Читаем без скачивания Отравительница - Виктория Холт

— Расскажите мне все, — попросила Катрин.

— Мадам, мой господин герцог объезжал с инспекцией войска перед возвращением в замок к жене. Сражение закончилось, и он был без доспехов. И тут из-за забора выстрелили. Мой господин упал без сознания на землю. Мы доставили его в замок, но он истекает кровью… мадам.

— Мы должны послать хирургов! — закричала Марго. — Немедленно. Да, немедленно. Нельзя терять время.

— Убийцу поймали? — спросила Катрин.

— Да, мадам.

— Кто он?

— Полтро де Мерей.

— Важно лишь то, успеем ли мы спасти герцога, — закричала Марго.

— Я немедленно отправлю к нему хирургов, — сказала Катрин. — Возвращайтесь к герцогу и передайте ему, что помощь близка. Я пошлю моих лучших хирургов, спасти герцога.

Марго повисла на руке матери.

— О, спасибо… спасибо тебе. Мы должны спасти герцога.

Катрин сжала руку дочери так сильно, что Марго едва не закричала. Сдержавшись, она позволила увести себя.

Катрин отвела ее в свои покои и заперла в приемной. Марго легла на диван и заплакала. Отец Генриха ранен, возможно, он умрет. Она боялась матери — Катрин считала дурным тоном проявление чувств и могла сурово наказать дочь. Но сейчас Марго думала лишь о Генрихе, которого безумно любила, о его преданности отцу, о горе, которое постигнет мальчика, если герцог умрет.

Катрин говорила со своим хирургом тихо, почти не раскрывая рта. Он знал, что от него требуется в отношении герцога де Гиза. Он должен был поехать к великому воину и помочь ему так, как это сделала бы королева-мать, если бы обладала нужным умением и могла бы отправиться к раненому вместо врача.

Хирург поклонился и ушел. Вскоре он уже скакал во весь опор в Орлеан.

Катрин подошла к дочери и собственноручно высекла ее.

— Тебе уже десять лет! — сказала она. — Ты ведешь себя, как невоспитанная крестьянка.

Марго не смела уклоняться от ударов матери, как она делала с другими. Она лежала, вздрагивая от боли, но душа девочки не ощущала ее; Марго молча молилась: «Святая Дева, не дай отцу Генриха умереть. Ты не можешь причинить такое горе Генриху. Герцог не просто его отец, он — величайший человек Франции. Святая мать, спаси герцога».

Катрин не молилась ни Богу, ни Святой Деве. Но она тоже думала о герцоге. Видела перед собой его красивое лицо со шрамом, искаженное гримасой страдания; в надменных глазах человека, которого она считала своим главным врагом, таилась близкая смерть.

Марго ехала верхом рядом с красивым юношей, который был теперь главой дома Лорренов, и беззвучно плакала.

Он был так красив, этот Генрих де Гиз; светлые вьющиеся волосы являли разительный контраст с его мужественным лицом и отличной фигурой. В нем уже проявлялись черты мужчины, которым он обещал стать. Марго хотела утешить его, сказать ему, что принимает беду Генриха как свою собственную, что так будет всегда.

— Говори об этом, Генрих, — сказала она. — Говори, мой дорогой. Тебе станет легче.

— Почему это должно было случиться с ним? — спросил Генрих. — Думаю, тут пахнет заговором. Я не успокоюсь, пока не увижу убийцу мертвым у моих ног.

— Убийца умер ужасной смертью, Генрих. Его подвергли пытке. Приятно сознавать, что убийца Меченого мертв.

— Мой отец не был отмщен так, как это сделал бы я, — сердито заметил Генрих. — Этот жалкий простолюдин был лишь орудием других. Я не считаю, что месть состоялась. Я знаю, что он сказал под пыткой. Знаешь, кого он обвинил?

— Колиньи. — Глаза Марго сверкнули. — Доброго, набожного Колиньи! Именно его обвинил Полтро де Мерей.

— Этот негодяй — истинный убийца моего отца. Мерей сказал, что Колиньи заплатил ему за убийство. Для меня этого достаточна.

— Но Колиньи сказал моей матери, что он дал ему эти деньги на покупку коня, а не в качестве платы за убийство, — заявила Марго.

Генрих вонзил шпоры в бока лошади и ускакал вперед, чтобы скрыть от Марго свои слезы. Он никогда не забудет, как несли отца; его великого, благородного отца, которого он боготворил. Он не мог думать о том, как некогда самоуверенный, грозный человек лежал на носилках, истекая кровью, не в силах четко говорить. Генрих поклялся тогда: «Я не успокоюсь, пока не увижу перед собой труп убийцы. Я буду презирать себя, если не добьюсь этого». Это было торжественным обещанием. Кто его враг? Он мог догадаться об этом. Гаспар де Колиньи, добродетельный человек, якобы давший Полтро де Мерею деньги на покупку коня.

