Читаем без скачивания Не верь, не бойся, отпусти! - Марина Крамер

Я отмотала назад и увидела, как он достал из кармана телефон и пару секунд говорил по нему. И буквально через несколько минут появилась я. Его предупредили, что я иду, кто-то позвонил и сказал. Кто? Почему Мельников вчера ни словом не обмолвился о том, что забрал диск или затребовал его копию? Не было времени? Не пришлось к слову? Как так? Ведь это, кстати, была его идея — затребовать записи, так почему же промолчал? Странно это все…

В обед я встретилась с Кириллом в итальянском ресторане на Третьяковке, но, к моему ужасу, оказалось, что после обеда у него назначена встреча с кем-то из клиентов, и попасть к нему в квартиру мне не удастся, потому что первое, что я сделала, войдя в ресторан, это отдала ключи. Вот идиотка… Что же делать с диском? Я мучилась весь обед, пока Кирилл, извинившись, не ушел в туалет, находившийся на первом этаже. Когда он спустился по лестнице, я мгновенно вынула диск из сумки и сунула в его портфель — ну, ведь он и сам мог его туда положить и забыть. Если что — буду делать большие глаза и его еще обвиню в том, что скрыл от меня такую важную вещь, как запись нападения.

— Тебя отвезти? — спросил Кирилл, вернувшись, но я отказалась:

— Пройдусь. Хотела еще за фруктами зайти.

— Ну, тогда идем? Мне через тридцать минут нужно быть на Чистых.

Он расплатился, помог мне накинуть пиджак и взял за руку, чтобы я не оступилась на довольно крутой лестнице.

Сегодня, кажется, был первый теплый день, светило солнце, а завтра — уже первое мая, праздники.

— Ты никуда на майские не собиралась? — спросил Кирилл, когда мы оказались у его машины.

— Собиралась, — мгновенно соврала я, сообразив, что лучше выдержать паузу и не видеться с ним хотя бы несколько дней. — Мы с Анькой за город едем, в профилакторий.

— Счастливая, — вздохнул Мельников, — а я на Кипр опять лечу.

— На Кипр летишь — и завидуешь мне, что в Подмосковье буду торчать?

— Я работать еду, к сожалению, а то бы отбил тебя у Вяземской.

— Я в этот профилакторий год собиралась, — соврала я, — там, говорят, совершенно чудесная косметология — хоть немного расслаблюсь и приведу себя в порядок.

— Тогда увидимся после праздников? — Кирилл, не смущаясь идущих по тротуару людей, притянул меня к себе и поцеловал.

— Увидимся. Счастливо тебе поработать.

Он сел в машину и уехал, а я еще долго стояла на тротуаре, глядя вслед и пытаясь понять, соврал он мне или нет.

Майские праздники мы безвылазно провели с Аннушкой в «Снежинке». Спали, ели, плавали в бассейне и посетили салон красоты, где я внезапно стала блондинкой, поддавшись какому-то необъяснимому порыву. Аннушка, увидев меня, первые пять минут молчала, хлопая ресницами, а потом изрекла:

— Ну, ты даешь, Варька! Тебе очень идет, почему ты раньше так не красилась?

Я тоже с удовольствием разглядывала себя в зеркале и понимала, что мое лицо относится к тому типу, который совсем не портит белый цвет. Я не выглядела глупой блондинкой, как это ни странно.

— У вас глаза очень выразительные, тут неважно, какого цвета волосы, — сказала девушка-парикмахер, стоя у меня за спиной. — И потом, это же не пергидрольный блонд, а очень мягкий сливочный. Вам хорошо.

Я не могла не признать правоту мастера, да и Аннушка, кажется, тоже разделяла это мнение. Интересно, что скажет Мельников?

Вечером накануне окончания праздников мы сидели на кухне за вечерним чаем, и я готовилась к процессу, а Аннушка гурманствовала. Повар в этот день решил побаловать нас выпечкой, и теперь на столе высилась горка мягких бельгийских вафель и несколько сортов варенья в вазочках, а также мороженое и свежезаваренный чай с бергамотом.

— Варь, мне твоя помощь нужна, — Аннушка отщипывала небольшие кусочки вафли и довольно ловко забрасывала их в рот, как мячи в баскетбольную корзину.

— Угу, — я поправила сползшие на кончик носа очки и продолжила чтение документа. Болтовне подруги я всегда придавала минимум значения, потому что ничего мало-мальски ценного она обычно не изрекала.

— Я тут одной девочке немного помочь хочу, она журналистка.

— Угу, — повторила я, не отрываясь от чтения, — альтруизм коснулся даже таких слоев общества?

— Да ну… просто она периферийная…

Этим термином Аннушка обычно обозначала всех, кому «посчастливилось» родиться не в пределах Садового кольца, а «там, за МКАДом», как она это называла.

