Читаем без скачивания Транскрипт - Анна Мазурова

Заподозрить его в плагиате? Как общеизвестно, Димитрий никогда ничего не читал. Не имея формального образования, не обзавелся и тем призраком внеклассного чтения, что неотступно здесь шел по пятам за остальными, поглотившими целые тома, не поняв ни слова, кроме пятидесяти выписанных из словаря. Будем считать эти тома загубленным материалом молодого хирурга. Но вдруг, открывая обложку, узнаешь их как местность, где бывала твоя беременная мама. Эти томики, прочитанные в беспамятстве невладения языком, действуют как инъекция в кровь, минуя мышечные ткани слов и сразу входя в состав, вот почему удалось прожить жизнь в уверенности, что сам все это придумал. Тяжелейшая форма криптамнезии, профессиональное уродство всю жизнь говорить цитатами… Но хотелось думать, что к ней Димитрий совершенно иммунен, что никогда не пытался читать Джойса, тихий, кроткий, с выцветшими глазами, он переводил так, как моют лестницу, всегда, безответный, готов был смениться не в очередь, первым начать и последним кончить, безропотно выполнял поручения отфаксовать, отксерить, приходил пораньше и оставался подольше. Идти с ним по улице было пыткой: перед каждым бомжом он останавливался и виновато запускал руку в карман. Садиться за стол было пыткой: столь же виновато извлекал из того же кармана горсть семечек и сухофруктов, запивал водой, а любителям походя исповедаться или обсудить вопросы свободной воли все с тем же видом побитой собаки отвечал, что забыл, разучился и не ему теперь говорить о таких вещах, и такая тоска грехопадения светилась у него во взоре, что собеседнику ни с того ни с сего становилось стыдно.

– Почему льдины в Арктике пресные? Вопрос! – не унимался молодец из ларца.

– А они пресные?

– Пресные. Море соленое, а они пресные. Почему?

– Почему?

– Нет, вопрос.

– Но ты знаешь, почему?

– Я знаю. А ты как думаешь?

– Ну так скажи, почему.

– Соленая вода не замерзает. Испаряется с берега пресная, получается льдина.

– Как же из испарений получается льдина? Научи.

Муравлеев прислушивался с нежностью. Секунда пела на два голоса. Когда Кобылевин писал: «Хорошо иметь письменный текст. На него можно смотреть, сравнивать с тем, что произносится, а еще лучше – заранее перевести. Тогда можно смотреть на два текста, слушать, вставлять отступления, и – что занятно! – иногда под давлением момента производить лучшие обороты, чем вы подготовили. Если вы не успеваете перевести, пронумеруйте хотя бы по блокам, чтоб адекватно менять части предложений. А если вам дадут уже переведенный текст, не радуйтесь. Скорее всего, когда вы на него взглянете, вы обалдеете. Однако, правила приличия требуют, чтобы вы из него кое-что цитировали. Итак, положите перед собой три текста и блокнот, куда следует вписывать термины и удачные находки для себя и для партнера, хорошенько сконцентрируйтесь на том, что слышите…», – мы все думали: он издевается?!! И лишь много позже, увидев старушек, вяжущих за микрофоном чулок, или этих двоих, выступающих за права человека и режущихся в морской бой… «Неограниченный досуг, – писал Кобылевин, – вот за что ни один из нас не променяет свою профессию ни на одну другую». В сущности, и периодическое издание общества следовало бы назвать не «Ложный друг переводчика» (что, конечно, удачно отдает дань тому обстоятельству, что, проживая в мире когнатов, не следует думать, что они действительно значат «то же самое»), а «Досуг», с разделом для шахмат, для морского боя и общих рекомендаций, как полезно, разумно, культурно провести время в секунде.

Наконец, не выдержав нескончаемой болтовни, соседи выпихнули их рассказывать. Рассказывали, разумеется, вдвоем.

– Итак! – начал первый. – Как бы денег наворовать? – и обвел глазами аудиторию.

Немедленно установилась мертвая тишина. Вопрос пришелся по живому. И ведь, отметил Муравлеев, всегда они так: вроде мели Емеля, твоя неделя, а при этом в самую точку, любую сентенцию – ухватил за хвост и чпок! обглодал как селедку, нажал на паузу, выдохнул: «Вот ахинея!», снова включил микрофон и продолжил, – корректно, красиво… Грамотно заменяя все poker faces на морду кирпичом…

– Можно организовать всемирный обмен зданиями, – начал второй. – Вот ты знаешь, какой высоты самое тут высокое здание?

– Не знаю.

– Все равно. Останкинская башня выше, а если ее еще позолотить…. Тысячи рабочих мест. А нам и надо-то тысяч по пятьсот.