Хитрый дядя Генриха, кардинал Лоррен, серьезно поговорил с мальчиком.

— Генрих, мой племянник, не забывай о том, что это означает для тебя… для нашего дома. Ты — его гла-ва. Ты горяч, молод и несдержан. Гаспар де Колиньи — главный враг нашего рода. Он — лидер еретиков. Генрих, мой дорогой племянник, мы должны защищать нашу веру и наш дом. Кто знает, может быть, когда-нибудь принц Лоррен сядет на французский трон. Вдруг это будешь ты, мой племянник? Твой отец был великим человеком, сильным и отважным. Могущественнейшим во Франции. Сказать тебе, почему? Потому что он обладал редкой выдержкой и осторожностью; он знал, когда следует действовать, а когда, и это важнее, — нет. Мы должны следовать его примеру. Подражай во всем отцу. И тогда, племянник, кто знает? Валуа? Бурбоны?

Кардинал засмеялся.

— Дорогой племянник, кажется, ты такого же мнения об этих принцах, что и я.

— Дядя, — сказал юный Генрих, — вы правы; но я хочу одного — отомстить за отца.

— Ты отомстишь за него наилучшим образом, сделав то, что он ждал от тебя. Будь спокоен — когда придет время, мы не пощадим убийцу. Оно еще не настало, но, клянусь тебе, ты успеешь увидеть труп адмирала у твоих ног. Ты сможешь пнуть его.

Генрих закрыл лицо руками, забыв о мести, забыв о короне, помня лишь человека, которого он любил сильнее, чем кого-либо на свете, включая Марго, и которого потерял навеки.

Марго подъехала к нему.

— Генрих, — крикнула она, — не стесняйся своих слез. Посмотри! Я тоже плачу. Я люблю тебя, Генрих, твое горе — мое горе. Мы поженимся, и так будет до конца наших дней.

Он сжал ее руку; они поехали рядом.

— Ненавижу Колиньи, — сказал Генрих, не в силах прекратить разговор на эту тему.

— Я — тоже, — промолвила Марго.

— Он признал, что слышал, как обсуждали план убийства. Признал, что, будучи осведомлен о нем, ничего не сделал. Правда, это похоже на Колиньи? Он такой правильный, добродетельный… не может соврать.

— Он ханжа и еретик! — заявила Марго.

— Он сказал: «Слова, которые я произношу в свою защиту, не означают, что я сожалею о смерти господина де Гиза. Провиденье не могло лучшим образом послужить королевству и Церкви Божьей; оно сотворило благо для меня лично и моего дома». Таковы были его слова.

— Он умрет за них, — сказала Марго.

— Да, умрет! Пусть мне придется ждать этого годы, но именно моя рука вонзит кинжал в его сердце.

Юную пару узнавали на улицах города. Пожилая торговка закричала:

— Да здравствует молодой герцог де Гиз!

Другие подхватили крик: «Гиз! Гиз!»

Их лошадей окружила толпа. Марго с гордой улыбкой смотрела на людей. Она видела в их глазах восхищение эффектной фигурой юноши; он обладал красотой, которой поклонялись парижане. Возможно, они думали об их короле, подверженном безумным припадкам, или о его брате Генрихе, который мог когда-нибудь стать королем. Да, Генрих был красив, но он имел удлиненные, хитрые глаза Meдичи и говорил в итальянской манере; этот женственный юноша носил серый, бусы и экстравагантные наряды. Возможно, они думали о Эркюле, маленьком принце со следами оспы на лице. Это были дети итальянки, хоть их отцом и являлся славный король Генрих. Но этот мальчик с мужественной красотой внушал парижанам любовь и восхищение. К тому же его горе трогало их. Его отец — кумир Генриха — был недавно убит. Люди радовались, видя юного де Гиза в обществе принцессы из королевского дома. Со слезами на глазах и любовью в сердцах они приветствовали молодого герцога де Гиза и принцессу Марго.

Генрих унаследовал у отца умение вести себя в подобных ситуациях.

Он снял шляпу и обратился к толпе:

— Добрые люди Парижа, дорогие горожане, всегда любившие и уважавшие моего отца и наш дом…

Его голос слегка дрогнул, и кто-то крикнул:

— Да хранит тебя Господь!

— Мой отец, — продолжил Генрих, — мой благородный отец лежит теперь в могиле; но знайте, что я не позволю убийце оставаться на свободе.

Толпа ликующе зашумела. Чувствительные парижане восторгались их маленьким герцогом.

— Власть — в ваши руки! — кричали они. — Да сохранит вас Господь. Вся власть — Лорренам. Гиз! Гиз!

Многие подходили к мальчику и целовали ему руку, словно он был королем Франции.

Когда они с Марго въехали за ограду дворцового парка, Генрих слегка улыбался, Марго ликовала; эпизод, ослабил его душевную боль.

— О, Генрих, — воскликнула она, — как они любят тебя! Кто знает, может быть, когда-нибудь мы станем королевской четой Франции.