Читаем без скачивания Крючок для пираньи - Александр Бушков

— Володя, пойдем-ка в кабак, обмыть радужные перспективы…

Как Мазур и ожидал, майор повел его не в кабак, а к их облюбованному местечку у окна, где, надо полагать, никто еще не додумался установить микрофоны.

— Ну, и как тебе визитер?

— Черт его знает, — сказал Мазур. — Денежки, по-моему, у него настоящие…

— Вот и мне так сдается… Интересное кино. Еще один охотник за стульями объявился, тебе не кажется?

— А если это и есть загадочный противник?

— Не думаю, — сказал Кацуба. — Сам не знаю почему, но интуиция подсказывает, что на сцене появилась совершенно новая маска. Понимаешь ли, он не вяжется с уже имевшими место чисто силовыми акциями — сожгли музей, напали на тебя утречком… Что же, сообразив, что мы твердые ребята, прониклись уважением и решили принести деньги в клювике? Не верится…

— Тут я тебе, извини, не советчик, — сказал Мазур. — Во-первых, не моя епархия, во-вторых, нет у меня в с е й информации…

— Да я понимаю. Просто мне, Вова, тоже иногда необходим свой доктор Ватсон — чтобы не рассуждать самому с собой, в уме… Тебя такая аналогия не обижает?

— А, чего там, — сказал Мазур покладисто. — Пусть будет Ватсон… Ты ведь его подставил, а?

— Ну конечно, — с беззаботной улыбкой сказал Кацуба. — Если он и есть «враг номер один», хозяин микрофонов — с ним ничего не случится, а мы завтра утром узнаем, на чем порешили в столице. И наконец-то получим конкретную персону для разработки. А если этот хлыщ не имеет отношения к авторам силовых акций — возможны интересные неожиданности. Владельцы микрофонов о нас заботятся — на свой извращенный манер, правда, но все равно… Нашего таинственного Дмитрия и его милицейского друга хлопнули поразительно быстро. Вот и посмотрим…

— А если он завтра притащит пятьдесят тысяч?

— Вот тут уже открывается простор для комбинаций, — подумав, сообщил Кацуба. — Продумать все нужно идеально. Проще всего будет взять денежки — а потом взять заказчика за хобот в тот миг, когда он этакого хамства никак не ожидает… И потом, мы еще не знаем, что у Светки творится, до чего Роберт наш доискался… Пошли-ка, вытащу Роберта в кабак и побеседуем о наших новостях. Он уже должен вернуться.

Они спустились этажом ниже. Кацуба энергично постучал, потом повернул ручку. Дверь открылась легко.

Кацуба вдруг обернулся, поднес палец к губам. Мазур тут же вспомнил, в чем тут неладное: еще в машине, когда въезжали в Тиксон, Кацуба настрого наказал — оставаясь в номере, запирать дверь на ключ, а ключ оставлять в замке, во избежание разных сюрпризов…

Он заглянул в комнату через плечо майора. Ощутил сосущую опустошенность — н а ч а л о с ь…

Кацуба, сделав два упругих, бесшумных шага, оказался рядом с Шишкодремовым, застывшим в нелепой позе, — полулежит, верхней половиной тела припав к дивану, словно почувствовал себя плохо, успел дотащиться, а вот прилечь не хватило сил… Нагнулся, не делая ни одного лишнего движения, перемещаясь с быстрой грацией хищника, прижал два пальца к шее Шишкодремова пониже уха. Застыл на несколько секунд, глядя в пространство пустым, холодным взглядом, с напряженным лицом, прямо-таки жутковато контрастировавшим с реденькой интеллигентской бородкой. Теперь Мазур знал, с каким лицом майор убивает и как тогда выглядит…

Кацуба выпрямился, повелительно махнул Мазуру, и тот кинулся в коридор, на пару шагов опередив майора. Тщательно прикрыв за собой дверь, Кацуба отшатнулся от нее, замер в ожидании.

В высоченном прохладном коридоре стояла сыроватая тишина, с улицы не доносилось ни звука, и Мазур посреди этой сумрачной тишины почувствовал себя персонажем ночного кошмара, приснившегося кому-то другому. В голове назойливо крутилась фраза из какого-то фильма: «Мы все погибли здесь, выполняя приказ, мы все погибли здесь…»

— Все, — тихо сказал Кацуба. Лицо у него было мертвое. — Никого. Значит, н а м ловушку не готовили, и на том спасибо…

— Пистолет? — шепотом спросил Мазур.