– Нет, я тебе говорил давно, пятьсот мало. Если у тебя есть миллион, нужен дополнительный миллион, чтоб хотя бы тот первый миллион сохранить, уж не говоря приумножить.

Ну вот и получается, что Сева напрасно говорил. И здесь тоже обсуждаются важные вещи. Надо только уметь отобрать нужное…

Собрание приумолкло, не зная, что предложить. Со скудным, академическим жизненным опытом – депозиции, тюрьмы, дома для престарелых – много ли придумаешь? Попасть под машину миллионеру? Укуситься его собакой?

– Наоборот! – с энтузиазмом подхватил молодец из ларца.

– Что «наоборот»?

– Укусить миллионера.

– И что?

– А потом сказать, что ты ядовитый, и если он не купит у тебя сыворотку…

– Или вот еще профессия, – не слушая, грезил второй, – бортовой утешитель! Все же летают!

Аудитория согласно закивала головами.

– Тут в самолете сидел рядом с дамочкой, так она меня всего исцарапала. Турбулентность была большая. Оплата на аукционной основе. Когда страшно, то, как правило, страшно сразу человекам десяти, одному все же редко бывает страшно…

– Сделаем портретную галерею жителей города, – предложил первый. – Я надену эполеты…

– Почему это ты наденешь эполеты? – ревниво спросил второй.

В публике не выдержали:

– Какую портретную галерею?

– Словесных портретов, – пояснил молодец из ларца. – Материал заказчика.

– Галерея-транскрипт, – уточнил второй. – Но генеральный менеджер буду я.

Тот, что задал вопрос, успокоился: вот и все встало на место. Столько помпы, огня, так они все это… интерактивно. А метят всего лишь – на набережную. Обычно на набережных, среди портретистов, расставивших свой неказистый, но честный товар, бродят такие вот дикие, волосатые люди с пяльцами. Заглянешь в рамку, а там пусто: ни моря, ни кривой улочки, ни букета, ни даже какой завалящей абстракции. Что значат сии крестики-нолики, месье? Вдруг, огорошенный, сам понимаешь – бородатые вышивальщицы продают воздух набережной! И жалко их, дураков, пытающихся угнаться за братьями-художниками (чем я хуже? у него рассвет и у меня рассвет, ему за квартиру платить и мне за квартиру платить), не постигая главного: его рассвет можно взять в руки, а твой – куда его взять? зачем? Разве что Димитрий способен на набережной купить у поэта стихи в рамке, да и то по старинной поповской привычке не задаваться вопросом, на какой героин идет милостыня. Даже Муравлеев растрогался – вспомнил и своего поэта с набережной…

Конец безобразию положил Гелиотропов.

– Вы бы лучше не подписывали таких контрактов! – взвился старик, и пятно на кожаной куртке яростно блеснуло, – Да-да! Опуская рынок для нас для всех! И не надо рассказывать историй.

Близнецы-братья, уже раньше доставшие всех болтовней, легкомыслием и беспечностью, оказались перед лицом недовольной толпы, строй квадратиков на грудях ощетинился, как мальтийский крест (они всегда ходят свиньей, то есть клином, в панике вспомнил Муравлеев).

– Нет, это не мы подписали. Мы вообще ничего не подписывали, – испугался первый. – Я только фамилию свою проставил.

– А я свою, – подтвердил второй.

И умный первый тут же примирительно добавил:

– Надо, надо стать лучше. Надо становиться лучше, и это не каприз, а жизненная необходимость.

– А вспомни, что ты сделал с телефоном Б.? – не унимался второй.

– Он мне не понравился.

– Пойми, что другой будет точно такой же Б., только у него будет другая фамилия.

– Пусть будет другая фамилия, – уперся первый. – Я художник, я могу себе позволить этот каприз.

Второй, обращаясь к толпе, лишь развел руками – вы видите, с чем я имею дело? Почтовая лошадь, ведущая протокол, с веками, застревающими в глазницах, как у старой куклы, постучала карандашиком по стакану. Время вышло. И тут Муравлеев вспомнил подарки, которые так придирчиво отбирал в Китеж-граде, да так и не роздал. Он тут же потребовал слова.

Молодцы из ларца получили дератизацию. «Это что, про тарифы?» – попробовали отгадать азартные братья. «Нет, контекст такой, – скромно сказал Муравлеев, радуясь, что подарок удался. – На фургончике надпись: «Дезинфекция. Дезинсекция. Дератизация».

«Не дорог подарок, дорого внимание», – саркастически заметил Гелиотропов, получив в дар слово «пафосный». Неожиданно встал в позу Плюша, которому досталось «залогиниться». «А как тогда сказать log out?» – капризно заявил он. «Ну, не знаю, – замялся Муравлеев, – наверное, выйти из системы». «Зачем я тогда буду говорить залогиниться? – задирался Плюша. – Когда я могу сказать "войти в систему"?»