Читаем без скачивания Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932 - Саша Черный

Гостиница в Пасси*

В китайских круглых телескопахСидит художник над столом.Что заработаешь в Европах    Карандашом?

Закрылся полостью халата,Не подымает мутных глазИ чертит печку для плаката    В сто пятый раз.

Отчего поет так громкоБезголосый старичок?Потому, что на спиртовкеЖарит шашлычок.

Пой, бедняга! Чад проклятыйВсе равно пройдет сквозь щель.Стукнут в дверь: спиртовку дунешь,—Ужин под постель…

Дрожит диван, трясутся чашки:Эсер играет с тетей в шашки.

На кровати — туловища с бюстами:Надо всех маркизами одеть…Куклы растопырились лангустами,Ручки-ножки виснут, словно плеть.Надоело! Баронесса сплюнулаИ, косясь на уличную мглу,В зад маркизы с едкой злобой всунула толстую иглу.

Стулья придвинув к постели, два пожилых человекаК картам склонили чело, мирно и кротко пыхтя.О эмигрантское чудо!.. Ты полюбуйся, читатель:Республиканец один, а его визави — монархист!

На брюках — широкая клетка,Квадратная челюсть, брюнет…«Японец», — решила соседка,«Испанец!» — отрезал сосед.Но все ни к чему: ни окраска, ни брюки, ни скулы,—Жилец оказался Иваном Бубновым из Тулы.

    Дверь скрипнула. Трехлетний карапуз,    Из материнских выскользнувши уз,    По коридору пробежал до шкапа,—    С разгона врос передо мной в паркет    И вдруг, косясь на бурый мой жилет,    Мне в изумленье шепчет: «Папа!..»

К двухсотлетию академии наук*

Убившие свободную науку,Ученых изгонявшие бичом,Забавную придумали вы штуку,Труп Академии венчая кумачом…

Честнее был и Пугачев, и Разин:«Сарынь на кичку!» Резали спроста…Палач Культуры трижды лжив и грязен,Лобзая жертву в мертвые уста.

Кичиться ль вам двухвековою славойРассадника науки и добра?Ведь этот храм пустой, но величавый,Не даст вам даже горсти серебра…

В Вольтеры навязавши комсомольца,Европу вы решили удивить?Наука — не награбленные кольца,—Напрасна ваша каторжная прыть.

Наука мстит. Под фирмой «пролетарской»Грызет букварь зазнавшийся профан.Весь ваш приплод: Лойола ЛуначарскийИ коллективный красный Митрофан.

И если семь досужих европейцевК вам приплывут на мертвый юбилей,—Так посещали некогда индейцев,Сходя опасливо с высоких кораблей…

Труби же, Ложь! Сгребай с чужих покосовСвященный прах в Научный Исполком.Не встанет из могилы Ломоносов…А если б встал: они б его штыком!

Из зеленой тетрадки*

Два боксера друг другу расквасили рыло,И один закачался, икнул и упал,А другой дожидался корректно и мило,Чтоб упавший коллега очнулся и встал…

Публицисты-газетчики! Вы лишь без пауз,Злобно перья вонзая друг другу в виски,Наливаетесь желчью и уксусом кляузИ упавшего рвете, как псы, на куски.

О Господи, ужель и после смертиВ разноголосом пробужусь концерте?В каком-нибудь предбаннике глухомБакунин в стол ударит кулаком,Катков с Плехановым заспорят о России,Народники свои разложат хрии,И Ленин, с исступленностью удава,Всех оглушит налево и направо…

Политикон и эмигрантский уезд*

(Из записной книжки)

Рассудок с каждым днем правеет,Желудок с каждым днем левеет,А сердце в беспартийном снеТомится в гордой вышине.

Я болтал с трехлетней Ниной.— Кем ты хочешь быть? — «Мужчиной!»          Почему?          А потому!..Очень нужно раз по пятьВ муках чад своих рожать!..

В львином рву Даниил объяснялся со львами.Небо в снегах сияло над их головами:«Отчего вы такие жестокие звери?Эва, сколько костей человечьих в пещере!»

Старый лев обернулся к белеющей груде,Кто ж людей нам бросает?Не те же люди?

Нет ремесла? Мой друг, не унывай,Берись за все, легко и без претензии,По будням папиросы набивай,А по воскресным дням пиши рецензии.

        После спора: дважды два,        Убежденно и басисто        Первый резво ляпнул: «Триста»,        А второй зевнул: «Слова».

        «Ерунда!» Вспылил, как порох,        Третий, нервно стал шагать:        — «Дважды два, в субботу сорок,        А в четверг — сто тридцать пять».

        Словно дьявол у реторты —        Сквозь пенсне блеснув зрачком,        Встал взлохмаченный четвертый:        «Дважды два — питейный дом!»

        Пятый что-то пропищал,        Пропищал, как мышь у щели,—        Но никто не разобрал,        Потому что все шумели.

        А шестой, ведь вот беда,        Только крякал от волненья:        По пути домой всегда        Находил он возраженья.

        Разливался спор все шире.        Вдруг седьмой, горя, как мак,        Робко вставши: «Как же так?        Дважды два всегда четыре!»

        Ах, как взъелись все: Пошляк!        Чушь! Старо! Избито! Глупо!        Дичь! Мещанство! Пошло! Тупо!        В самом деле — как же так!..

Бензинная любовь*

(Из путевого альбома)

Есть особого вида любовь:Он садится на мотоциклетку,А она, вскинув гордую бровь,На железную заднюю клетку.

Наклонясь над вспотевшей спиной,Свесив вбок мускулистые ноги,На ухабах взлетая копной,Пролетает она вдоль дороги.

А Ромео в квадратных очках,Словно дьявол с далекого Марса,Приникает к рулю на толчкахВ цепкой позе голодного барса.

Пыль клубится. Воняет бензин.Гулкий треск барабанит в моторе.Кто Джульетта? Одна из кузин?Иль коллега его по конторе?

В едких кляксах ее галифе,Из-под кепки — землистые скулы…А навстречу столбы, и кафе,И моторы — стальные акулы.

В ухе рвется стрекочущий бред.Дети с визгом в кусты убегают…Мрачно матери смотрят ей вследИ на всех языках проклинают.

За шоссе засинел океан,Но не видят они океана.Этот странный бензинный романНепонятен, как суп из банана…

Бросишь взгляд на ее макинтош,На затылок подбритый и бурый…О Петрарка, твой вкус был хорош,Но сегодня не в моде Лауры…

Европа и «они»*