Читаем без скачивания Дом у последнего фонаря - Анна Малышева

– Если не трудно, донеси чемодан до третьего этажа, – сухо попросила она, двигаясь к двери.

– Донесу, куда скажешь, – Олег явно пытался пойти на мировую, его голос звучал смиренно. – Саша, так ты уезжаешь?

– В Питер, – нехотя призналась художница. – На сутки.

В квартире скульптора по-прежнему толклись гости. Общий градус опьянения перевалил уже за ту роковую черту, когда люди начинают засыпать там, где пили. Приятели покойного сдавались без боя. В большой запущенной квартире Стаса тут и там валялись поверженные тела. Казалось, здесь наспех организован военно-полевой госпиталь, куда приносят с поля боя тяжелораненых.

Переступив через чье-то распростертое тело, Александра заглянула в столовую и обнаружила, что Стас тоже спит. В отличие от своих гостей, скульптор устроился с удобствами, на диване. Под его буйной курчавой головой красовалась даже подушка в чистой наволочке, а могучее тело было прикрыто пледом. Марья Семеновна, в довершение сходства с лазаретом отчего-то одетая в белый медицинский халат, с угрюмым видом убирала со стола. Точнее, пыталась убрать. Ей очень мешали заснувшие за столом гости.

– Явилась! – сердито крикнула она, увидев Александру. – Позже еще не могла? – А едва художница объяснила цель своего визита, возмутилась: – Бесстыжая ты, Сашка, как я погляжу! Даже эти забубенные головушки помянули покойника, одна ты не соизволила. И нечего тут свое барахло оставлять. Мне его охранять некогда.

– Но Стас позволил бы… – заикнулась было женщина.

Робкое возражение вызвало целую бурю. Уперши в бока костлявые коричневые кулаки, старая домработница без стеснения высказала все, что думала о приживальщиках обоих полов, которые мешали ее подопечному жить по-человечески. Из ее не слишком вежливых сентенций следовало, что корень зла таился именно в хитрых и двуличных людях, которые норовили сдать скульптору вещи на хранение.

– У нас вечно толкутся дружки его, модели приходят… А ты картину притащила! Кто у тебя там? Голландец? А по мне хоть китаец. Не возьму и не возьму! Отвечай потом за эту мазню… А в чемодане что?

– Бумажки… – проговорила Александра уже без всякого энтузиазма. Она видела, что Марья Семеновна сильно не в духе.

– И бумажек не надо! – строптиво заявила «медсестра», пытливо разглядывая скромно стоявшего на пороге Олега. – А это кто?

– Знакомый… – вздохнула Александра. – Так что же с вещами? Мне на вокзал пора ехать…

– Чемодан в зубы и езжай! – напутствовала ее старуха.

Повернувшись, женщина пошла к выходу. Ее спутник не отставал, безропотно влача увесистую поклажу. Уже на лестнице он нерешительно предложил:

– Я могу отвезти все к себе.

– Да ведь от тебя, можно сказать, прячу! – всплеснула руками женщина, ошеломленная подобной наглостью.

– От меня? Почему?

Буханков произнес это так просто и вместе с тем обиженно, что Александра всерьез усомнилась в обоснованности своих подозрений. «Ключ мог взять кто угодно. Я злюсь на него из-за нелепого вранья с молитвенником… Но всю ли правду мне говорит Эрдель?! Лыгину я тоже верила безусловно, не рассуждая, и вот расплата! Чем Олег хуже их? Чем они святее его?»

– Даже не знаю…

Нерешительное высказывание, сорвавшееся с ее губ, подействовало на Олега как живительный эликсир. Он тут же воспрянул духом и взбудораженно заговорил:

– Что тут думать? Ты можешь считать меня мошенником, штопающим книги, но что я ворую картины, да еще такие паршивые, ты утверждать не смеешь!

– Картина правда никудышная! – невольно заулыбалась Александра. – Я бы и прятать ее не стала, но вдруг у вора окажется плохой вкус…

Она передала Олегу картину, и они вместе пошли вниз по стертым мраморным ступенькам, напоминающим размякшие куски сала.

Лично уложив в багажник джипа чемодан и картину, Александра, уже не колеблясь, позволила Олегу отвезти себя на вокзал. Приходилось спешить. Она хотела взять билеты подешевле на поезд, отходящий до десяти вечера.

На Ленинградском вокзале Олег все так же следовал за женщиной по пятам. Не успела она возразить, как ее спутник за свой счет приобрел билеты – туда и обратно.

Александра возмутилась:

– Это еще зачем? У меня есть деньги. Вот, возьми…

– Будет ли сегодня конец твоим глупостям? – Мужчина оттолкнул ее руку. – Ты говорила о чем угодно, но даже не спросила, общался ли я с нашим прекрасным следователем?

