Читаем без скачивания Верю, чтобы познать - Владимир Колотенко

- И ни одна строчка её не пришла тебе голову? - спрашивает Лена.

- Ну как же, как же... Вот:

А небо, рухнув, проворонив,

Рассыпалось на сто кусков...

А нам-то что? Хохочем хором,

Хохочем, нам не до стихов,

снежинок, чаек белых, листьев...

Вся взвесь, что вскинулась вовне -

Какое нам?! Мы нынче близки!

И так придвинулось ко мне

лицо... Какая же болезнь,

Высокая!..

- Да уж, - говорит Лена, - какие уж тут стихи?! Болезнь Высокая...

Это она о нас с Аней?

Или с Тиной?

Я испытывал неловкость перед Леной: я сам себе не мог ответить на эти вопросы. Какие уж тут стихи?

Глава 6

Перед нами была очередная, я надеялся, ночь наслаждений, и я терялся в догадках: как мы ее проведем? Меня совсем не удивляло, что Аня в течение всего этого времени, когда мы были одни, ни разу не обмолвилась о своем решении относительно переезда в Америку. И я не торопил ее с ответом. Пусть все идет своим чередом. Мы сидели в уютной кухне, пили легкое перно или что-то красное от J.P.Chenet и вели мирную беседу.

- Du vin rouge, du vin rouge? - зачем-то дважды произнесла Аня, смакуя вино, - мне оно очень нравится. А тебе?

Прошедшая ночь снова сблизила нас, и теперь мы были еще более откровенны в своих высказываниях. А нам было что сказать друг другу. К сожалению, ей нездоровилось и мы решили остаться дома. Аня обещала со временем показать мне свой «Мулен Руж», познакомить с друзьями. Успеется. Они у меня славные, сказала она, и не дадут в обиду. Она произнесла это с гордостью, и я заметил в ее глазах блеск уверенности. Не всякая женщина может похвастать таким блеском. (А Тина может?). Вскоре разговор наш вернулся в старое русло. Ведь нет ничего приятнее, чем с радостью или сожалением вспоминать о том, что ушло навсегда. И вина оказалось мало. После третьей или четвертой рюмки коньяка - проверенное народное средство от гриппа и тоски по прошлому - начались укоры и признания.

- Я знала каждый твой шаг.

- Ты следила за мной?

- Ты переспал со всеми, а меня не видел в упор. Ты...

- Дык... - пробормотал я, защищаясь, - мы и с тобой, кажется, тоже...

- Ты только пробежался по мне...

- А помнишь, как мы с тобой зимой?..

- Я дам тебе почитать свой дневник. Он написан кровью.

Она снова отпила из рюмки, облизнула кончиком языка верхнюю губу и, медленно поставив рюмку на стол, уперлась в меня, как жерлами двустволки, черными зрачками.

- Я любила тебя, - наконец произнесла она так тихо, что ни одно из

произнесенных слов не долетело до моего слуха. Я прочел их по губам, и они обездвижили меня, как железная спица обездвиживает лабораторную лягушку, пройдя через весь ее спинной мозг. Такие запоздалые признания кого угодно загонят в тупик. Я понимал, что какие бы прекрасные и мягкие слова я сейчас не извлек из кармана, они не могли бы вытащить меня из той далекой каменной ямы холодного бездушия и глухой безответности. Впервые в жизни раскаленный свинец непостижимого стыда переполнил мне рот, и я спрятался за ширму молчания. Почему? До сих пор не понимаю, в чем моя вина.

- Да, я любила тебя, - Аня собралась теперь с духом, - но ты запер меня и выбросил ключ. Ты не только меня - всех нас предал.

- Предал?!

- Ну да!

- У меня и в мыслях не было...

- Ты этого даже не заметил. Ты перешагнул через каждого из нас, сломанного и брошенного на дороге, как в погоне за славой перешагивают через... через...

Ей не хватало слов, и я сделал очередную попытку защитить свое доброе имя. Но Аня не дала себя перебить. Обвинения лились в мою сторону, как горячая смола из котла.

- Ты, как Алиса, загремевшая в Кроличью нору, - заключила она, - падаешь и растешь, и чем ниже ты падаешь, тем сильнее становишься. Правда, я не знаю пока, в чем твоя сила.

Мне пришла в голову какая-то расхожая в дни нашей молодости, дурацкая, похабная шутка, и я не смог удержаться.

- Наша сила, - кисло улыбнувшись, пробормотал я, - ну, ты знаешь в чем...

Это было жалкое подобие защиты от Аниных нападок, хотя я, повторяю, не чувствовал за собой никакой вины.

- Сила не только в том, чтобы защищать себя, но и в том, чтобы уметь расставаться с тем, что тебе наиболее дорого. Но ты просто сбежал от нас, предал...