— И чем же я могу помочь твоей периферийной протеже?

— Она пишет статью о деле Митрохина, ей необходимо, чтобы ты сказала несколько слов — это придаст вес ее расследованию, — Аннушка прикончила вафлю и придвинула к себе чашку с чаем.

— Расследованию? — удивленно повторила я. — А что там можно расследовать? Рядовой иск защитников старой архитектуры к строительной компании, который я, скорее всего, выиграю. Против фирмы Митрохина нет ничего, кроме эмоциональных брызг, разрешение на снос здания было получено официально, исторической ценности оно не представляло, находилось в аварийном состоянии — что тут расследовать? — Я сняла очки и прикусила дужку, внимательно глядя на подругу.

Аннушка сделала глоток и устремила на меня просящий взгляд прозрачных глаз:

— Ну, Варь… Тебе жалко? Час-полтора времени жалко?

— Ты отлично знаешь, что мое время стоит дорого, а потому должна найтись веская причина, чтобы я потратила его бесплатно.

— Ты серьезно? — огорченно протянула Вяземская, наматывая на палец кончик полураспустившейся косы. — Она в таком маленьком издании работает, что мне кажется, у них весь штат в месяц столько зарабатывает, как ты в день.

Я смотрела на подругу с удивлением — в ее голосе слышалось желание помочь какой-то неизвестной девочке, и это было странно. Обычно таких людей Анна в упор не замечала.

— А эта девочка… она что, видела, как ты кого-то убила? — серьезно поинтересовалась я, с удовольствием наблюдая за тем, как выражение лица Аннушки меняется с испуганного на улыбающееся — до нее дошло, что я все-таки шучу.

— Ой, ну что ты как ребенок! Нет, конечно. Просто жалко ее стало — она умная, хорошая, только очень невезучая какая-то. Десятый год в Москве живет, а все никак не может ни имя сделать, ни в нормальное издание работать устроиться.

— Слушай, милая моя, похоже, что твоя протеже… эээ… не так умна, как тебе кажется, а? За десять-то лет можно либо сделать хоть какую-то карьеру, либо понять, что Москва тебе не по зубам, и отбыть по месту постоянной прописки — нет? — Я снова надела очки и погрузилась в чтение, решив, что последняя фраза объяснит Аннушке мое нежелание давать интервью.

Но Вяземская не собиралась сдаваться, не испробовав все методы. Она соскочила с высокого табурета, подошла ко мне и обняла сзади, впившись острым подбородком в плечо:

— Варька… ну, ты же не злая совсем, а? Зачем ты так себя ведешь? Неужели трудно помочь человеку? Вдруг это и будет та самая статья, с которой у нее все наконец-то начнется?

— Ага — десять лет глухо, как в танке, и вдруг — раз! Интервью с Жигульской, и дела пошли в гору, — усмехнулась я. — Не мешай мне, я так никогда ничего не дочитаю, а ночь на дворе.

— Ну, Варька! Я же тебе помогла, когда ты попросила, познакомилась с этим твоим греком! — Аннушка применила тяжелую артиллерию, и тут у меня не осталось аргументов, кроме единственного:

— Он киприот, могла бы уже запомнить, и, кажется, ты ничего против этого знакомства не имела.

— Ой, да какая разница! Так что — дашь интервью?

— Если сейчас ты исчезнешь и не будешь трогать меня хотя бы сорок минут, то обязательно.

Вяземская чмокнула меня в щеку и ускакала на второй этаж, не произнеся больше ни слова.

Никакого интервью давать мне не хотелось, но я считала себя обязанной подруге за ее сближение с Карибидисом, а потому придется сдержать обещание и встретиться с этой ее журналисткой, ничего не поделаешь.

Я закончила с бумагами довольно поздно, уже совсем стемнело. Налив еще чаю, я пошла на звук работающего телевизора и обнаружила подругу за просмотром какого-то эротического шедевра.

— Господи, я так надеялась, что хотя бы этот Карибидис изловчится и снимет с тебя венец недотраха… — простонала я, садясь в кресло так, чтобы не видеть извивающихся на экране тел.

— Фу, откуда ты этой похабщины набралась? — поморщилась Аннушка, однако телевизор выключила. — Кстати, а как у тебя с Мельниковым-то?

— А чего это вдруг ты о нем вспомнила?

— А звонил он мне сегодня, — огорошила меня подруга, — интересовался, куда мы с тобой уехали.

«Ты смотри… Проверяет, значит. А ведь я повода не давала мне не верить».

— Ну, а ты что?

— А я сказала, что мы с тобой уже почти месяц за городом живем.

— Анька! — заорала я, вскакивая и обливаясь чаем. — Ну, ты не дура ли?! Я же просила — никому не говорить!