Александра, не сводя с него напряженного взгляда, опустила деньги в карман. А Олег с видом превосходства продолжал:

– А стоило бы поинтересоваться… Мы с ней говорили о том, когда умер Лыгин и какой, собственно, смертью. Открылось много неожиданного. Все оказалось совсем не так, как мы сперва подумали… Ты ведь помнишь, как он лежал на постели? Навытяжку, руки по швам. Человек, которого режут, в такой позе не улежит.

– К чему ты клонишь? – внезапно охрипнув, спросила художница.

– Я сообщаю факты, Саша. – Олег снисходительно улыбался. – И факты таковы, что убили Лыгина куда раньше, чем его нашла бедняжка Лиза. Умер он больше чем за сутки до этого, поздно вечером двадцать третьего или ночью двадцать четвертого числа, и умер не от ножа, а от удара в затылок. Собственно, его никто не бил, считает Ирина Вячеславовна. Лыгина столкнули со второго этажа, с лестницы, затылком вперед. Он пропахал спиною все ступеньки, а об последнюю ударился так неудачно, что сломал основание черепа. Ирина Вячеславовна заявила, что эта история написана у покойника на спине ссадинами, все равно что буквами.

– А нож?! – воскликнула Александра.

– Нож воткнули потом. Говорю тебе, был проведен ритуал. Мне и ей пришлось кое-что рассказать об исканиях Лыгина. Слушала, надо признаться, внимательно. Задала кучу вопросов.

– Но почему она думает, что его столкнули? – Женщина чувствовала себя оглушенной. – Может, он сам упал?

– Нет, нет, – покачал головой Олег. – На шее у Лыгина остались следы, как будто его пытались удавить крепкой тонкой цепью, сказала следователь. Я сразу вспомнил, что он всегда носил на шее старинный талисман, чеканную подвеску на кованой цепочке… Двуликого Бафомета, которого считал покровителем своего рода. Расстаться с ним Лыгин не согласился бы ни за какие деньги… Но на мертвом теле подвески не оказалось. Все это я рассказал Ирине Вячеславовне. Она убеждена, что подвеску с Лыгина сорвали в ходе борьбы. Высказала предположение, что и убить его могли из-за этого раритета. Благодарила меня за помощь, между прочим.

У Александры голова шла кругом, она не различала, что вещал голос в динамиках вокзала. Ее поезд должны были объявить с минуты на минуту.

– Ты ведь была на даче в ту ночь, Саша? – мягко спросил Олег. – Ты… ничего не находила? Никакой подвески?

– Нет, – где-то далеко-далеко произнесли чьи-то чужие губы. Александра не узнала своего голоса. Все звуки тонули в смутном шуме, какой можно услышать, приложив к уху морскую раковину.

– Значит, подвеску забрал убийца, – удовлетворенно кивнул мужчина. – Я так и думал. Но кто тебя дернул за язык сказать следователю, что ты была там в ту ночь?! Теперь придется объясняться!

– Разве я могла не сказать… – шепнули чужие губы.

– Не расстраивайся! – утешал ее Олег. – Все обойдется. Твой поезд подали, идем!

И она послушно позволила взять себя под руку, прошла с провожатым по платформе вплоть до своего вагона, проследила за тем, как он отдает билет проводнице… Александру терзало сводящее с ума жжение над сердцем. Это была подвеска Жака де Моле – фальшивая или подлинная, – спрятанная во внутреннем кармане куртки.

– Как вернешься в Москву, сразу звони! – попросил Олег, предпринимая неуклюжую попытку поцеловать женщину на прощание.

Она взглянула на него с таким искренним недоумением, что он отстранился.

– Конечно, – услышала Александра свой далекий голос. – Я позвоню.

Глава 13

Поезд, тронувшийся с места минута в минуту, потряхивало на стрелках, когда он неторопливо проползал под мостами, на которых уже горели гирлянды фонарей. Начиналась метель, и снег, высоко несущийся в светлом мареве над вечерним городом, штриховал и зачеркивал Москву, словно пытаясь стереть ее из оконной рамы раньше положенного срока.

Олег по своей инициативе купил Александре билет на нижнюю полку купе. Сама она никогда не беспокоилась об удобствах, если речь шла об одной ночи в дороге, и потратилась бы только на сидячее место в общем вагоне. И теперь, забившись в угол, откинув голову так, что при толчках состава затылок колотился о стенку, женщина по привычке дремала сидя. Подвеска перекочевала к ней на шею и была надежно скрыта воротником объемного свитера. Разорванную цепочку Александра скрепила ниткой, выдернутой из рукава.

У художницы было такое страдальческое лицо, что, открыв глаза после особенно сильного толчка на стрелке, Александра поймала на себе испытующий взгляд женщины, лежавшей на противоположной полке: