Читаем без скачивания Лавкрафт: Биография - Лайон Де Камп

Остановившись где-либо, он использовал всё имеющееся под рукой. В отелях его выручали гостиничные печатные бланки. Он даже использовал оборотные стороны полученных писем, которые редко сохранял.

Получатели педантично именовались как «Esq», (эсквайр), вместо простого «Мг.» (мистер). В самом письме Лавкрафт поначалу приветствовал своего корреспондента формально, например, «Дорогой мистер Блох». Когда же он узнавал человека получше, то иногда обращался к нему только по фамилии, в британской манере: «Дорогой Блох», или по инициалам: «Дорогой А. У.» для Августа У. Дерлета. Позже он порой использовал фонетически переиначенное написание имени или инициалов адресата: «Бхо-Блок» для Роберта Блоха и «Джевиш-Эй» для Дж. Вернона Ши. Несомненное англосаксонское имя Кларка Эштона Смита превратилось в «Кларкэш-Тон», выглядящее как нечто с планеты Юггот.

Для своих друзей Лавкрафт выдумывал причудливые псевдонимы. Иногда он просто латинизировал имена: «Мортоний» для Мортона и «Белнапий» для Фрэнка Белнапа Лонга. Другие были «Боб с Двумя Пистолетами» для Роберта Э. Говарда из Техаса, «Малик Таус» или «Султан-Павлин» для Э. Хоффманна Прайса, автора рассказов в восточном стиле, «М. ле конт Д'Эрлетт» для Дерлета, «Джонкхеер» для Уилфреда Б. Талмана, имевшего голландское происхождение, и «Сатрап Фарнабазий» (сатрап — персидский правитель древнегреческих времен) для Фарнсуорта Райта, редактора «Виэрд Тэйлз».

Среди коллег по «Виэрд Тэйлз» Лавкрафт часто вместо обычного адреса отправителя и даты использовал образные подписи. Так, можно найти письмо, подписанное «Могила 66 — Некрополь Тана. Час Грохотания Нижней Решетки», или «Безымянные Руины Ийата — Час Сияющего Света у Запечатанной Башни», или «Кадаф в Холодной Пустыне: Час Ночных Мверзей». Такие формулировки усложняют задачу биографа по датировке писем.

Когда Лавкрафт заканчивал письмо, он мог подписать его «Сердечнейше и искреннейше ваш, Г. Ф. Лавкрафт». С близкими друзьями он использовал формулировку восемнадцатого века «Ваш покорный слуга, Г. Ф. Л.» или какую-нибудь игривую подпись вроде «Эйч-Пи-Эль» («ГэЭфЭл») или «Дедуля Теобальд». В некоторых ранних письмах он следовал стилю восемнадцатого века с поразительной точностью:

«Э. Шерману Коулу, эсквайру, Ист-Редхам, Массачусетс Милостивый государь, с благодарностью извещаю Вас о получении Вашего письма от 14 числа истекшего месяца и выражаю сожаления в связи с задержкой своего ответа…»[186]

Другие полны популярных жаргонных словечек, каламбуров и разных острот. Его письма учены, любезны (кроме случаев, когда он разражался тирадами), очаровательны и — особенно для человека, гордившегося своей аристократической сдержанностью, — весьма самообличающи. Можно проследить его триумфы и несчастья почти изо дня в день. Он рассуждает на темы антропологии, архитектуры, астрономии, истории, космологии, науки, оккультизма, политики, путешествий, религии, социологии, стиховедения, философии, художественного сочинительства и эстетики. Всегда можно натолкнуться на ученые изыскания по необычным темам: какова была речь жителей Британии после ухода римских легионов? Почему на часах четыре часа обозначаются «НН», а не «IV»? Когда в восемнадцатом веке мужчины перестали носить парики?

В 1916 году Мо предложил, чтобы он, Айра Коул, Лавкрафт и кто-нибудь еще образовали группу кругового письма. Лавкрафт предложил в качестве четвертого члена Кляйнера и назвал клуб «Кляйкомола», по первым слогам фамилий его членов. Совместное письмо пересылалось от Коула к Мо, затем Кляйнеру, Лавкрафту и снова Коулу. Когда кто-то из них получал пакет, он вынимал свое предыдущее письмо, добавлял новое и отправлял пакет дальше.

«Кляйкомола» процветал два года. Затем Коул был обращен евангелистом-пятидесятником, услышал голоса и стал странствующим проповедником, забросив любительскую печать. Когда выбыл Коул, Лавкрафт завербовал на его место Галпина и назвал клуб «Галламо». Кляйнер и Мо, однако, скоро вышли из клуба.

В 1918 году Лавкрафт узнал об оживлении активности британской любительской прессы. При содействии английского любителя по имени Маккиг он вступил в Британский клуб любительской прессы. В 1921–м он организовал англоамериканский клуб круговой переписки среди издателей-любителей под названием «Трансатлантический распространитель». Он использовал эту группу в качестве резонатора для своих ранних рассказов, посылая рукописи по кругу с просьбой о критическом отзыве.

Когда какой-нибудь участник подвергал один из рассказов Лавкрафта суровой критике, в следующем заходе он посылал длинное письмо, защищая свое произведение. Он не пишет, возражал он, об обычных людях, потому что они ему не интересны. Он не пишет для широких масс и будет удовлетворен, если его работы понравятся лишь немногим разборчивым читателям. В сентябре 1921 года он распрощался с группой.

Так Лавкрафт завел еще один обычай — отсылать для критики свои произведения друзьям, прежде чем выставлять их на продажу. Для начинающего писателя это здравый метод, если он может найти объективного и знающего Друга, который также помогал бы и в его литературном обучении.

Писатель, представляющий таким образом рукопись на рассмотрение, должен любезно принимать критику и не смущаться ею слишком сильно. Лавкрафт научился не оспаривать ее, но так и не научился не позволять, ей волновать или лишать себя уверенности. К концу своих дней он отсылая каждый рассказ полудюжине друзей, а затем, если кому-то из них произведение не нравилось, впадал в вялое отчаяние и говорил, что бросит писать совсем.

Чтобы переносить разочарования своего ремесла, писатель должен обладать крепостью, гибкостью и изрядной долей самомнения. Лавкрафту этих черт недоставало. С его стороны было довольно глупо продолжать показывать повсюду свои рукописи, поскольку в зрелости он знал о литературной технике больше, нежели его друзья. Они не могли сказать ему ничего полезного, и их критика лишь подавляла ту небольшую самоуверенность, которой он обладал.

Но Лавкрафт так и не усвоил этого. Вопреки своей болтовне о том, что он бесчувственная думающая машина, он оставался эмоциональным, сверхчувствительным человеком с хрупким эго, который по-детски жаждал похвалы и которого совершенно сокрушало неодобрение.

Письма Лавкрафта за период 1915–1921 годов содержат те же обращения к национализму, милитаризму, арийству и сухому закону, что появлялись в его передовицах, и те же резкости в адрес национальных меньшинств: «…Отчужденные пригороды, где царствует еврейское, итальянское и франко-канадское убожество». В письмах также выражаются философские воззрения Лавкрафта. Он так и не поколебался в своем «нон-теизме», который принял в детстве: «Я опасаюсь, что весь теизм в основном состоит из порочных рассуждений и гадания или выдумывания того, чего мы не знаем. Если Бог всесилен, тогда почему он выбрал этот единственный маленький период и мир для своего эксперимента над человечеством?»[187]