Читаем без скачивания Кровавый срок - Макс Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Каково ваше полное имя? — спросил судья из-за барьера.
— Мари Альфред Фукеро де Мариньи, — ответил Фредди, а затем по буквам повторил каждое слово судье, который записал все в свой личный блокнот. Похоже, стенографиста в суде не было.
— Я выступаю от имени обвинения, — прозвучал чей-то звонкий голос.
Эту фразу произнес поднявшийся из-за стола, который делили обвинитель и защитник, гигантского роста негр в мантии и парике, чей чистый английский выговор несколько противоречил африканским чертам его лица и темному цвету кожи. Это был его честь А. Ф. Эддерли, виднейший прокурор Нассау, который еще ни разу не проиграл процесса об убийстве, и который был назначен официальным обвинителем по делу де Мариньи.
— Я выступаю на стороне обвиняемого, — заявил, вставая, Годфри Хиггс, чья атлетическая фигура имела что-то общее с массивной фигурой прокурора. Он также был одет в мантию и парик и держал на лице улыбку уверенного в своих силах человека.
Затем два темнокожих пристава, имевшие вид статуэток, к и без того расфуфыренным униформам которых были добавлены еще и кортики, болтавшиеся в ножнах у ремня, препроводили обвиняемого в деревянную клетушку длиной в шесть и высотой в пять футов, где внутри находилась узкая деревянная скамейка, на которую и уселся Фредди, как только за ним захлопнулась решетка с довольно редкими железными прутьями. Эта клетка, расположенная на небольшом возвышении, находилась слева от места судьи, напротив которого размещались скамьи присяжных, не присутствовавших на предварительном слушании.
Зал судебных заседаний был переполнен в основном белой публикой, для которой места были еще с рассвета заняты цветными слугами. Нэнси в зале не было, поскольку ей предстояло дать свидетельские показания. Я, сидя в первом ряду, должен был стать здесь ее глазами и ушами.
Кроме стола, за которым сидели обвинитель, защитник, генеральный прокурор Хэллинан и два капитана из полиции Майами, в зале было еще два стола для представителей прессы. Военные новости уступили место репортажам с процесса. Охотники за сенсациями из Нью-Йорка, Лондона и Торонто восседали за столом бок о бок с местными журналистами. Среди них присутствовали также репортеры из ЮПИ и «Ассошиэйтед пресс». Тут же присутствовал Джимми Килгэллен из Ай-Эн-Эс, сидевший рядом с Эрлом Гарднером, с которым мне удалось перекинуться парой слов перед началом заседания.
— Так ты пытался мне угодить, Геллер? — спросил меня сочинитель загадочных историй.
— Да, — ответил я.
Он хрипло засмеялся.
— Этот парень, Хиггс, он что, будет допрашивать свидетелей обвинения?
— Да я, в общем, не знаю. А почему бы и нет?
На его круглом лице заиграла улыбка, глаза заблестели за золотой оправой очков.
— Ну, бремя доказательства лежит на обвинителе. Обычно на предварительном слушании английские защитники не отягощают себя большим количеством вопросов.
— Лично я надеюсь, что Хиггс задаст жару этому Кристи.
Мое замечание снова рассмешило Эрла, а затем мы разошлись по своим местам, поскольку двери распахнулись, впустив лавину зрителей.
В зале стояла тишина, которую нарушало лишь тихое бормотание обвинителя, защитника и судьи и еще более сдержанные перешептывания сидевших рядком свидетелей обвинения — компании, твердо вознамерившейся накинуть петлю на шею де Мариньи. Это, и, пожалуй, еще жужжание мух и хлопанье крыльев птиц, время от времени залетавших в открытые окна под потолком зала заседаний, в котором становилось все более и более душно.
Сдержанный и манерный Эддерли добрую половину утра потратил на обычное судебное действие — предварительный опрос свидетелей. Первыми выступили чертежник из английских военно-воздушных сил, начертивший план дома для Линдопа, и фотографы оттуда же, сделавшие фотографии места преступления — огромные снимки, вывешенные на всеобщее обозрение на стенде, словно шедевры мерзости, заставлявшие негодовать всех присутствующих.
Доктор Куокенбуш, вкрадчивый и мягкий человек лет сорока пяти, который, как оказалось, отнюдь не напоминал Граучо Маркса, описал место преступления, каким он его обнаружил утром восьмого июля, со всеми страшными подробностями, не забыв упомянуть и о четырех ранах на затылке сэра Гарри, проникающих вглубь черепной коробки.
Однако он забыл сказать о том, что первым его впечатлением было то, что раны эти были от огнестрельного оружия.
При обсуждении результатов вскрытия доктор показал, что «после трепанации черепа в мозговой массе обнаружено некоторое количество крови», и что «по-видимому, это являлось результатом легкого сотрясения мозга, а не кровоизлияния».
Для меня сие означало, что пули, застряв внутри черепа, теперь находились в мозге сэра Гарри, который наверняка вовсе не осматривали, и который, вместе с останками своего хозяина, покоился в настоящий момент в гробу в шести футах под землей в Бар-Харбор в штате Мэн.
Куокенбуш также сказал о «приблизительно четырех унциях» неопределенного «густого, липкого, темного цвета вещества», обнаруженного в желудке сэра Гарри. Возможно, сэр Гарри был отравлен, а может быть, усыплен?
В своей записной книжке я пометил, что следует намекнуть Хиггсу об этом.
Тем временем на сцену вышла одна из представительниц блестящей плеяды женщин военной поры: неуловимая Далсибел Хеннедж, которая представилась как «эвакуированная англичанка с двумя детьми». Я бы описал ее как хорошенькую блондинку не старше тридцати, обладавшую прекрасной фигурой, которую, впрочем, несколько скрывал консервативный костюм со шляпой; если она действительно была любовницей Гарольда Кристи, то парень был настоящим счастливчиком.
Однако ее рассказ о том, как они с Чарльзом Хаббардом, Гарольдом Кристи и сэром Гарри Оуксом в тот злосчастный день сначала играли в теннис, а затем ужинали в «Вестбурне» дела особенно не прояснил. Похоже, ее вызвали только для того, чтобы установить хронологию событий.
Парад местных красоток продолжили блондинка Дороти Кларк и брюнетка Джин Эйнсли, жены офицеров английских военно-воздушных сил, которых Фредди в ту дождливую ночь подвозил домой. Как и миссис Хеннедж, обе дамы были одеты подобающим образом и с нервной уверенностью подтвердили факт присутствия де Мариньи в окрестностях «Вестбурна» в ночь убийства.
Я не был вызван в суд в качестве свидетеля; поскольку я был теперь явно на стороне Фредди, становилось маловероятным, что меня попросят подтвердить показания девушек. Скорее всего, я буду свидетелем защиты и попытаюсь доказать, что действия де Мариньи седьмого июля совсем не походили на действия человека, собиравшегося в конце дня совершить умышленное убийство.
В общем-то, жены офицеров не нанесли Фредди серьезного вреда; ведь по сути дела все, что они рассказали, почти не отличалось от его собственных показаний. Гораздо большее беспокойство внушали показания констебля Венделла Паркера, который заявил, что де Мариньи заезжал в семь тридцать утра восьмого июля в полицейский участок за тем, чтобы зарегистрировать новый грузовик, приобретенный для нужд птицефермы.
— Он казался взволнованным, — утверждал констебль. — Его глаза... были навыкате.
При этом очевидно тупом замечании свидетеля глаза де Мариньи и теперь едва не выскочили из орбит, однако я знал, что присяжные заседатели могли впоследствии приписать визит Фредди в полицейский участок наутро после убийства его желанию узнать, не обнаружено ли тело сэра Гарри.
Следующая свидетельница была мне слишком хорошо знакома. Марджори Бристол, свежая и красивая в своем красно-белом цветастом платье, подошла к свидетельской трибуне (что делали и все остальные согласно британским законам), и встала там, не облокачиваясь на перила. Она просто и ясно рассказала о том, как приготовила ночную одежду сэра Гарри и установила сетку от комаров, а также о том, как на следующее утро она прибежала на шум, поднятый Кристи.
Тут, собираясь приступить к перекрестному допросу, поднялся Хиггс, чем нарушил правила поведения, якобы свойственные английским юристам.
— Мисс Бристол, — начал он, приветливо улыбаясь, — если я не ошибаюсь, вы говорили, что «прошлись» по комнате с распылителем инсектицида?
— Да, сэр.
— Куда вы дели баллон потом?
— Я оставила его в комнате, как и просил меня всегда сэр Гарри.
— Как много инсектицида оставалось в распылителе, не скажете?
— Ну, сэр... я заправляла его накануне вечером.
— Значит, вы уже однажды использовали его?
— Это верно. По-моему, он был полон не больше чем наполовину.
— Благодарю вас! Больше вопросов нет.
Марджори прошла рядом со мной, и мы обменялись мимолетными взглядами. Я улыбнулся, но она, приподняв подбородок, отвернулась.
Два вентилятора под потолком медленно разрезали застоявшийся воздух в помещении; там и тут стояли, отчаянно вертя лопастями, маленькие электрические вентиляторы. Моя рубашка под пиджаком липла к телу, словно клейкая бумага от мух. Однако следующая пара свидетелей — полицейские офицеры из местных, одетые по полной форме, казалось, вовсе не ощущали жары.