Мне нечего было ей на это ответить. Я всегда считал, что предательство - последнее дело, и если тебя предали, нужно сжечь все мосты и жить дальше, не оглядываясь на прошлое. Ожидаемая ночь наслаждений превратилась в ночь душевных откровений. Мы не выясняли, как часто бывает после долгой разлуки, кто прав или кто виноват, мы просто говорили друг другу правду о нашем настоящем и прошлом. Вдруг ее вопрос:

- Что такое любовь? Ты, я знаю, все знаешь, скажи!..

Я поймал себя на мысли, что когда-то уже отвечал на этот вопрос.

- Это когда несмотря ни на что, - отбарабанил я.

Зная, что такие признания за рюмкой чаще всего прячут наши тайны, я, тем не менее, знал и то, что в Аниных словах не было ни йоты наигранности и тем более фальши. Никакой тайны не пряталось за ее словами, и ей незачем было вводить меня в заблуждение.

- Долгие три с половиной года я жила здесь в мире дешевых и дурных запахов, - продолжала Аня, - я такого насмотрелась, такое узнала...

Ни с того, ни с сего я вдруг засмеялся. Аня посмотрела на меня так, что я захлебнулся.

- Перестань, - сказала она, - твой смех пронизывает все мои жилы...

Она прервала свой рассказ, и в уголках ее глаз снова вызрели бусинки слез.

- Это правда. Когда глаза мои открыты - я до сих пор устаю от того, что вижу. Знаешь, как было непросто.

Я мог себе это только представить. Я что-то промямлил, твёрдо зная, что, если женщина жалуется на судьбу, ей нельзя ни в чём перечить. Её надо слушать и слушать, кивая и кивая, поддакивая и соглашаясь.

Это был мой промах: Аня и не думала жаловаться! Она давала мне знать, что является полновластной хозяйкой своей судьбы.

- Само собой, - сказал я, - а как же иначе?! Ты - хозяйка и есть!

Вскоре мы снова пили вино, и ночь была, как и прежде, прекрасной.

- Тебе хотелось бы прожить жизнь заново?

- Лучшей уже не будет.

Стало светло.

- Слушай, кто ты?

- Я строю жизнь.

- Что строишь?

- Мне нужно...

- Тебе не кажется, что ты несколько задержался в детстве?

- Не кажется.

Пришел новый день.

- Мне кажется, - сказала Аня, - что ты теряешь голову.

- Это лучшее, что во мне есть.

То, что я испытывал, было для меня прекрасно и ново. При этом у меня и мысли не было, что я вовлечен в очередную любовную историю. Я и в самом деле терял голову.

Помня, конечно, о Юле.

И думая о том, что надо не забыть позвонить Людочке Жос.

- Жос, - спрашивает Лена, - что значит Жос?

- Жос, - говорю я, - значит так много... Это целая история!

А истории с Тиной не могло быть ещё и в помине!

Глава 7

Наутро, часам к одиннадцати, она была совершенно здорова. Мне нужно позвонить, сказала она, это займет три минуты, и только через час с облегчением вздохнула. Аня сделала несколько телефонных звонков и кому-то ответила, что до конца недели будет плотно занята. С кем? Это, сказала она, не имеет никакого значения. Ясно было, что жизнь ее, как у каждого делового человека, переполнена событиями разного ранга, и она каждый час и минуту должна выбирать, где и с кем должна находиться, что сказать и кому улыбаться.

- А чем занимается ваша Тина, - спрашивает Лена, - пишет стихи?

- Понятия не имею, - говорю я, - но стихи мне...

- Нравятся? - спрашивает Лена.

- Здесь другое слово, - говорю я.

- И только? - спрашивает Лена.

- Что?

- Только стихи и всё?

- Как же, а финтифлюшка?

- Жорина?

- Тинина!

- Ты уверен?

- Отстрянь, а? Лен, извини, пожалуйста, но... Я же сказал: понятия не имею!

- Да... Ладно... Прости... Помню...

- Да ладно, - говорю я, - просто уже...

Лена кивает, я продолжаю:

- Как бы там ни было, - говорю я, - но до конца недели, я на это надеялся, всем другим Аня предпочла меня. Это была моя маленькая победа? Или не малая? Она говорила в основном по-французски, но и по-русски, и по-английски. Ее греческий оставлял желать лучшего, а арабский и китайский были просто невыносимы.

- Фух!- вырвалось наконец у нее, и она швырнула трубку на диван,

как швыряют давно надоевшую вещь.- Едем!

На сборы ушло несколько минут, и мы снова катили в ее фешенебельном «Феррари» по улицам Парижа.

- Хочешь побывать у Наполеона?- спросила Аня, когда мы на бешеной скорости проносились мимо Дома Инвалидов.

- Я уже был у него.

- Когда ты успел?

Я рассказал ей подробно историю с поиском генома императора. Не отрывая взгляда от задницы какого-то «Пежо», она только покачала головой из стороны в сторону.

- Невероятно, - сказала она, - это всего лишь красивая сказка.