Читаем без скачивания Куль хлеба и его похождения - С. Максимов

Итак, о шлюзах.

Устройство шлюзов подчиняется такому простому закону.

Вода в реке или озере стоит уровнем, то есть представляет собой такую поверхность, с которой скатывается во все стороны ровно и которая нигде не имеет наклону. Чтобы заставить воду стекать, надо подле вырыть канаву или канал с уровнем ниже уровня готовой, природной соседней воды. Последняя не замедлит побежать вперед и наполнит канаву до собственного уровня. Еще охотнее побежит вода, если прорытая канава выведет ее в другой водоем (реку или озеро), уровень которого еще ниже. Соображают все это и строят между рядами свай стену из брусьев или камня, оканчивая ее наверху крепким брусом. От него вдоль реки выводят по обе стороны скаты и настилают их досками. На этом среднем брусе ставят стойки и в пазах их прилаживают щиты, движущиеся вверх и вниз. Этими щитами или чугунными воротами и запирают главный водоем при выходе его в канаву. Сдержанная вода копится, а накопленная катится в пустую канаву, наливает ее и дает проход барке. Впереди канавы опять ворота: барка ждет, пока не отопрут их, и не введут ее в дальнюю канаву. Когда прошла одна барка, ворота запирают, скопляют воду для последующей, пропускают ее и снова для нее отпирают ворота. Открывают шлюзные ворота, как бы открывают кран самовара и с высоты его наливают воду в подставленную чашку до тех пор, пока чашка не наполнится столько, сколько желательно. Некоторые хранилища воды, как, например, Мстино-озеро, до того хороши, что скопляют воду громадными массами и в открытые ворота, или шлюзы, выливают ее в течение нескольких дней обильно и равномерно. По реке Мсте, пользующейся этой водой, могут ходить барки в течение нескольких дней всем скопившимся караваном судов. Об экономии воды здесь мало думают, хотя, к сожалению, и расходуется ее неизмеримо больше, чем того стоит сама деревянная, накрытая рогожами барка. Рытье каналов и устройство шлюзов стоило громадных расходов для государства, а между тем улучшений в шлюзах никаких не сделано, да теперь при железных дорогах и не сделают (не стоит гадать и думать). Спасибо железным дорогам, которые сбили спесь с этих дорогих водяных сообщений и сумели обойти все порожистые, все мелкие реки, каковые без тяжелой посторонней помощи не могут служить на потребу и великие нужды людям. Удалось отчасти и нашим чугункам обойти негодные реки и искусственные системы каналов, очень замедлявшие движение судов и самую торговлю. По грязным бечевникам, по берегам рытых каналов и болотистых рек и речек надрываются лошади, тянущие лямку, заболевают сибирской язвой, околевают тысячами. Язва переходит на людей, от нее и от простуд гибнут люди. Попусту истрачиваются денежные капиталы, много тратится золотого времени. Дорожает хлеб и становится очень горек всем, кто ищет в нем вкуса и сладости, особенно здесь, в Петербурге. Вышневолоцкие шлюзы привели нас во Мсту. Мста гостей любит и охотно принимает, но осматривает из опасения, не сделать бы хуже. Через шлюзы наливается в нее из Мстино-озера воды очень много) однако не настолько, чтобы мог проходить корабль и глубоко сидящее в воде судно. Мста мстит таким недогадливым хозяевам отказом в пропуске, приказом перегружаться на мелкие барки, съемкою лишнего груза и порогами. Сильнее и хуже их нет. Слава про пороги Мстинские (называемые чаще Боровицкими) велика: знают про них в целой России не только торгующие хлебом и плавающие на судах, но и мы, черпающие знание из книг. Там мы узнаем, что пороги тянутся на протяжении 29 верст, что они самое затруднительное препятствие по всей системе: на них ежегодно ломаются барки и портится груз. На Боровицких порогах довольно страхов, и со страхами этими можно встать глаз на глаз, видеть опасность воочию. Довольно, стало быть, приманок и соблазна, чтобы собраться туда и отправиться посмотреть.

Я так и сделал весной 1872 года (30 мая) ко второму весеннему каравану, когда обмелела Мста, открыли шлюзы, напустили воды и пригласили барки попробовать прокатиться в эту вторую перемычку, то есть в промежуток времени между первым и вторым сплавом (всех перемычек четыре). Со станции Валдайки взяли мы тройку и отправились в Опеченский посад. Посад оттого и назвался так, что под опечком в народе разумеются такие разные места, на которых имеются песчаные подводные мели. До времен Петра это место называлось просто Рядок, но и на этот раз не лучше, потому что заимствовал свое прозвище от рядков — порогов в реке, перекатов. И в самом деле, сейчас под посадом первый порог — голова остальных Боровицких порогов.

В посаде живут учрежденные Петром лоцманы в опрятных двухэтажных домах, на мещанских правах и обычаях и на мещанскую стать даже снаружи. Ходят лоцманы в длинных сибирках, подпоясанных кушаками. Снимет на работе сибирку — он в красной рубахе с напуском на панталоны сверху рубахи и в жилетке с металлическими пуговицами. Народ солидный, осанистый, здоровый и крепкий, знающий себе цену и очень разумный (Екатерина II, порывавшая здесь, увеличила их число до 120, теперь их уже 200 человек). В посаде пришедшие сверху суда испытываются, то есть измеряется посадка, ширина и длина барки. Сидеть в воде она имеет право от 8 до 12 вершков. Она не выходит вперед, дожидается очереди. Не в очередь пускают барки только с ненадежным и опасным товаром, каковы, например, яйца и живая рыба.

До спуска бережно скопленной воды в озере Мстино, из которого вытекает река. Мста представляет русло, закиданное камнями, как сказочное поле после богатырской сечи: по каменным переборам можно перейти на другой берег, не замочив ноги; между грудами огромных камней позволяется бродить безопасно, и в иных местах мудрено выискать место, где бы искупаться. Мста в мелководье — куриное перебродище. По спуске шлюзной воды река надувается, сполняясь в берегах, как река путная, не очень широкая и глубокая, но мелкие реки могут ей позавидовать. Вода, набегая на крупные гряды камней, мырит и шумит, как в котле кипит, бешено наталкиваясь крутыми волнами на такие груды, где есть вход, но нет выходу. Стоят камни непрерывной стеной — вода оборачивается назад, делает круги, на спопутных камнях брызжет вверх и взбивает пену, а при встрече со вновь набегающими шальными волнами делает водовороты, тем опасные для пловцов и для судоходов, что выбивают вертячие пучины. Водяная сила тут велика на две стати: промежду двух сцепившихся противников хоть не попадайся. Разошедшись в разные стороны, накипятившиеся в свалке, торопливые и сердитые волны наскакивают потом на поперечные гряды камней, по которым или надо стремиться с усилием, если не остыл еще пыл, или в изнеможении валиться с кручи каменьев, с уступа на манер дверного порога, как ни попало. Волны ревут тут, как быки в поле, оттого и зовутся такие пороги быками. Таких и подобных им злодеев и опасных мест (мелей) насчитывают от Опеченского посада по Мсте пятьдесят, и первый из них ревет, как водяная птица бухало, бучило или выпь, а потому и прозван Выпью. Когда в посаде все улеглось спать и смолкло и строения не мешали слуху, сейчас за посадской околицей этот порог Выпь давал себя знать сильным и глухим гулом. Пугливо и сиротливо прислонились к посадскому берегу барки, и смотрят на них двухэтажные посадские дома со смелостью и уверенностью отпустить на каждую проводника и защитника, в деле бывалого и присноровившегося к причудам и приемам всех барочных врагов — Мстинских порогов. Больше полутораста лет, по указу Великого Петра, проходится здесь мудреная наука проводки судов Боровицкими порогами, и созданные Петром лоцманы живут в посаде, может быть, с тех давних пор уже пятым поколением. Выработались и лучшие, и кое-какие. Жалеешь груз и не жалеешь денег, бери любого из лучших, — мы остановились именно у такого, который сорок пять лет водил суда и только раз потерпел несчастье (да и простить себе этого не может до сих пор почтенный Михайло Никифорович Кузнецов). Лучшие лоцманы, по вольному найму от судохозяев, называются просбенными. Кто не берет этих, тому от Округа путей сообщения назначают казенных, так называемых очередных, — и в таком случае не без особого риску для владельцев судна (очередному — 15 рублей за провод, просбенному до 50 рублей за пороги).

С лоцманом можно бы и отправиться. Рабочие наняты в том же числе, сколько надобно и по крайней мере 10–12 человек на каж дую потесь. Потесей этих на барке четыре: две спереди на носу и две назади на корме, каждая на углах почти четырехугольной бар-ки, каждая представляет собою длинное и тонкое бревно сажен в 9-10 длиной. Эти бревна — те самые, из которых устраиваются обходные мостки у петербургских купален: желающие могут подивиться длине и неуклюжести этих боровицких весел. Впрочем, они столько же весла, сколько и руль, и в строгом смысле ни то ни другое. Великий моряк Петр Первый как взглянул на них, так и невзлюбил, говорит предание.

Петр Великий велел эти потеси спрятать и приделать к барке руль, тот самый руль, без которого ни одно на свете судно не ходит. Отговаривали его, но послушались: поехали. На первом пороге руль разломало в щепу: запасные потеси выручили из беды, и с тех пор, по указу Петра и словесному сознанию его, за неуклюжими потесями осталось до наших дней право хлопать по мстинской воде и руководить баркой. На водяном конце потеси лопасть — обтесанный конец, на ручном, торчащем над баркой конце столько рукояток, сколько рабочих; по две руки, по одному человеку на одну рукоятку, по 14 человек на каждую потесь с одним передним концевым командиром (всего народу ставят 48–60 человек). Все они и шевелят баркой в 17 сажен длиной, в 4 шириной, 12 вершков в осадке с кладью до 8 тысяч пудов. Барки из тонких, мягких и гибких досок строятся только на одну путину и в Петербурге ломаются на барочные дрова и дачные стены в Новой деревне, Полюстрове, на Черной речке и прочих дачах.