Читаем без скачивания Живём ли мы свой век - Углов Федор Григорьевич

Нет, мы не хотим сказать, что сад и огород — панацея от всех бед, единственный ключ к долголетию, но, несомненно, физический труд по облагораживанию земли принесёт много благ людям и государству.

Положительно влияет на человека отказ от пьянства, курения, грубости, бесцельного препровождения времени, например, за игрой в карты, домино, бесконечного просиживания перед телевизором и так далее.

Лучший способ продлить жизнь — это не укорачивать её. А вредные привычки, несомненно, укорачивают жизнь человека. И не только укорачивают, но и делают её неинтересной и болезненной. Известно сколько болезней несёт с собой пьянство. Если бы нам удалось искоренить его, средняя продолжительность жизни возросла бы значительно; травматизм, автокатастрофы, несчастные случаи, целый ряд психических и соматических болезней — всё это в подавляющем большинстве случаев результаты пьянства.

То же самое можно сказать и о курении.

Девиз геронтологии: не только прибавить годы к жизни, но и жизнь к годам, сохранить активность в старости. Вредные привычки отнимают у жизни целые годы здоровья и радости, которые тонут в рюмке водки и в клубах табачного дыма.

Но повторяем: самое важное — это периодический отдых, семейный уют и здоровая обстановка в рабочем коллективе.

Человек — продукт социальной среды, и последняя оказывает на него очень большое влияние.

Но вернемся к нашим героям: мы уже сказали, что через два года после описываемых событий художник вновь приехал в Нурек. Словно со старым другом встретился он с Мирсаидом. Не однажды они поднимались с ним в кишлак Чинар, и там художника принимали как родного. Виктор теперь хорошо знал историю Мирсаида...

Как вода в Нуреке, клокоча и пенясь у подножий скал, резво сбегает в долины, так бежит и время. Год проходит, второй, а Мирсаиду кажется, что только вчера он пришёл на стройку, и всё его тут по-прежнему изумляет. Однажды с товарищами он побывал за Туман-горой (над ней туман всегда клубится, потому и зовут так), видел много машин, труб, железных листов, кирпича, цемента. В машине рядом с шофером сидела Зина. Она сказала: «Это и есть алюминиевый завод».

Да, многое увидел и узнал Мирсаид. Главное же — он стал помощником машиниста. И не однажды сам работал на экскаваторе, нагружал машины. Жаль только, что в кабине экскаватора его не видел никто из земляков. Самому же говорить об этом нельзя, не поверят, хвастуном назовут.

Эх, вздыхает Мирсаид. Надо идти на курсы, учиться на машиниста. Вот только бы разрешил ему Алексей Иванович!

Но, как говорится в пословице, не было бы счастья, да несчастье помогло. Заболел машинист, и Мирсаид весь день проработал на экскаваторе. Было очень жарко, температура к середине дня перевалила за пятьдесят — иные машинисты, проработав час-другой, вылезали из кабины, бежали к Вахшу. Бросались в воду и там, в родниковых прохладных волнах, спасались от жары. Мирсаид обливался потом, но из кабины не выходил. Не мог он, как опытный машинист, тремя ковшами засыпать двадцатисемитонный БелАЗ, но четырьмя ковшами иной раз засыпал. И когда мощный самосвал, взревев мотором, отваливал и другой подъезжал на его место, Мирсаид испытывал радость, и руки его крепче сжимали рычаги управления, он с налету вонзал стальные зубья ковша в стену горы, крушил камни, грунт. И если удавалось зацепить хорошо — тоже радовался, работал горячее.

Дважды подходил к экскаватору бригадир Алексей Иванович, подолгу смотрел на работу Мирсаида, кричал:

— Отдохни малость! Искупайся!

Мирсаид в ответ только улыбался и мотал головой: дескать, ничего, привычный. Многие шоферы, не желая ждать других машинистов, заворачивали к Мирсаиду, он загружал и их кузова. И кивал приветливо: мол, давай и в другой раз, камней у горы хватит.

Ох, и работал в этот день Мирсаид Хайруллаев! Небу было жарко. Казалось, Вахш приостановил свой бег, загляделся на его работу. А когда кончилась смена, Мирсаид сошёл на землю, шатаясь. Нетвердой походкой дошёл до будки, здесь его ждала радостная весть: бригада за смену отсыпала в плотину две тысячи двести кубических метров грунта. И хотя Мирсаид не очень отличился по результатам дня, его показатель был не из плохих. Бригадир похвалил парня, сказал: «Из тебя, Мирсаид, выйдет настоящий машинист экскаватора»,

Мирсаид старался не смотреть в простенок между окнами, там сидела Зина. Но его так и тянуло взглянуть на неё — слышит ли Зина, что говорит о нём бригадир?..

Шесть месяцев не был в кабине экскаватора Мирсаид. Учился на курсах машинистов. На участок заходил, искал глазами Зину, подолгу смотрел на дружную работу экскаваторов — их теперь было девять, экипажи первоклассные, выработки давали рекордные. «Курсы-то я кончу, а вот как работать буду», — думал Мирсаид.

Вспомнил тот счастливый день, когда работал за машиниста. Но хорошо знал: ни разу не удалось ему тогда наполнить БелАЗ тремя ковшами, всё пять, пять, лишь иной раз четыре.

Алексей Иванович видел это, конечно, да и учётчица все машины подсчитала, но бригадир — человек мудрый и добрый. Похвалил новичка для начала — видишь, мол, и ты можешь. Верь в свои силы! А вот придешь на участок с дипломом машиниста, дадут экскаватор, да не самый лучший — поблажек не жди, Мирсаид. Машинисты у нас — народ опытный, с ними тягаться нелегко.

Но вот наконец свершилось! Мирсаиду вручили диплом машиниста. Алексей Иванович поздравил парня.

— Теперь принимай «семерку». Помнишь, на ней ты хорошую работу показал?

Бригадир подтолкнул Мирсаида — иди.

Не везет Мирсаиду, опять он впросак попал — в первый день работы на экскаваторе. Только было за дело взялся, в хорошем темпе шесть самосвалов нагрузил — подъемный трос оборвался. Пришлось аварийную бригаду вызывать, трос заменять. Часов пять провозились, под конец смены в работу включился. Всю бригаду подвел, плановую выработку не дали.

В будку шёл сторонкой, глаз ни на кого не поднимал.

А в будке шум-гам, Алексей Иванович из себя выходил:

— Нет, вы посмотрите на него — умный нашёлся! Бросил экскаватор и ушёл — за два часа до конца смены!..

«Не меня ругает, — отлегло от сердца у Мирсаида. — Неужели кто-то ещё больше виноват, чем я?»

— Ну хитрец, ну хитрец! Так к сказал: подъемный трос скоро оборвется — с ним тогда возни на две смены. Как же вас понимать, товарищ Птичкин? Пусть ваш сменщик, ваш товарищ по работе с тросом возится, а вы не желаете руки пачкать. Так, что ли?..

Птичкин работал ночью, у него Мирсаид смену принял. Сейчас Хайруллаев понял, почему у него в самом начале смены трос оборвался.

— Какое решение будет? — спросил бригадир у набившихся в будку машинистов.

— Гнать из бригады!

— Гнать! — раздались голоса.

— А ты что скажешь? — повернулся к Мирсаиду Алексей Иванович. — Тебя подвел Птичкин. Говори!

— Премию снять, пятьдесят процентов, — сказал Мирсаид и посмотрел на Зину. Она кивнула — дескать, верно говоришь, нельзя поступать слишком строго. Но машинисты загудели: «Гнать!»

И тогда шагнула на середину нарядной Зинаида, обвела всех строгим взглядом.

— Вы меня профоргом избрали — все голосовали, до единого; так вот что я скажу, мои соколики: больно уж скоры вы на расправу. Чуть что — гнать, судить, голову долой! Вон парнишка из горного кишлака пришёл к нам, в семью трудовую влился, а вы его в первый же день на доску позора. Чуть жизни не лишили!.. Вам государство права дает: вы и мораль товарищей блюдете, с пьянством и распутством боретесь, и плату по труду распределяете — ни отец, ни мать в нашем государстве над дитем такой воли не имеют, какая дадена трудовому коллективу! Так у коллектива нашего и сердце должно быть добрее родительского. Жалости и сострадания к человеку вам не хватает! Человек тогда воспитание понимает, когда вы с любовью к нему. А вы заладили: «Гнать!.. Гнать!..»

Зина вдруг прервала своё красноречие. И уже тихим голосом продолжала:

— Друзья мои, природу всякой власти я так понимаю: чем больше тебе её дали, тем ты будь умнее и деликатнее. Не обидеть, не унизить, а ума человеку прибавить и на путь истины наставить — вот тогда и польза от власти трудового коллектива будет.