— Нож, определенно. Под левую лопатку. Дельный удар, точный. Не лопух бил… Пошли. В милицию позвонить надо…

Глава пятнадцатая

Кабацкие напевы

Ресторан был под стать гостинице — исполинских размеров, занимал все левое крыло нижнего этажа. Хватало и толстенных колонн, и лепнины, и зеркал, а вот клиентуры не хватало, хоть ты плачь. Когда они пришли сюда впервые, сразу определили, с первого взгляда, каким именно манером администрация ввела свои новшества, протягивая ножки по одежке. Добрых три четверти великанского зала было погружено в полумрак, и столики там выглядели так, словно за них никто и не садился с момента торжественного открытия. Так оно наверняка и было. Чтобы попасть на ярко освещенную четвертушечку, приходилось пройти немалое расстояние в полутьме, слегка оживляемой негромкой вечерней жизнью, — у колонн вольготно обнимались парочки, в самом темном углу кому-то начищали морду лица, делая это хватко и почти бесшумно, без стандартных пьяных воплей, а значит, люди были по здешним меркам серьезные.

Оркестр был живой, по наблюдениям Мазура, начавший еще со вчерашнего дня праздновать какое-то эпохальное событие вроде двухсотлетия самогонного аппарата, — но держались лабухи относительно прямо и по струнам-клавишам, в общем, попадали. Через раз. Местный вокал представляла крашеная блондинка в коротеньком красном платье, энергично мотавшаяся по огромной эстраде, держа микрофон на длинном шнуре так, словно хотела повторить подвиг народовольцев — запулить воображаемую гранату в зал, на кого бог пошлет. Бомбометательница задорно выкрикивала:

А он такой,

Мой новый парень, просто чумовой!

Как водится, особого внимания на нее не обращали, только сидевшие у самой эстрады растроганно созерцали аппетитные ляжки заполярной дивы.

Кацуба аккуратно налил себе водочки, не усердствуя чрезмерно, задумчиво подержал стаканчик перед лицом, выпил залпом. Мазур деликатно полуотвернулся, разглядывая зал. Следовало оставить майора наедине с собой, он сам бывал в подобных ситуациях и прекрасно понимал, что должно твориться на душе у напарника. Всегда тяжело терять своих, в особенности если нет возможности расслабиться, нужно работать дальше… И никакое выражение сочувствия тут неуместно, все, что ты можешь сказать, непременно окажется надуманным и фальшивым.

Кацуба был профессионал. Он нисколечко не выбился из роли, лицо и движения оставались прежними, даже черная печаль в глазах свободно могла сойти за обыкновенную меланхолию — мало ли по каким причинам человеку легонько взгрустнулось?

— Глупо, — сказал Кацуба тихо, куда-то в пространство. — Из таких переделок выходил, а здесь, в заполярном улусе, нарвался…

Мазур помалкивал, прекрасно понимая, что никаких реплик не нужно, их от него и не ждут. Он только подумал: так оно обычно и бывает, нарываются в конце концов даже самые опытные, а те, что остался в живых, если предельно откровенно, горюют еще и оттого, что лишний раз подтверждается: бессмертных на этом свете нет. Как-то рывком вспоминаешь, что ты и сам не бессмертный, начинаешь примерять на себя деревянный сюртучок, всерьез задумываешься, что там, за порогом…

Он разглядывал зал, без труда определяя, где тут импортный народ, где отечественный. Дело, конечно, не в одежде, по ней не отличишь, не те времена. Немногочисленные забугорные индивидуумы держались так, как привыкли на исторической родине — придя в кабак, знали, что выполняют этакую светскую повинность, далекую от настоящего веселья. Народец же российский (изрядно разбавленный сынами гор) твердо знал, что хочет он кардинально иного — за свои денежки и себя показать, не боясь выглядеть малость придурковато, и других посмотреть, таких же.

Аллах ведает, как тут веселились в другие дни, но сейчас картина была относительно пристойная — под столом никто не валялся, не тащили танцевать из-за столиков чужих дам, а горный народ держался удивительно тихо. Причиной, конечно, стал Нептун — неподалеку за тремя сдвинутыми столиками восседала его компания, а сам он громоздился на почетном месте, в торце, озирая свое воинство с гордой уверенностью орла-атамана. Каковое чувство подпитывалось еще и тем, что левой лапищей он приобнимал столичную штучку Свету, по-настоящему стильную и яркую на фоне примитивненьких местных фемин. На него косились почтительно, избегая проявлять чересчур уж явный интерес к вызывающе скрещенным Светиным ножкам. Вряд ли Нептун знал слово «этуаль», но на чем держится авторитет, должен был соображать прекрасно. Мазур давно подметил, что бугай Гриша старается держаться со всей возможной светскостью — первый парень на деревне, захомутавший питерскую красотку, а питерская красотка, конечно, подыгрывала ему с незаурядным актерским мастерством. Идиллия, одним словом.