Читаем без скачивания Тайны Истон-Холла - Дэвид Тейлор

Вспоминаю, как папа умирал: тишину, повисшую в спальне над нами, и слугу, вбежавшего с рыданиями: «Он умер, мисс!» — и то, как я мчусь к доктору Коллинзу, который в этот момент завтракал.

Вспоминаю, как скользила по воде яхта, и лицо Генри рядом с собой — очень белое и угрюмое. И ленту на поясе — я, несмотря на все усилия, никак не могла ее развязать.

И — кажется, это было гораздо позже — женский голос, увещевающий довольно мирно: «А теперь надень шляпку». И себя, покорно ее надевающую, делающую шаг в темноту и садящуюся в кеб, который срывается с места и уносит меня неизвестно куда.

Потому что я умею быть послушной, очень послушной, когда захочу.

Ребенком я заболела скарлатиной — это было в Италии. Папа тоже занемог, и мы оба валялись на кроватях в соседних комнатах, выходящих окнами на море, с нашими лимонадами, и кажется, нам было очень легко друг с другом. А теперь я лежу на диване в комнате с видом на заросший сад, дома у мистера Дикси, и лечение мое состоит в следующем.

Утром и вечером мне приносят капли, которые надо глотать.

Мистер Конолли поглаживает меня по руке и спрашивает о самочувствии.

Дверь в мою комнату запирается из опасений, что я сделаю с собой что-нибудь нехорошее.

И я рада этому, поскольку не хочу причинять неудобств.

Ни себе, ни кому бы то ни было.

Что касается владений мистера Дикси, то, поскольку мне не дозволялось ходить по дому, представления о них у меня самые зыбкие. Может, тут десять комнат, а может, и сто — откуда мне знать? В то же время я так и вижу, как украдкой со свечой в руках брожу ночью по этажам, распахиваю двери, которые открывать не должно, и заглядываю тайком в помещения, куда мистер Дикси не хотел бы меня пускать. Конечно, это дурные мысли, очень дурные. Тем не менее они, непрошеные, пришли ко мне и застряли в голове, зато другие, которые я бы хотела удержать, испарились.

Но хотя поворачивать ключи и спускаться по лестнице мне не разрешено, есть глаза и уши, а кроме того, существуют вещи, о которых можно догадываться, не выходя из запертой комнаты. Например, согласно моим подсчетам, в доме живет девять человек.

Мистер Рэнделл, дворецкий, приносит мне еду. Он со мной не разговаривает, лишь спрашивает, нравится ли мне кухня (нет!). Правда, однажды он проявил настойчивость: принес книгу небольшого формата и сказал, что хорошо бы мне ее прочитать и проникнуться содержанием. Дождавшись, пока он уйдет, я взглянула на обложку и увидела название трактата: «Советы слабым душам», — вроде тех, что так нравились тете Шарлотте Паркер. Зная, какая это скука, читать не стала.

Уильям, ливрейный лакей, правая рука мистера Рэнделла, не говорит ни слова — всего лишь ставит на стол поднос, наливает воду в графин и мчится назад к двери с такой скоростью, будто подозревает во мне молодую ведьму, готовую превратить его в жабу.

Миссис Финни, экономка, приходит ко мне каждое утро в одиннадцать — есть ведь женские нужды, с которыми дворецкий и лакей вряд ли способны справиться.

Она-то и есть старая карга с волосами такого угольно-черного цвета, что своими они быть никак не могут. Ее никакими любезностями не расшевелишь.

— Чудесное утро, миссис Финни.

— Да, мадам.

— Но по-моему, вчера было еще лучше.

— Как скажете, мадам.

Из миссис Финни слова клещами не вытащишь.

Далее — кухарка, миссис Уэйтс, которую я в глаза не видела, и три служанки, чьи голоса слышны в доме и чьи фигуры изредка случается видеть через окно. Должна признаться, я с удовольствием поболтала бы с ними, посидела в гостиной, даже просто послушала, как они друг с другом разговаривают. Но в доме такие порядки, что, не сомневаюсь, они со мной ни в жизнь не заговорят.

Иногда слышится скрип гравия на подъездной дорожке и звук голосов — по этому можно судить о приезде гостей. Однажды приходил пастор — я подкралась к окну и, став на цыпочки, увидела шляпу, какие носят англиканские священники. А в другой раз где-то вдалеке, через сад вокруг дома, прошла пожилая дама. Что ей здесь понадобилось, представления не имею.

Со мной нельзя общаться, говорит мистер Конолли, поскольку любой разговор может вызвать у меня глупые фантазии. Признаю, меня это весьма печалит.

Но вероятно, оно и к лучшему.

Сегодня вечером ко мне в комнату опять пришел мистер Дикси. Сначала он молчит и просто смотрит на меня, словно хочет, но не может заставить себя задать вопрос.

