Читаем без скачивания Приговоренный - Леонид Влодавец

— А это важно? — прищурился Клык.

— Важно. — Мордочки у обеих сестер посерьезнели.

— Двое суток тому назад.

— Надо же! — удивилась Настя. — А не врешь?

— Да, — покачала головой Катя, — что-то не похоже. По-моему, ты уже недельку отлежал. И красноты почти нет, и затягивается все хорошо. Даже выходное. Ты уж не стесняйся, скажи правду. Мы девушки понимающие.

— Да чего мне стесняться? — удивился Клык. — Я ж знаю, у кого нахожусь. Мы с Курбаши семь лет назад вместе срок мотали.

— Понятненько. То-то ты такой расписной. «Клен» ты наш опавший… — хихикнула Катя, имея в виду — надпись на руке Клыка. — Кто тебе такую кралечку на пузе выколол?

«Кралечка» с распущенными волосами и массивным бюстом появилась у Клыка на животе во время второй ходки, а наколол ее Филя Жбан, штатный кольщик отряда. Его имя девушкам ничего бы не сказало.

— Художник, — ответил он, — мастер спирта.

В этот самый момент рукав Настиного халатика чуть поднялся вверх, и Клык, в свою очередь, увидел нее на руке змейку, высунувшую язычок над чашей.

— У-у, — заметил Клык, — похоже, в одном университете обучались…

— Двести двадцать четвертая-прим, часть первая, — улыбнулась Настя. — За «морфушу». А у Катеньки — она у нас, между прочим, полный курс мединститута прошла и даже диплом получила — сто шестнадцать, часть третья.

— Хорошо, что я мужик, — философски заметил Клык, — мне криминальный аборт не угрожает. Чего ж ты так неаккуратно?

— Подруга упросила, — проворчала Катя. — Доходила до пяти месяцев, а потом раздумала… Кровища пошла, а я придержать не сумела. Умерла, дура. Пять лет за это варежки шила.

— Выходит, ты мокрушница у нас? Ай-яй-яй! И как это Курбаши таким людям доверяет дело спасения жизней? Не понимаю! — Клык скорчил казенную рожу.

— Ничего, как-то не жалуется. После того, как у него друга в больнице добили, он всех, кого покусают более-менее легко, сюда кладет. У нас тут есть чем полечить… — Настя многозначительно прищурилась, уперев ладонь в хорошо обрисованное халатом пышное бедро.

— Да, — согласился Клык, преувеличенно громко шмыгнув носом, — есть над чем подумать, когда стоять научусь.

— Давай-давай, учись поскорее. А покамест мы тебя слегка оботрем. Купать не станем, а то еще размочим рану.

Клык не без удовольствия подвергся этой процедуре. Как-никак Вера просто стерла с него верхний слой грязи, налипший после болота, а та грязь, что въелась в кожу еще в тюрьме, осталась. Теперь же ловкие и ласковые лапки этих кошечек теплой водой, мылом и резиновыми мочалками соскребали с Клыка прошлое. Очищали, так сказать. Лежать перед этими цыпами голышом было не стыдно, тем более что в смысле житейском они Клыку были без разницы. Клыка еще надо было подкормить, добавить ему силенок, чтоб красотки заинтересовали его по-настоящему. Тем не менее, когда Настя взялась приводить в порядок мужское оборудование, «товарищ Гладышев» заметил:

— Как для себя готовишь!

— Стараемся, гражданин начальник! — ухмыльнулась плутовка.

После обмывки Клыка начали перевязывать, главным образом, чтобы защитить запекшуюся рану от повреждений. Затем ему выдали чистое белье, то есть халат, носки, трусы и майку, снабдили шлепанцами и усадили на коляску.

— Дали б костылик, — попросил Клык, — я быстрее бы привык ходить.

— Сейчас в комнату привезем — получишь. Но тоже не усердствуй, а то разбередишь. Плохо будет, если опять гноиться начнет. Придется резать, дренажи вводить, уколы делать. Лучше полежи пару дней, — посоветовала Катя.

Клыка торжественно доставили на второй этаж. Он вспомнил, как на прошлой ходке читал прикольную книгу про бравого солдата Швейка, которого в такой же примерно коляске везли на призывной пункт в 1914 году. Ему даже стало смешно.

— Хорошо быть симулянтом! — сказал он.

— Здоровым все-таки лучше, — не согласилась Настя.

Клык оказался в точно такой же комнате, как Вера и Надя, только в гордом одиночестве. Первым делом осмотрел окна: оба выходили во внутренний дворик. Конечно, дворик смотрелся приятно и был не похож на тюремный, но все-таки замкнутый. И от этого Клыку стало в очередной раз не по себе. Он ощущал себя скорее в плену, чем в гостях. Хороший такой, почетный плен, как у князя Игоря, которому Кончак то «коня любого», то «пленницу с моря дальнего» предлагал, но все же не воля.

Впрочем, надолго утонуть в неприятных размышлениях Клык не сумел. За дверью послышались шаги, и вошел Курбаши.

ДЕЛОВАЯ БЕСЕДА

— Пора потолковать, верно? — спросил гостеприимный хозяин.

— Может быть, — сказал Клык, садясь в кресло, — ты тут, правда, кофе с коньяком обещал, но пока я его еще не видел.

— Сейчас прикатят. Сигаретой могу уже сейчас угостить. А в принципе могу тебе хоть сто блоков сюда выдать. Бесплатно.

Как раз в это время появилась девица в розовом платье и белом передничке и прикатила сервировочный столик с кофейником, бутылкой со множеством звездочек, тонко нарезанным лимоном и целой коробкой швейцарских шоколадных конфет.

— Почувствуй себя человеком, — предложил Курбаши, выкладывая на стол пачку «Мальборо». — По рюмочке за встречу?

— Не откажусь. — Клык взял за ножку рюмочку объемом в двадцать пять граммов и вдохнул коньячный аромат.

— Между прочим, двадцать пять лет выдержки, — сообщил Курбаши. — Раньше такой не во всяком обкоме пробовали. Специально «Молдвинпром» для Политбюро делал. А у них еще и херес, и мускат были чудесные. Теперь и у меня есть.

— Зато у Политбюро нету, потому как оно само отсутствует, — хмыкнул Клык.

— Того, что было, может, и нет, — прищурился Курбаши. — Но Политбюро и теперь есть. Просто по-другому называется… Ну, со свиданием! Только не спеши сразу хлопать. Не денатурат. Прочувствуй.

— Нормально, — сказал Клык, ощущая приятное тепло, искорками пробежавшее по жилам.

— Лимон, а потом шоколадку… Клево?

Клык усмехнулся.

— Разнежился ты тут, «товарищ подполковник». Сладкоежкой стал, гурманом, понимаешь ли… Баланда уже не снится?

— Абсолютно. Не светит она мне. Гороскоп не тот.

— Счастливый, однако, как говорят товарищи чукчи.

— Может быть, хотя сдается мне, что ты, Клыку-ша, моего счастливей.

— Это ты насчет чемодана?

— Никак нет, насчет жизни вообще…

Клык насторожился. Не нравилось ему, когда его вдруг ни с того ни с сего начинали считать счастливым. Особенно вообще насчет жизни. Она, эта самая жизнь, Клыку казалась до ужаса дурной и уж никак не счастливей той, что досталась Курбаши.

— Хм… А что ты, гражданин Курбаши, знаешь про мою жизнь?

— Считай, что все. И что ты под вышку залетел, и что икону увел у Черного, и что из-за этой иконы прокурор тебя оформил липовым актом, и про то, что ты троих порешил, а икону все-таки прибрал. Разве это не счастье, а?

— Издеваешься, корефан?

— Серьезно говорю. У тебя же не жизнь, а сплошная везуха. Ты много видал людей, которым удавалось из-под вышки выскочить, если помиловка проехала? Я лично тебя такого первого встречаю. Если б не знал, кто ты такой, не поверил бы. А уж в то, что можно одному так ловко троих уделать, и сейчас не верю.

— А это я придумал, — сказал Клык, — от скуки.

— Ну да, только вот мне не рассказал. Узнаю, видишь ли, от тех, что тебя ловить приехали. Да и то, сукины дети, говорить не хотели. А если серьезно, то тебе столько раз везло, что аж завидно. Такие карты не каждый раз приходят, а ты все время при козырях.

— Но в этот раз ты все схапал.

— Понимаешь, не так все просто. Я, прежде чем все это заполучил, — Курбаши обвел руками некий всеохватывающий полукруг, — многие месяцы голову ломал, просчитывал и рассчитывал, крутил и вертел, путал и распутывал. Срывалось — заново, не складывалось — перебирал по винтику. Настоящий бандитизм — это тяжелый и опасный труд. Это не то что у тебя: высмотрел кассу, снял и ушел. Потом пропил и попался.

— Да, — мелкопакостным тоном посочувствовал Клык, — очень это тяжко — все время не попадаться.

— Не смейся. Это дело очень неприятное. Перестаешь понимать в натуре, что можешь, а что нет. Привыкаешь, что можно все или почти все, начинаешь замахиваться на то, что уж очень стремно. Сейчас в этой области, где прокурором товарищ Греков, я могу левой ногой открыть дверь почти любого кабинета и сказать: «Господа, мне надо то-то и то-то оформить, сделайте по-быстрому». И сделают, и оформят, и ждать не заставят. Сам здешний губернатор, конечно, может чуть-чуть поломаться, но только для вида. Он сам ко мне придет деньги просить, если надо. Уже приходил, и не раз. Хотел он в прошлом году 700-летие своего облцентра отметить. Подбил бабки — десяти миллиардов не хватает. Конечно, спонсоров надо, а у нас банкиры прижимистые, у них не то что халявные деньги — снега зимой не выпросишь, если навару не будет. Или если, как в моем случае, они за свою башку беспокоиться не будут. Чем бы их наш глава ни приманивал, ни на что не клевали. И не заставишь ничем — времена не те. Опять же я, конечно, кое-какую работу провел. Мол, узнаю, что кто-то губернатору без моего ведома сколько-нибудь на этот праздник отстегнул — будут неприятности. Один козел попался с гонором, решил прогнуться перед властью, выписал сто лимонов. «Но разведка доложила точно…» И уже на следующий день с банкиром неприятность вышла. Среди бела дня прямо перед дверями его родной фирмы какой-то нехороший человек из проезжей машины засветил ему промеж лопаток небольшую очередь. А другие сразу вспомнили, кто в доме хозяин.