я всегда боялась, что однажды экран не засветится, а холодильник окажется размороженным. На деньги, которые я получила от отца, я купила когда-то телевизор и холодильник. И в будущем ничего хорошего не просматривалось, на увеличение зарплаты учителям я не рассчитывала, а в чудеса не верила. Боже мой, какая тоска откладывать годами деньги на мебель, на хороший утюг, на видеомагнитофон. Молодые учительницы мечтали найти работу в преуспевающей фирме, выйти замуж за преуспевающего бизнесмена. Я тоже мечтала, но после тридцати стараюсь об этом не думать.
О том, что случилось в эти три дня, я тоже стараюсь не думать, чтобы не сглазить.
Я уже давно жила по принципу: делай все, что можешь, и будь то, что будет.
— Синий «мерседес» у подъезда, — сообщила Анюта, выглянув в окно.
Пока Коля помогал грузить вещи, Анюта прохаживалась возле машины, поглядывая на окна, надеясь, что подруги увидят, на каком автомобиле она уезжает, но подруги в это раннее утро еще спали.
Мать села на переднее сиденье. Все эти дни она не спрашивала об отце. Если бы я рассказала, она могла бы высказать свое мнение, но ее мнение меня не интересовало.
На вокзале Коля взял носильщика, который внес вещи в вагон. Я попыталась расплатиться, но Коля сказал:
— Не надо. Фирма оплатит. — И потребовал у носильщика квитанцию, которой у того не оказалось.
— Потеряешь работу, — спокойно сказал Коля на возражения носильщика о его жлобстве.
Уже в вагоне мать напомнила мне:
— Я жду тебя через неделю.
— Не жди, — ответила я ей. — Я или буду помогать отцу, или пойду торговать овощами, иначе мы эту зиму не сведем концы с концами.
— Ну, а за помощь-то он тебе платить будет?
— Мать, — сказала я ей, — если бы ты заболела, неужели бы ты платила мне за то, что я ухаживаю за тобой?
Мать не нашлась, что ответить.
Я попрощалась, и мы с Колей пошли к платной стоянке, на которой Коля поставил «мерседес». Носильщик прибежал, когда мы выезжали.
— Подавись. — Он протянул квитанцию.
— Извинись, или не возьму, — ответил Коля. — А то, что я не взял, ты не докажешь, свидетелей у тебя нет, а у меня есть. — И тронул машину.
— Извини, командир, — выдавил из себя носильщик.
— Где ты этому научился? — спросила я.
— У Ивана Кирилловича, вашего отца. Я у него многому научился.
Я тогда впервые подумала, что я-то сама у отца научилась немногому, хотя, как выяснилось потом, я взяла у него главное — характер.
В офисе меня уже ждали Настя и Малый Иван. Мы прошли в комнату отдыха, и Малый Иван вложил мне в ухо крохотный наушник, спрятал шнур в волосы и начал объяснять:
— Ты слушай и молчи. Когда тебе будет нужно что-то сказать, я подскажу. Но в объяснения не вдавайся. Только реплики.
— А если они услышат твои подсказки?
— Это услышать невозможно. Проверим.
Малый Иван ушел в свой кабинет. Я пока поправила бант на блузке, причесала волосы и услышала голос Ивана:
— Так слышно или усилить громкость?
— Слышно. А если это устройство отключится?
— Извинись. Объяви перерыв. Или нажми красную клавишу, и Настя тут же тебя вызовет вроде бы к телефону. Система немецкая и хорошо отлаженная.
Я сидела в комнате отдыха и ждала сигнала Насти. Наконец загорелась красная клавиша.
— Все собрались, — сообщила Настя.
Я досчитала до тридцати и вошла в кабинет. Совет директоров был в полном составе.
— Доброе утро, — сказала я.
— Доброе утро, — ответили мне.
Некоторые добавляли: Вера Ивановна или госпожа президент. Я видела на лицах усмешки, иронию, снисходительность.
— С этого дня, — сказала я, — несколько меняется начало утреннего ритуала. Вы привыкли, что вами руководит мужчина, теперь перед вами женщина. Когда входит женщина, мужчины обычно встают. Отрепетируем раз и навсегда.
Я вернулась в комнату отдыха, вышла снова и сказала:
— Доброе утро.
Все встали, но ответил только Заместитель:
— Доброе утро, Вера Ивановна.
— Доброе утро, Александр Петрович! Начинайте совет.
Я добросовестно пыталась понять суть спора, который тут же возник между Ржавичевым и Бессоновым, но ничего понять не могла. Заместитель делал пометки и не вмешивался в спор. И тут в наушнике я услышала голос Малого Ивана:
— Чего они топчутся на одном месте? Этими разработками службы займутся в рабочем порядке.
— Не будем топтаться на одном месте, — сказала я. — Этими разработками службы займутся в рабочем порядке.
И сразу возникла пауза. Теперь все смотрели на Заместителя.
— Я согласен с Верой Ивановной, — спокойно отреагировал Заместитель. — Продолжим.
Вставали и говорили директора. Некоторые отделывались короткими фразами: что сделано и что будет сделано в ближайшее время.
Длиннее и пространнее всех говорил Бессонов.
— Полная херня, — услышала я в наушник.
— Полная херня, — повторила я, спохватилась и сделала попытку поправиться: — Извините, я хотела сказать — полная ерунда. Бессонов, что вы предлагаете конкретно?
И снова повисла тишина, все смотрели на меня.
— Я все сказал, — ответил Бессонов поспешно.
— Даже я, полная дилетантка, поняла это, — сказала я, забыв о предостережении Малого Ивана отделываться только репликами. Я не знала, что говорить дальше. Но меня выручил Нехорошев.
— Когда член совета директоров уже в течение года несет полную херню, здесь я согласен и по сути, и терминологически с исполняющей обязанности президента компании, ему надо сказать об этом прямо. Очень жаль, что никто из нас на это не решился раньше.