Читаем без скачивания Смерть под псевдонимом - Николай Атаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всю ночь на грузовиках подъезжали к штабу фронта снятые прямо с регулировочных пунктов девушки. Была среди них и Даша Лучинина. Узнав от Миши Бабина о грустных делах Славки, она помрачнела и до самого инструктажа бродила одна по улицам незнакомого ей городка. Сама не ожидала от себя такого.
Полковник принял девчат в 10.30. Он кратко рассказал им о том, как важно сейчас помогать ветеринарам в выявлении больных лошадей, следить за тем, чтобы обозы не скоплялись па переправах Потом он без всякого перехода показал регулировщицам три фотографии — Пальффи, Крафта и Ордынцевой Он откровенно объяснил, что враг осуществляет в тылу наших войск коварную операцию. — он только просчитался в сроках нашего наступления и теперь то здесь, то там оставляет следы. Противник неряшливо работает — и каждый из нас может легко наткнуться на него. Нужно быть бдительными.
— Как бы в темноте не оплошать! — поделилась своими сомнениями одна из девчат. — Проедет мимо, разве ж его признаешь!
А Даша Лучинина тихо, но внятно, от всей изболевшейся души сказала то, что надолго запомнилось потом Ватагину.
— Кабы на этих зверях, — сказала Даша, — шерсть отросла или щетина…
После инструктажа Ватагин побывал в Военном совете. И вскоре четыре контрольно-пеленгационные радиостанции, расставленные по широкому фронту в триста километров, включились в круглосуточное наблюдение за эфиром.
Вернувшись к себе, Ватагин вызвал Бабина и лично приказал ему прекратить дежурство.
— Отдыхать надо! — сказал он и тут же распорядился снабдить радиста билетом на концерт. — Девчат много понаехало, — улыбаясь, сказал он. — Пригласите, поухаживайте. Вот Дашу Лучинину позовите.
— Младший лейтенант Шустов сегодня к вечеру отбыл положенный срок ареста, — сухо ответил Бабин, как всегда не понимавший, где полковник шутит, где говорит всерьез.
— А, верно… — оживился Ватагин. — Скажите, пусть зайдет ко мне.
Славка явился к полковнику и отрапортовал, по своей привычке вытянувшись в струнку. Он думал, что Ватагин покажет ему на кучу бумаг, усадит за работу. Он бы и этому нынче обрадовался. Но полковник приказал разыскать регулировщицу Лучинину, устроить ей ночлег и… «Можете быть свободным!»
— Есть быть свободным! — бодро и вызывающе откликнулся Шустов.
Выбежав в парк, он стал разыскивать Дашу. Лейтенанты, автоматчики, шоферы сидели кто прямо на траве, кто на бугорках, оставшихся после нарытых немцами щелей. Регулировщицы, довольные неожиданным отдыхом, стайками прогуливались по аллеям, перебрасывались шутками с разведчиками. Славка проходил мимо девушек и каким-то шестым чувством понимал, что Даши среди них нет.
35
В этот же парк под вечер явился минер из саперного батальона.
Никто не знал, почему он вызван Ватагиным. Но он явился и сразу стал всем близок и нужен, как бывает с иными счастливцами во фронтовой жизни. И сразу все стали называть его Демьяном Лукичом.
Это был морщинистый, уже с проседью, сержант лет под пятьдесят. Прежде всего он хозяйственно осведомился: где ему сложить свой инструмент? Любителей подсобить нашлось много, но он никому не доверил ни миноискателя, ни щупа, а сам все укрепил в задке одной из машин, расставленных под деревьями. Затем он полюбопытствовал насчет помещичьих теплиц, заглянул в домовую церковь, фасадом выходившую в парк. А через некоторое время притащил откуда-то глубокое кожаное кресло. Он уселся в нем прямо посреди аллеи. Было видно, что пожилой минер рассчитывает на ночлег: он привык приходить «в гости» к пехоте, когда она готовится к броску и надо расчистить ей дорогу. Предстоящим делом он совсем не интересовался.
