Читаем без скачивания Два капитана - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василевский оглядел своих людей. Немного, всего около тридцати. Зато все как на подбор. После этого Андрей заговорил, а оратором он был прирожденным. Он кратко ввел боевиков в курс того, что случилось за последние сутки, хотя большинство и так уже знали о провале «миссии Селиванова». Его речь становилась все более эмоциональной, порой даже напыщенной.
– Лживость и нечистоплотность людей, которые посмели встать у меня на пути, вызывают возмущение и отвращение, и я твердо намерен покарать их так, чтобы навсегда отбить охоту играть со мной по-шулерски! – на повышенной ноте закончил Василевский. – Мы проведем минную атаку побережья. И чем скорее, тем лучше! Они получат то, на что напрашивались.
Андрей недаром был учеником Барецкого и долгое время служил в спецназе ГРУ. Разведку он полагал делом первостепенным, и поставлена она у него была отлично. Теперь разведчики несколько охладили пыл своего командира. Выяснилось, что с минной атакой все совсем не так просто: реки перегораживаются сетями. Устья Бзыби и Гумисты уже вглухую перегорожены. Побережье от Нового Афона до Сухуми плотно прикрыто патрулями, туда лучше не соваться.
– Нам сейчас на дорогу-то выйти будет затруднительно, командир, – подвел итог один из разведчиков. – Около некоторых наших входов-выходов уже стоит охрана с пулеметами. Если прорываться с боем, то потеряем много людей. К тому же у меня есть сведения, что абхазы потихоньку подтягивают к пещерам солидные силы.
Да, все это осложняло задачу. Но отказаться от принятого решения Василевский не мог и не хотел.
– Ничего страшного, – спокойно сказал он. – Я уже все продумал. Тут в пещерах, немного подальше к востоку, есть довольно крупная подземная река. Она впадает не в Гумисту, а прямо в море, метрах в пятистах от берега, это мне от местных рыбаков известно. Вот в нее мы и сбросим наш подарочек. Никакие сети им в этом случае не помогут. Покуда все опомнятся, мины уже разнесет течением. Далее. Абхазы собираются подтянуть к нашим пещерам своих, прости господи, вояк? Превосходно. Пусть подтягивают. Меня одно тревожит: где мы их всех хоронить будем?
Эта немудреная шутка командира вызвала дружное ржание в рядах воинства Василевского.
– Вы, главное, не забывайте, парни, – продолжил Василевский, – что против нас вся эта кавказская шушера любой нации – ноль без палочки! Мы умеем воевать так, как им и не снилось. И любого врага встретим достойно! А теперь вот ты, ты и, пожалуй, ты. Возьмите гранаты, по паре запасных рожков к автоматам и пошли-ка со мной наверх. Хочу своими глазами посмотреть, что там творится у наших пещер. Да-да, именно у наших, и хрен кому мы их отдадим. Пусть попробуют сунуться!
Авторитет Андрея Василевского среди его боевиков был настолько высок, а личный магнетизм так силен, что никто из отряда не задумался: а кто же реально будут те самые «они», которые «напрашивались»? Не абхазские же власти, не сочинские бизнесмены и фээсбэшники. Те если пострадают от сброса мин, то не впрямую, опосредованно. А непосредственно кому горя хлебнуть придется? Кто на этих минах подрываться станет, а?!
Впрочем, нет! Одному из слушателей зажигательной речи такие вопросы очень даже приходили в голову. Вот только назвать его человеком Василевского было нельзя. Речь идет о «полномочном представителе Черноморского казачества», самозваном есауле Петре Фроловиче Синицыне.
Его статус в резиденции Василевского так и остался не проясненным до конца. Было непонятно: кто он? Пленный? Нет, непохоже, ходит совершенно свободно, где хочет, и оружие – «макарку», который был у него той ночью, Синицыну вернули. Новый член отряда? Но принятой у «василевцев» присяги на верность командиру он не давал... Складывалось впечатление, что сам Андрей Василевский вообще забыл о существовании «есаула» за куда более важными делами. Или махнул на эту слегка комичную фигуру рукой, дескать, приблудился – и ладно. Вроде, как сочувствующий. Представитель простого народа, так сказать. Вреда от него никакого, удрать не пытается, а Саша Селиванов за него горой. Еще бы! Если бы не своевременный выстрел Синицына, то... Хотя судьбы своей Селиванов, все едино, не избежал. Между прочим, раненый «есаулом» боевик никакого зла на него не затаил, уже на следующий день говорили они вполне дружелюбно.
