Читаем без скачивания Кавалер дю Ландро - Жорж Бордонов

— Нет, моя дорогая, или, скорее, да. Я начну работать с завтрашнего дня, а сегодня мадемуазель Виктория даст выходной день своему новому управляющему. Тебе надо также позаботиться о моей одежде. Моя для этого не годится.

Виктория не знала, плакать ей или смеяться. Она не смела поверить, что все будет так просто, что такое счастье будет возможно. Только позднее она узнает настоящий характер шевалье, познакомится с его странностями и его непредсказуемостью. Она думала, что причиной его решения была любовь, а в действительности им двигало что-то неопределенное, отчасти признательность, немного неудовлетворенное желание и, возможно, любопытство: что из этого получится? Он сохранял, несмотря на свое поведение и слова и даже их близость, такую отчужденность от всех окружающих, что ему доставляло удовольствие «играть» в рабочего, просто так, чтобы посмотреть, что из этого выйдет, как он получал удовольствие, когда он чистил Тримбаль, как бы «играя» в конюха. Но, возможно, на этот раз он получил толчок судьбы.

Несмотря на постоянную неуверенность в будущем, их разное отношение к происходящему, они были совершенно счастливы. Юбер вставал до рассвета и уходил на лесопилку. Он расставлял рабочих, следил за работой механизмов, за разгрузкой бревен и погрузкой досок, помогал любому, если в этом возникала необходимость. Виктория его представила как своего дальнего родственника, жившего до войны за Луарой и в прошлом наполеоновского офицера. Почти сразу же его приняли лучше, чем прежнего управляющего, несмотря на «иностранный» акцент. Он был точен и справедлив, вникал в сложности и быстро находил выход из трудного положения и пользовался заслуженным авторитетом у рабочих. За одну неделю он вошел в курс дела. Его физическая сила вызывала уважение у этих мужественных людей. Очень скоро он стал среди них полностью своим. Еловые опилки запорошили его волосы, усы и ресницы.

— Ах! — говорил он, садясь за стол. — Как прекрасно, я чувствую себя деревом.

Ел он за четверых. Иногда, чтобы показать пример и просто для разнообразия, он отправлялся с лесорубами в лес.

— Осторожнее там, Юбер, — напутствовала его Виктория.

Его твердая рука направляла топор в то место, куда он хотел. Раненое дерево под могучими ударами дрожало всеми своими фибрами. От корней к вершинам поднимался стон. «Я понимаю тебя, друг, — думал Юбер, — не хочется помирать, когда ты здоров и телом, и душой. Но что делать, все там будем. Прости!»

— Господин, берегитесь! — эти слова то и дело долетали с разных сторон.

Почти как окрик часового. Дерево немного покачнулось, затем с глухим шумом рухнуло на землю.

Возвращались уже в сумерках. Кабаны и лисицы разбегались при приближении человека, исчезали в зарослях папоротника. Над Рейном, распластав крылья, кружили орлы. Виктория с беспокойством ожидала его у ограды. Она иногда даже шла навстречу. Единственное, чего она боялась — что Юбера не будет вместе со всеми. Но вот он появлялся, вышагивая во главе бригады лесорубов, и она успокаивалась, мягко упрекая его за то, что он не застегнул куртку. Потом появлялась большая, дымящаяся супница посреди стола, а рядом кувшинчик вина. Виктория специально купила бочонок его любимого. Она пополнила запасы также свежим табаком. Из Страсбурга она привезла ему несколько трубок и одну специально «для вечера», с ручной росписью и серебряной инкрустацией.

— Ты знаешь, — сказала она ему однажды, — ты не похож ни на кого другого! Так считает наш староста. Сегодня утром он мне сказал: «Хозяин валит лес даже лучше нас. Наверное, много лесов за Луарой!»

— Уже хозяин! Браво!

— Но это же отчасти так и есть, Юбер?

— Я к этому не стремлюсь.

Он не понимал или не хотел понимать. Она была настолько тонка, что не настаивала. Но недомолвки Ландро ее глубоко задевали, увеличивали беспокойство. Она чувствовала себя счастливой только тогда, когда не задумывалась о будущем. А он покоился в этом блаженстве, как лодка на спокойных волнах.

Эта идиллия длилась почти три месяца. И вдруг отношение шевалье к Виктории неуловимо изменилось. Несколько раз, чтобы не утомлять ее, он сам ездил в Страсбург и возвращался поздно вечером, явно навеселе. Один или два раза сходил на охоту. Виктория старалась успокоить себя: «Мой отец делал так же. Это естественно, мужчина после тяжелой работы должен дать себе передышку».

Но его деспотичная натура рано или поздно должна была проявиться, и это произошло:

— Ради Бога, друг мой, оставь меня в покое. Я ненавижу эти сладости. Я прекрасно понимаю, что у вас принято есть пироги, как бык жует траву, но я к этому не привык. Твои пирожные застревают у меня в горле. И кремы, если ты хочешь знать, только отяжеляют желудок.

Этот выпад ее очень огорчил и расстроил, и она стала стараться готовить еду, которую он предпочитал. «Если он что-то требует, заявляет о своих вкусах, при его-то воспитании, значит, он чувствует себя здесь как дома», — думала она, стараясь успокоить себя.

Но вскоре произошла еще одна стычка.

— Ах, — взорвался он неожиданно, — это тыканье меня выводит из себя! Мой отец всегда обращался к матери на «вы». И я родителям всегда говорил «вы». У меня дома, кроме Десланда, о котором я тебе говорил, никто не обращается ко мне на «ты». Раз уж мы начали этот разговор, давай выскажем все до конца.

Виктория убежала на кухню и там проплакала до вечера. Но какая женщина может сдерживаться в своих чувствах, рассчитать, как повернутся события и к каким последствиям они приведут. Ландро ее любил так искренне, находил такие обжигающие слова, был так нежен, что и самая проницательная женщина могла обмануться. Единственным оправданием Юбера было то, что он и сам обманулся. Виктория, в бреду любви почти неспособная здраво рассуждать, говорила себе, что он не может ее разлюбить, что он прирос к ней всеми корнями своей души, как и она слилась с ним всем своим существом.

И, уже засыпая, боясь потерять его, она еще сильнее прижималась к нему. Но шевалье не был человеком, способным уйти тайком, сбежать. Она это тоже знала. У нее была тайна, которую она пока скрывала от него. Простая и чудесная тайна любящей женщины, но открыть которую она долго не решалась. Она переносила разговор каждый раз на следующий день, снова молчала и снова говорила себе, что скажет завтра. Но однажды вечером она почувствовала себя плохо и едва не упала в обморок. Шевалье ее подхватил, усадил в кресло, намочил платок водой из графина, протер ей лоб и щеки. Затем налил стакан воды и заставил ее выпить.

— Что с тобой? — спросил он озабоченно.

— Нет, ничего, не беспокойся. Это пройдет.

— Посмотри на меня. Ты осунулась и выглядишь усталой.

Такой она была уже почти месяц!..

— Я знаю, ты будешь сердиться.

— Говори, что случилось?

— Нет, Юбер, не надо. Я не могу. Я одна виновата.

— Что за история?

Она смущенно улыбнулась:

— У меня будет ребенок от тебя… От первой нашей ночи, Юбер. Я знала это, но я… я…

Ей снова стало плохо. Он отнес ее в комнату, уложил на постель, а сам подошел к окну и уставился в темноту. Виктория разделась. Скрипнула кровать. «Достаточно, шевалье, — думал в это время Ландро, — пора кончать! Поиграл в изгнанника, в лесоруба и в любящего мужа, усталым возвращающегося к ужину. А теперь тебе предлагают сыграть роль отца семейства. Черт возьми, это уже слишком!»

— Юбер, не стой перед открытым окном, — услышал он голос Виктории, — простудишься. Подойди ко мне.

— Пойду погашу свет и проверю порядок на лесопилке.

Когда он вернулся, она сказала:

— Любовь моя, почему ты не ложишься? Я ведь не больна, скорее, наоборот…

В эту ночь он любил ее, как, может быть, не любил еще никогда, с какой-то яростной безнадежностью. И Виктория издавала полустон-полуворкование, похожее на крики сов в их брачную ночь. Но когда она уснула, злые демоны овладели сознанием шевалье. «Ты не можешь это победить. Это женское оружие. Больше сахара, меда, больше любви и страсти, и ребенок в придачу, чтобы затянуть веревку потуже. Остается только жениться… Никогда! Тогда не надо было в это ввязываться. Ты должен был уехать. Эта женщина тебя любит… Никогда шевалье дю Ландро не женится на женщине с мельницы!.. А ты уверен, что найдешь лучше в своем кругу? Хорошо, когда в древнюю кровь вливается кровь простой крестьянки, это освежает… Нет, благородная кровь должна оставаться чистой… Ты считаешь себя пэром Франции? Прошли те времена, когда происхождение даровало права… Теперь каждый имеет права, какие сам добыл… Лучше иметь здоровых детей от Виктории, чем уродов от „госпожи де“… Когда аристократы женятся слишком часто на близких родственницах, это ведет к вырождению… Но „госпожа де“ тоже может иметь здоровых детей…»

Рассвет он встретил уже на ногах, но не в рабочей одежде, а в своем гражданском платье.