Читаем без скачивания Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

С наступлением сумерек вся толпа останавливалась и пополняла запас воды из колодцев или родников. Каждый ложился спать на непромокаемый фетровый сагум — круглую накидку с отверстием для головы, защищающую от дождя и от снега. Весь хлеб и весь нут съели в первую же неделю, а лазерпиция не предвиделось до самого Филенора. Десять миль в день. К тому же по сносной местности. Но на этих милях они приобрели опыт. После Филенора ситуация обещала стать хуже.

Когда каким-то чудом они достигли Филенора за восемнадцать, а не за двадцать дней, Катон дал людям три дня отдыха в наскоро устроенном лагере близ длинного песчаного взморья. Они купались, ловили рыбу, платили драгоценный сестерций за секс какой-нибудь женщине из племени псиллов.

Все легионеры умели плавать, этому их обучали в тренировочных лагерях. Как знать, вдруг кто-нибудь вроде Цезаря прикажет им переплыть озеро или могучую реку? Обнаженные и беззаботные, люди веселились, объедались рыбой.

«Пусть резвятся», — думал Катон, тоже плавая с ними.

— Послушай! — воскликнул Секст, глядя на голого командира. — Я никогда не думал, что ты так хорошо сложен!

— Это потому, — ответил напрочь лишенный чувства юмора человек, — что ты не видел меня, когда я не носил туники под тогой в знак протеста против несоблюдения принципов mos maiorum. Ты был слишком мал.

Центурионам не надо было следить за животными и участвовать в других повседневных заботах центурий, но у них была другая обязанность — следить за людьми. Катон созвал их, чтобы предупредить об исключительно мясном рационе в дальнейшем походе и ознакомить с правилами употребления лазерпиция.

— Вам запрещается есть какие-либо растения. Псиллы говорят, что они несъедобны. Следите, чтобы солдаты не тащили их в рот. Каждому из вас дадут ложку и запас лазерпиция на центурию. Каждый вечер, после того как люди съедят очередную порцию говядины или козлятины, вы лично дадите каждому по пол-ложки этого снадобья. Вам вменяется в обязанности охранять женщин-псиллов и двести нестроевых, когда они будут собирать сильфий для обработки. Я понял, что растение надо сначала истолочь, вскипятить, охладить, после чего с отвара снимается верхний слой. Это и есть лазерпиций. И это значит, что нам понадобится топливо там, где нет деревьев. Собирайте по дороге все сухое и способное гореть. Тот, кто попытается изнасиловать женщину, будет лишен гражданства, подвергнут порке и обезглавлен. Я не шучу.

Центурионы подумали, что это все, но они ошиблись.

— Я не закончил! — крикнул Катон. — Любой позволивший козе съесть свою шляпу будет дальше идти с непокрытой головой, независимо от заслуг и от ранга. Это значит — солнечный удар и смерть! Пока у меня достаточно запасных шляп, чтобы выдать их тем, кого козы уже обхитрили, но запас этот невелик. Так что все должны быть внимательными: нет шляпы — нет жизни!

— Вот это до них дойдет, — сказал Секст, сопровождая Катона к дому Насамона. — Единственная трудность, Катон, заключается в том, что если коза захочет съесть шляпу, уследить за ней невозможно, как за проституткой, имеющей виды на богатого старого маразматика. А как ты защищаешь свою шляпу?

— Когда я ложусь спать, я подкладываю ее под себя. Наплевать, что тулья помнется. Каждое утро я снова ее выпрямляю и привязываю шляпу к голове лентой, которую дали мне женщины-плетельщицы.

— До Харакса мои люди будут помогать вам всем, чем смогут, — сказал Насамон, которому было жаль, что этот веселый цирк покидает его. Он деликатно кашлянул. — Э-э, могу я дать тебе небольшой совет, Марк Катон? Козы вам нужны, но вы не дойдете живыми до провинции Африка, если будете позволять им повсюду шнырять. Они съедят не только ваши шляпы, но и вашу одежду. Коза ест все! Поэтому на марше сбивайте их в одно стадо, а на ночь ставьте в специальный загон.

— А чем мы будем огораживать этот загон? — воскликнул Катон, сытый по горло этими козами.

— Я заметил, что у каждого легионера в заплечном мешке есть кол для ограждения лагеря. Колья достаточно длинные, и ночью можно использовать их для загона.

— Насамон, — сказал Катон с такой радостной улыбкой, что Секст удивился, увидев ее, — я не знаю, что бы мы делали без тебя и без псиллов!

Красивые горы Киренаики исчезли из виду. Перед десятью тысячами Катона простиралась ровная пустыня с зарослями дикого сильфия и другой скудной растительностью. Между серыми низкими кустиками проглядывала желтовато-коричневая земля, усеянная камнями размером с кулак. Колья приобрели высочайшую ценность.

Насамон оказался прав. Колодцы и родники попадались часто, но их было недостаточно, чтобы напоить на стоянках десять тысяч людей и семь тысяч животных. На это понадобилась бы река величиной с Тибр. Поэтому Катон приказал каждой центурии пополнять бурдюки у каждого колодца или родника, мимо которых они проходили. Это позволяло орде, представлявшей собой весьма эффектное зрелище, весь день шагать, а на закате все останавливались, чтобы поесть говядины или козлятины, сваренной в морской воде (для чего все десять тысяч «переселенцев» собирали сухие кусты), и поспать.

Помимо багрового неба и кустов сильфия их постоянным спутником было море, огромное пространство блестящего аквамарина с белыми барашками в тех местах, где под водой скрывались скалы. Эти барашки вместе с ленивыми волнами один за другим устремлялись к берегу. Скорость, с какой шли животные, позволяла людям по-быстрому окунуться, чтобы охладиться и держать себя в чистоте. Десять миль в день означали, что Адрумет будет достигнут лишь в конце апреля. «А к тому времени, — думал Катон с огромным облегчением, — споры о том, кто станет главнокомандующим наших армий, закончатся. Я распределю своих людей по легионам, а сам займусь чем-нибудь мирным».

Римляне не ели говядины, римляне не ели козлятины. Крупный рогатый скот имел у них только одно применение — он давал кожу и жир, а также кровь и кости, которые шли на удобрение. А у коз брали лишь молоко и делали из него сыр.

Один молодой бык поставлял около пятисот фунтов пищи, ибо люди ели все, кроме шкуры, костей и внутренностей. Фунт мяса в день на человека (никто не мог заставить себя съесть больше), и за день стадо уменьшалось на двадцать животных, а за шесть дней — на сто двадцать. Восьмидневный интервал завершался двумя днями козлятины, что было еще хуже.

Сначала Катон надеялся, что козы продолжат давать молоко, из которого можно будет делать сыр, но как только Филенор остался позади, они отказались доиться. Ничего не понимавший в козах, он предположил, что это как-то связано со слишком большим количеством съеденного ими сильфия, а не с соломенными шляпами или другими подобными деликатесами. Крупный рогатый скот лениво плелся, совершенно равнодушный к людскому соседству. Ребра, выступавшие из спины, двигались как рудиментарные крылья, у коров высохшее пустое вымя раскачивалось в такт ходьбе. Ничего не понимавший и в них Катон решил, что все неприятности из-за быков, потому что все они были кастрированы. Некастрированное животное, будь то кот, пес, баран, козел или бык, занимается сексом, никогда не толстеет, и мясо его жесткое, жилистое. Они сеют свое семя, а потом собирают огромный урожай котят, щенят, ягнят, козлят или телят.

Некоторые из этих мыслей он высказал Сексту Помпею, и тот пришел в восторг от открывшихся ему сторон фанатичного Марка Порция Катона, которые не были известны никому в Риме. Неужели это тот самый человек, который одним своим криком заставил его отца ввергнуть страну в очередную гражданскую заваруху? Который в качестве плебейского трибуна без колебаний налагал вето на любой закон, направленный на пересмотр чего-то заведомо устаревшего? Который, будучи в теперешнем возрасте Секста, принудил коллегию плебейских трибунов сохранить всем надоевшую колонну посередине зала базилики Порция? Почему? Потому что сам Катон Цензор установил ее там. Потому что она — часть mos maiorum, и убирать ее ни под каким предлогом нельзя. А чего стоили все легенды и анекдоты о неподкупном Катоне, о Катоне-пьянице, о Катоне, продавшем собственную жену! Но вот перед ним тот самый Катон, размышляющий о самцах и об их поразительной сексуальной активности, словно сам он не был самцом, и, кстати, щедро одаренным природой.

— Что касается меня, — непринужденно заметил Секст, — я очень хочу как можно скорее вернуться в цивилизованный мир. Цивилизация подразумевает наличие женщин. Я уже изголодался по женщине.

Взгляд серых глаз стал ледяным.

— Настоящий мужчина должен уметь контролировать свои основные инстинкты, Секст Помпей. Даже четыре года — ничто, — процедил сквозь зубы Катон.

— Конечно, конечно! — поспешил согласиться Секст.

Четыре года, а? Любопытный период времени взят для примера! Между двумя браками с Катоном Марция четыре года была женой Квинта Гортензия. Значит, он ее любил? И страдал?