Читаем без скачивания Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг - Алексей Исаев

Летчики, кстати, претендовали на разгром ударом с воздуха штаба вскрытого разведкой XXXIX корпуса.

Скрипко в мемуарах утверждал, что «в результате ночной бомбардировки, осуществленной нашими экипажами», погиб командир этого корпуса. Реально командовавший XXXIX корпусом генерал Рудольф Шмидт благополучно пережил войну. Однако не следует думать, что все написанное в мемуарах Скрипко не соответствует действительности. Так, он описывает удар по аэродрому Вильно 29 июня: «Экипажи наблюдали, как взрывались и горели пораженные неприятельские самолеты, рушились аэродромные постройки». Немцы признают потерю четырех Ме-110 из ZG26 на аэродроме Вильно в результате бомбардировки 29 июня.

Однако активное участие в сражении дорого обошлось 3-му авиакорпусу Скрипко. Если на 21 июня 136 ДБ-3 и 93 ТБ-3, то на 20.00 29 июня в его распоряжении было 80 ДБ-3 и 77 ТБ-3[171], т. е. с начала войны выбыли уже 56 ДБ-3 и 16 ТБ-3.

К утру 29 июня бои за Минск завершились. Части 2-го стрелкового корпуса отошли на восток и заняли оборонительный рубеж за рекой Волма, взорвав переправы через реку. С отходом корпуса генерала Ермакова от Минска миновал кризис, возникший в связи с ее контрударом. В журнале боевых действий 3-й танковой группы появляется запись: «Вечером 29 июня 7-я тд восстановила контакт со своими тылами после того, как она в течение 48 часов была отрезана и вынуждена была держать круговую оборону»[172]. Противники поменялись местами: штаб 44-го корпуса к 29 июня был отрезан от своих соединений. Делегаты связи, отправленные в дивизии, не вернулись. Радиостанции 108-й и 64-й стрелковых дивизий не отвечали.

Потеря столицы Советской Белоруссии произвела большое впечатление на советское руководство. В сущности, это был первый занятый противником крупный город, к тому же столица союзной республики. Мало кто ожидал, что такое может произойти уже на седьмой день войны.

В послевоенные годы появилась легенда о том, что в первые дни войны Сталин впал в прострацию и на неделю самоустранился от руководства. В наши дни был опубликован журнал посещений Сталина. По нему видно, что он достаточно интенсивно принимал высших руководителей страны и армии в первые дни войны. Однако имеется пропуск в приеме посетителей длительностью около суток с 29 по 30 июня. Скорее всего, именно этот кратковременный уход от дел и отъезд на дачу после известий о сдаче Минска дал почву для рассуждений о недельном затворничестве.

Попытки нанесения контрударов во фланг наступающим танковым группам противника были традиционными для советской стратегии первых дней войны. Павлов здесь находился в менее выгодном положении, нежели его южный сосед — командующий Юго-Западным фронтом генерал Кирпонос. У последнего механизированных корпусов было просто больше, не в последнюю очередь ввиду их формирования до войны методом простого деления. Поэтому командование Юго-Западного фронта могло себе позволить бросать их в бой один за одним. Если увязал в немецкой пехоте 15-й мехкорпус, удача (пусть ограниченная) улыбалась 8-му мехкорпусу. На Западном фронте в Белоруссии, несмотря на необходимость противодействовать сразу двум танковым группам, боеспособных мехкорпусов было просто мало. Поэтому нелегкая задача воздействовать на фланг танковой группы досталась стрелковому корпусу. Первоначально собиравшийся в Лиде 21-й стрелковый корпус[173] должен был взаимодействовать с группой Болдина и наступать из района Лиды на север и северо-восток. Даже потенциальные возможности такого контрудара были ограниченны. Для руководства 21-м корпусом Павлов решил использовать управление 13-й армии. По планам одна должна была объединять ударную группировку фронта, идущую на Вислу. В реальности первым заданием армии стал контрудар пехотой.

Лишь волею случая пехота дивизий корпуса генерала Борисова получила бронетехнику. С эшелона на станции Юратишки сгрузили 8 КВ. Из числа отходящих частей собрали более 10 Т-34 и 15 Т-26. Скорее всего, заблудшие «тридцатьчетверки» были из состава потерпевшей поражение под Алитусом 5-й танковой дивизии. Танки объединили в сводный батальон и передали в подчинение 24-й стрелковой дивизии. Командир дивизии К.Н. Галицкий вспоминал, что танковый батальон майора Егорова состоял из трех рот и имел 8 КВ, 15 Т-34 и 14 Т-26. Согласно отчету начальника оперативного отдела 21-го корпуса подполковника Г.Н. Регблата, им удалось собрать 8 танков КВ и 25 танкеток. Неясно, кто выступает в роли танкеток. Возможно, это танки Т-40 с 12,7-мм пулеметом. Так или иначе, всех их удалось обеспечить горючим и боеприпасами.

Контрудар был назначен на 26 июня. По иронии судьбы именно в этот день на Юго-Западном фронте 1-я танковая группа подверглась атакам сразу нескольких танковых дивизий разных мехкорпусов. Ничего подобного под Лидой с одним батальоном танков организовать было, конечно же, нельзя. Тем не менее некий ударный потенциал у лидской группировки советских войск все же был. Острие советского контрудара было направлено прямо в тыл XXXIX мотокорпусу Гота, наступающему на Минск от Вильнюса. При благоприятном стечении обстоятельств 21-й стрелковый корпус мог перехватить дороги в его тылу и вынудить немцев вести борьбу за их освобождение. Но даже скромные изначально возможности и планы были нарушены. Командир 24-й стрелковой дивизии генерал Галицкий вспоминал:

«С наблюдательного пункта мы хорошо видели расположение противника. Там было тихо. Но тишина в боевой обстановке обманчива. Трудно предугадать заранее, что замышляет враг. Светало. […] Ударная группа заканчивала подготовку к наступлению. Но планы наши были неожиданно нарушены. Около пяти часов утра мы услышали отдаленный лязг гусениц и ровное гудение моторов.

— Танки! Идут фашистские танки! — крикнул полковник В.В. Добронравов.

Гул нарастал. Из-за реки появились танки противника.

— Упредили, — подумал я»[174].

В бой с пехотинцами 21-го стрелкового корпуса вступил германский LVII корпус, наступавший от Меркине на восток. Это был второй моторизованный корпус 3-й танковой группы. Несмотря на то что ему не пришлось совершать бросок через Вильнюс, продвигался он сравнительно медленно, продираясь через плохие дороги и обходя взорванные мосты. В итоге он вышел в район севернее Лиды как раз вовремя, чтобы предотвратить советский контрудар. Дивизии Галицкого пришлось вести оборонительный бой. Однако контрудар все же состоялся. Нельзя сказать, что немцами этот выпад советской пехоты был расценен как булавочный укол. Отдел lc (разведки) LVII корпуса немцев позднее писал о нем как «об атаках крупных сил противника, поддержанных артиллерией и танками». Фактически немцам пришлось благодарить Провидение за удачное для них стечение обстоятельств. В журнале боевых действий 3-й танковой группы отмечалось: «Весьма благоприятным для защиты тылов трех наступающих на Минск танковых дивизий оказалось то обстоятельство, что 19-я тд у Сурвилиски сдержала наступление противника… Так на войне часто нежелательная изначально ситуация (отставание 19-й тд) невольно оказывает благоприятное воздействие на общее положение дел»[175].

В новых обстоятельствах 27 июня была взята пауза. Командованию 21-го корпуса не позавидуешь. Связь со штабом фронта и 13-й армии отсутствовала. Как складывается общая обстановка и каково место корпуса в этой обстановке, было непонятно. Снабжение частей было с трудом организовано с оставшихся не уничтоженными складов в районе Лиды. Но его было совершенно недостаточно, несмотря на полное использование запасов с этих складов. После первых выпадов советский корпус попал в поле зрения немецкой авиации, и она начала активно действовать по штабам и войскам на поле боя. Вечером 27 июня по Лиде был нанесен мощный удар бомбардировщиков, после которого немецкая 161-я пехотная дивизия пошла на его штурм. Через час с небольшим город был в руках немцев. Появление пехотной дивизии из состава 9-й армии существенно меняло соотношение сил в районе Лиды. Дивизия подошла к городу еще вечером 26 июня, а на следующий день заявила о себе его штурмом. Тем не менее 28 июня контрудар 21-го стрелкового корпуса был продолжен. Если называть вещи своими именами, то корпус не струсил и исправно выполнял последнюю поставленную командованием задачу.

В ходе контрудара 28 июня танкисты из группы Гота впервые встретились с тяжелыми танками КВ. Произошло это у местечка Сурвилиски к северо-востоку от Лиды. Новые танки стали тем тараном, который обеспечил хотя бы ограниченный успех очередного контрудара пехоты советского 21-го корпуса. Как писал в своем отчете вышеупомянутый подполковник Регблат, «появление танков КВ вызвало большой переполох и смятение в рядах фашистских стервятников и способствовало успешному продвижению вперед батальона и уничтожению танков противника»[176]. За счет этого дивизия Галицкого продвинулась на 8—10 км вперед. Однако с точки зрения противодействия окружению всего фронта это была капля в море.