— Я дочитала «Агнесс Грей», — говорю я. — А какие-нибудь другие книжки посмотреть можно?

— Вам принесут, — отвечает он. — Еще какие-нибудь просьбы?

— Да, сэр, — отваживаюсь я. — Мне хотелось бы написать письмо.

— Письмо?! И кому же, позвольте поинтересоваться?

Увы, я так быстро выпалила свою просьбу, но с ответом нашлась не сразу.

— Я хотела бы написать адвокату своего мужа.

— Но он скажет вам не больше того, что может.

— И тем не менее.

Он молча поклонился. Позднее мистер Рэнделл вместе с ужином принес мне две книги. Одна — «Приход Фрэмли» мистера Троллопа, другая — «Рассказ о перышке» Джерролда. Зная, насколько папа не любил мистера Дугласа Джерролда, читать его книгу я не стала.

Тусклое утро, набухшие дождем облака. Миссис Финни появляется ровно в одиннадцать.

— Чудесное утро, миссис Финни.

— Да, мадам.

— Даже лучше, чем вчера.

— Как вам будет угодно, мадам.

Похоже, в этом доме не только я чокнутая!

Признаюсь, я начала присматриваться к мистеру Дикси. К его внешности. К тому, какую позу он принимает, разговаривая со мной. Как сидит в своем кресле.

Что сказать?

Опекун мой высок ростом, в годах, но подвижен и энергичен. У него седые волосы и серые глаза, вдавленные в череп, словно угольки, и скрывающие, как мне кажется, натуру щедрую и трудолюбивую.

Мистеру Дикси не сидится на месте, он носит гетры, и возникает такое впечатление, будто он каждый раз возвращается с прогулки — на ногах обувь для верховой езды, в руках хлыст.

Миссис Дикси не существует и, по-моему, никогда не было.

Он читал папины книги, как, несомненно, и книги других господ литераторов — знакомых папы.

И все-таки таится в нем некоторая загадка. А именно: привычка не отвечать на вопросы, разглядывать меня так, будто я знаю что-то такое, что и ему необходимо, а также обегать взглядом мои апартаменты так, словно тут спрятано нечто, от него ускользнувшее.

Генри, как мне сейчас вспоминается, время от времени называл его имя, говоря, что этому человеку он весьма обязан, что Дикси считаются «странными» людьми, не знаю уж, какой смысл он вкладывал в это слово, что этот конкретный Дикси завоевал признание как натуралист и ученый и его имя можно встретить в каталогах Британского музея, ну и так далее.

Вот, собственно, все, о чем говорил Генри, а сама я подробнее не расспрашивала — неинтересно было.

Лицо у моего опекуна всегда чисто выбрито, дряблая кожа изрезана глубокими морщинами. У него длинные, изящные пальцы и манера говорить, если на что-нибудь обращают его внимание, «отлично, отлично» или «а я и не заметил». Ничего особенного, разумеется, но поскольку уж я составляю портрет этого человека, то и такие мелочи отмечаю.

Что до его интересов, то на днях он нашел на дорожке слепую змейку и сунул ее в карман, а за неделю до того заполнил блюдце мхом и положил туда подбитую летучую мышь, надеясь исцелить ее. При виде того, как я вся съежилась — мышь своим скукоженным личиком и жуткими когтями напугала меня до смерти, — он выразил недоумение, заметив, что, должно быть, его вкусы непонятны многим. Действительно, непонятны, но для него, как видно, характерны.

А совсем недавно произошло и вовсе удивительное событие, которое я, наверное, не скоро забуду.

Было очень поздно, больше одиннадцати, за окном стояла непроницаемая тьма, завывал ветер, но я, помнится, увлеченно напевала мелодии старых песен — в былые дни мы с папой часто так развлекались — и даже не думала ложиться спать. В какой-то момент раздался стук в дверь, громкий и четкий, и в ответ на мой вопрос, кто это, в замке повернулся ключ и на пороге возникла высокая фигура моего опекуна. Как обычно, он, ни слова говоря, с полминуты внимательно смотрел на меня, затем подошел к окну, выглянул наружу и наконец заговорил:

— Час поздний.

— А я и не заметила.

— Вам ничего не нужно?

— Да нет, сэр, все в порядке, спасибо.

— Дуэт я с вами составить не могу. Но если желаете, можем поговорить.

— С удовольствием, сэр.

Я думала, он сядет в кресло у меня в гостиной, но нет, кивком головы Дикси пригласил меня к двери, которую оставил открытой. В руках у него была зажженная свеча. Он впереди, я следом, подтянув юбки, чтобы не сметать пыль с голых досок пола, две тени, причудливо отражающиеся на стенах, — так мы и шли молча по коридору в сторону просторной площадки при лунном свете, струившемся через окно и падающем на балюстраду. Мы поднялись на один лестничный пролет и оказались в конце концов у дальней комнаты, из-под двери которой пробивался слабый свет лампы.