— Инструмент мой любимый — шшуп, — рассказывал Демьян Лукич всем, кому не лень было слушать. — Миноискатель — второе дело, а почему? Потому, что он деревянную мину не чувствует, а шшуп — тот сразу. Сперва обшшупаешь впереди себя, мины нет — ползи. Что бы он, вражья душа, ни применил, для меня безразлично. Какие бы фокусы он ни выставил, только осторожность нужна. Ты того себе в гордость не ставь, что знаешь. Шшупом тихонечко обшшупай, нет ли сурпризов — и ползи…
Даша Лучинина стояла неподалеку и слушала россказни пожилого дядьки. Каких только не повидала она на фронтовых дорогах и теперь безошибочно угадывала, кто настоящий. Этот был настоящий.
— Сержант, а ты знаешь, зачем тебя вызвали? — вдруг спросил один разведчик.
— Курить охота… — словно недослышав, сказал минер. Взгляд его скучно заскользил поверх голов.
«Вот молодец, отмолчался! — подумала Даша. — Разве такие вопросы задают в разведке?» Вдруг она резко обернулась. Кто-то сзади смотрел на нее в упор.
— Отпустили? — радостно прошептала она.
Позади стоял Славка. Он казался строгим, не похожим на себя.
— Кто этот дядя? — спросил он.
— Минер какой-то, вызванный… Пойдем?
Они быстро пошли по аллее. Славка искоса поглядывал на Дашу и очень страдал. Он не знал, продолжать ли ему быть вызывающе бодрым, каким он был только что у Ватагина, замкнуться на все застежки или довериться хотя бы одному человеку. Вот этой девчонке в застиранной гимнастерке с медалью на груди.
Внимание тем дороже, чем труднее минута. В темной аллее Даша взяла Славку под руку, и они быстро и молча прошагали до задней калитки с башенкой в конце парка. Когда возвращались так же быстро, Даша заглянула в его глаза.
— Где ночевать буду? — доверчиво спросила она.
— Можно в моей машине. — Глаза его потеплели от нежности. — Я уж не знаю… моя ли. Может, отчислят в резерв.
Возле радиостанции они наткнулись на Мишу Бабина. Он лежал, неудобно вытянувшись, на жесткой садовой скамейке. Встретил не очень-то приветливо: даже не шевельнулся. Полковник приказал отдохнуть и пойти на концерт. Бабин заставлял себя поспать хоть часок, но не мог и просто лежал окоченело на скамейке.
36
В этот вечер Слава и Даша долго шептались в помещичьем парке, на поваленном дереве, невдалеке от дремлющего радиста. Они вспоминали первые дни своего знакомства.
— А помнишь, как было на Украине, в распутицу? Нам, девчатам, из хаты лень за водой сходить — умыться. А ты подкатишь, бывало, под окна, шумнешь сигналом…
— Да, а ты выходила на крыльцо и таким сказочным, нежным голосом: «Езжайте-ка, товарищ младший лейтенант, за водой».
— А помнишь…
Что-то творилось с Дашей такое, что она не узнавала себя. Ее прежняя насмешливость в отношениях с Шустовым сменилась робостью. Она не знала за собой этого чувства, когда под бомбежкой рассаживала раненых по мимо идущим машинам, а в этот вечер робела. С чего бы это? Конечно, Слава — офицер, москвич, и сам собой красивый, и сапоги носит шевровые. Даже во тьме парка она не забывала при нем о своих широких, «мушкетерских», как он сказал, сапожках. И ей казалось, что в пилотке ее нельзя отличить от мужчин, и, когда она тихонько запела, ей казалось, что личико у нее такое равнодушное, пустопорожнее, да и нос облупленный. Но дело не в этом, а в том, что ей впервые по-бабьи было жаль его — какой он неудачливый… В этот вечер она впервые почувствовала, что Слава у нее один на свете. Так она никогда о нем не думала. И она была рада, что Славка наконец повеселел и разговорился. Она смотрела снизу в Славкины глаза и только поддакивала:
