Читаем без скачивания Происшествие с Андресом Лапетеусом - Пауль Куусберг

— Я давно хотел спросить у тебя, — обратился Пыдрус к гостеприимному хозяину. — Скажи, на том собрании, с которого меня выгнали, ты действительно искал своего хозяина?

Такого вопроса Лапетеус не ожидал. Он поразил его. Лапетеус хорошо помнил собрание, о котором шла речь. Сегодня еще он вспоминал о нем. Во время выступления Юрвена. Теперь Лапетеус понял, что Пыдрус не поверил тогда ему. Почувствовал, что если бы в тот раз они обменялись ролями, если бы нападали не на Пыдруса, а на него, то Пыдрус не оставил бы его там одного.

Настроение испортилось.

— Да, министр потребовал от меня итоги, — пробормотал он, глядя мимо гостя. — Что ты теперь делаешь?

— Учу детей. Математике. Нет худа без добра. Благодаря Юрвену я в конце концов нашел свое настоящее место.

Лапетеусу показалось, что в последних словах Пыдруса прозвучала нотка ожесточения. Понятно, что такой человек, как Пыдрус, не может быть доволен своим положением. Почему его не выдвигают? Сейчас опять выдвинули многих из тех, кого тогда преследовали. Видимо, что-то для Пыдруса все же намечают. С чего бы иначе его отнесли к активу.

— Порой я думаю, — заговорил Лапетеус, — что в свое время мы были чертовски ограниченны и узколобы. Я говорю не о других, а о самом себе. Я не смел даже обручального кольца носить! Признаюсь тебе: дома носил, а отправляясь на работу, снимал. Идиотизм, верно ведь? Теперь, — Лапетеус поднял палец, — это считают совершенно естественным.

Пыдрус смотрел на Лапетеуса.

— Дело не в кольце.

— Конечно, конечно.

— Я не носил бы кольца и теперь. Кто хочет — пусть носит. Проблема кольца — не проблема. Проблема в том, что мы никак не хотим привыкнуть думать своей головой.

После ухода Пыдруса Лапетеус долго ходил взад и вперед по комнате. Чувствовал, что их встреча была с трещинкой. Чтобы отогнать беспокойные мысли, взялся за книгу. Но книга не увлекала.

Он разозлился.

По какому праву Пыдрус смотрит на него косо? «Для чего ты мне все это рассказываешь?» Но ведь он, Лапетеус, не солгал ни слова. Разве не сказал он в свое время Юрвену, которого тогда все боялись, что Пыдрус и его рекомендовал в партию? Сказал, что и родителей не расстреляли. Если он заговорил об этих вещах, то для того, чтобы Пыдрус правильно его понял. «Понял бы, что я не мог ему помочь. И в облисполкоме был связан по рукам и ногам. Да к тому же не я занимался школьными делами. Мне подчинялась промышленность».

Хотя Лапетеус мысленно оправдывался, настроение от этого не улучшилось.

Сверху доносились голоса Реэт и ее гостьи. Видимо, дверь осталась приоткрытой.

Настроение окончательно испортилось.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Лапетеус ожидал майора Роогаса. Он велел позвонить Роогасу и попросить его прийти в больницу.

Уже пятый день у Лапетеуса не было жара. Врачи утверждали, что кризис миновал, дело пошло на поправку. Но все же порой его мучали прежняя нехватка кислорода и приступы кашля, после которых он, задыхаясь, откидывался на подушки. Изголовье постели было высоко поднято, он полулежал, полусидел. Так было легче.

Если бы Лапетеус мог ходить, он поговорил бы и с женой по телефону. В нем проснулась жажда деятельности, не хватало терпения ждать. Однако ноги еще не держали его, и врачи настаивали, чтобы он не вставал раньше времени.

Дальнейшая судьба не была безразлична Лапетеусу. Он все меньше вспоминал о прошлом и все чаще думал о будущем. Выделял три момента. Чтобы его не посадили в тюрьму. Не исключили из партии. И не вычеркнули из списка руководящих кадров. Сейчас Лапетеус жалел, что написал заявление об уходе. Этим он словно признавал свою вину. Конечно, он виноват. Но только в том, что в нетрезвом виде сел за руль и вызвал аварию.

Теперь уже Лапетеус обдумывал и взвешивал все деловито и спокойно. Кроме смерти Хаавика. Каждый раз, когда он думал об этом, у него больно сжималось сердце, словно кто-то стискивал его клещами. Он чувствовал себя одновременно обвиняемым и обвинителем, убийцей и жертвой. Сожаление, причинявшее порой почти физическую боль, смешивалось тут же с самооправданием, которое, в свою очередь, разрасталось чуть ли не до злорадства. Нет, он не хотел смерти Виктора, хотя тот подло использовал их дружбу. Иногда ему вдруг виделись широко раскрытые, испуганные глаза Хаавика, судорожно перекосившийся рот, лицо, искаженное ужасом. В такие моменты он не находил себе оправдания…

Под вечер появился майор Роогас. Он был в форме и благодаря накинутому на плечи белому халату напоминал военного врача.

— Спасибо, что ты… пришел, — сказал Лапетеус и протянул ему свою костлявую, все еще восковую руку.

— Сегодня вы выглядите гораздо лучше.

— Врачи уже… подают надежды, — согласился Лапетеус.

— Вы невероятно крепкий человек, — заметил Роогас. — На десять, нет, на сто человек бывает один такой, как вы.

— Нам, как… старым воякам… следовало бы говорить на «ты», — улыбаясь, сказал Лапетеус.

— С удовольствием, — улыбнулся и Роогас. — Значит, отныне «ты».

— Мне теперь легче… попросить у тебя… извинения… Когда ты заходил раньше… я был так… подавлен, что… было все равно… Для себя я уже… был мертв.

— Извиняться тебе не в чем, — быстро перебил Роогас. — Я тебя полностью понимаю.

— Спасибо… Видишь, как все… получилось… Из-за меня Хаавик… Я просто хотел вас видеть… Что будет дальше… не знаю.

— Я не могу себе простить, что торопился в тот вечер уйти домой, — произнес Роогас. — Тогда я не понял тебя.

— Когда-нибудь… быть может… соберемся… снова. Если выйду… из-за решеток… живым… Скажи… что меня ожидает?..

Роогас не ответил. Похоже было, что он раздумывал.

— Если… профессиональная этика… не позволяет… то я не буду расспрашивать.

— Народный суд решит. Я могу сказать только, что предусмотрено по закону. Лишение свободы от двух до семи лет.

— И ничто… не спасет… от тюрьмы? — взволнованно спросил Лапетеус. — Прежняя работа, деятельность… ранения?

— Суд учтет все, — успокоил его Роогас.

— Я уже… наказан. Тяжко… наказан…

— Состояние твоего здоровья, несомненно, примут во внимание. Есть такое понятие, как неспособность нести ответственность. Если здоровье не позволяет, чтобы человека помещать в места заключения, то его не сажают в тюрьму.

Лапетеус натянуто улыбнулся:

— Значит… полезнее было бы… остаться калекой.

— Я убежден, что в любом случае суд с пониманием отнесется к тебе.

— Я… не хотел того… что случилось. Он был… мой… друг… Я напился… Пил от удовольствия… что… пришли боевые друзья… Наконец… напился… вдребезги… Восемь лет… у… меня машина. В талоне ни одной дырки… чист… Что мне делать? Говори, Лаури… Посоветуй… Стань выше, чем… смог быть я…

Роогасу было тяжело смотреть на Лапетеуса. На его волнение, горе, страх. Но какая-то нотка в словах Лапетеуса звучала надтреснуто. Самосожаление? Попытка растрогать его? «Нет, он просто несчастен», — подумал Роогас.

— Прежде всего поправляйся. Это самое важное. Беспокоиться о судебном процессе еще рано. Прокуратура и суд не так уж бессердечны, как думают. Прежде всего они справедливы, почему же вдруг к тебе отнесутся жестоко?

Лапетеус жадно вбирал слова Роогаса. Но ему казалось, что Роогас ничего для него не сделает. Посочувствует и этим ограничится. Что-то кольнуло его. И впрямь — старые товарищи бросили его. Даже Роогас, которому он помогал и которого защищал своим авторитетом.

— Теперь… мне… все… ясно, — сказал Лапетеус, делая долгие паузы между словами.

— Я говорил с твоей женой, — произнес Роогас. — Она о тебе беспокоится.

Лапетеус негромко заметил:

— Я предложил Реэт развестись.

Роогас не понял, почему Лапетеус сообщил ему об этом.

— Еще… до несчастья… мы говорили… о разводе… Наш… брак… не был так… гармоничен… как думают.

Майору Роогасу стало еще труднее смотреть на Лапетеуса. Их разговор продолжался недолго. Был, правда, один вопрос, который Роогас хотел задать, но побоялся, что это плохо подействует на больного. Пусть Лапетеус сперва поправится. Когда наступит подходящее время, он спросит, откуда Лапетеус узнал, с кем он столкнулся. Роогас должен спросить об этом. Обязательно должен. И тут он обнаружил, что больше не чувствует себя виноватым.

Лапетеус действительно говорил со своей женой о разводе еще до аварии. Произошло это после празднования дня рождения Реэт.

На вечере все было как обычно.

Жена уговаривала гостей кушать и выпивать, ей спели «Да здравствует»[17].

Лапетеус наполнял рюмки и пил свою до дна. После пятой или шестой он положил руку на колено сидевшей рядом жены профессора. Она не оттолкнула его.

Реэт флиртовала с Хаавиком.