А почему, кстати? Все-таки рука у человека перебита, откуда бы дружелюбию взяться? Все дело в том, что оказался Петр Фролович незаурядным практическим психологом. Меньше чем за сутки он перезнакомился со всем отрядом, и даже самые мрачные боевики Василевского не могли удержать улыбки, когда Синицын заговаривал с ними. Умел он как-то интуитивно находить к любому индивидуальный ключик. Этому анекдотец расскажет, с тем о бабах со смаком побазарит, с этим песню казачью споет...
Да, не производил он серьезного впечатления, но сразу было видно, что человек это незлой и, как говорится, компанейский. Причем сам он над собой и своим есаульством постоянно подтрунивал. Спел, например, милую песенку со словами вроде: «Есаул, есаул, // съел твой конь саксаул// под которым сидел аксакал.// Есаул, есаул// хоть кричи „Караул!“// но твой конь от тебя ускакал!» и еще там что-то было. Словом, горячий привет Олежке Газманову... Парни покатились со смеху.
Может быть, в этой особенности Синицына крылась одна из причин, по которым Андрей Василевский терпимо относился к его присутствию. Нужна ведь его ребятам психологическая разрядка? Как еще нужна! А тут послал господь то ли клоуна, то ли невесть кого, но ведь действует, разглаживаются нахмуренные лица, даже улыбки появляются.
Ах, как ошибался Андрей Федорович в своем высокомерии! Лучше бы ему было сразу же пустить Петра Фроловича в расход... Потому как некоторые вещи и некоторые методы Синицын категорически не одобрял, хотя впрямую, при Василевском, об этом не распространялся.
Но вот, дождавшись ухода командира с тремя сопровождающими на разведку, Синицын стал подходить то к одному, то к другому боевику и говорить примерно одно и то же, хотя в каждом случае – разными словами.
А смысл был очень прост: вы, что, ребятушки, совершенно с глузду съехали? Вы на кого минную атаку затеваете, на мирных российских отдыхающих? Воевать с кавказцами – это одно дело, а подрывать туристов на российских курортах – совершенно другое, и очень поганое. Кому будет руки – ноги – задницы и все прочее отрывать, об этом вы не задумывались? Там ведь и женщины, на сочинских пляжах, и детишки играют... Да, в конце концов мужики российские чем перед вами провинились?! Работяга, может, целый год копил трудовой рубль, чтобы на недельку-другую к Черному морю выбраться, а вы его миной? Не-ет, это очень нехорошо, просто никуда не годится. Не по-божески это, и не по-человечески!
И «ребятушки» начали задумываться...
Глава 32
За несколько часов до того, как Андрей Василевский произнес свою основополагающую речь перед соратниками, шеф тайной полиции независимой Абхазии Айас Саидович Речуа получил самое настоятельное приглашение посетить высокий кабинет. Да-да, тот самый, в который надо по тайной винтовой лесенке подниматься, из окна которого так хорошо любоваться на Сухумский ботанический сад. Приглашение, переданное референтом по телефону, было вежливым лишь по форме. А вот содержание его не оставляло сомнений в том, что не побеги Речуа, высунув язык, немедленно к хозяину, так могут и под конвоем привести. Если вообще доведут, кстати!
Речуа прошиб обильный холодный пот. Вот и начали сбываться по полной программе предсказания проклятого русского, – Иблису б его в пасть! – относительно ближайших перспектив Айаса Саидовича.
«Но почему так быстро, откуда он узнал?! – запаниковал Речуа, но тут же одернул себя. – Что я, право, как ребенок... Откуда... Все оттуда же. Наивно думать, что мой аппарат не профильтрован его агентами, наблюдающими за мной и контролирующими меня. Добровольных стукачей тоже наверняка хватает. Да-а, сейчас я получу так, что мало не покажется. Что у меня в пассиве – это ясно. Есть ли что-нибудь в активе? Все распоряжения отдать я успел, перегораживать устья сетями уже начали, несколько ударных спецгрупп формируются. Он не специалист, разобраться с ходу, что вся моя бурная активность имеет больше бутафорский характер, и КПД этих мероприятий предельно низок он не сможет. Вот на это будем напирать. Что еще? Пожалуй, только то, что заменить меня сейчас, вообще говоря, некем. Ни один мой заместитель не владеет той информацией, которой владею я, ни один не потянет этот воз, да и не захочет его тянуть, они тоже не дураки. В успех операции, затеянной мной, я не слишком-то верю. Но ОН этого не знает! Поэтому мне нужно держаться максимально уверенно и спокойно. Есть ли возможность подставить кого-нибудь взамен себя? Разве что покойного Усманова. Объявить его предателем и провокатором. Все равно не спасает, Мюрид – моя креатура, и ответственность за него несу я. Феоктистова и сочинское управление ФСБ? Они, в самом деле, виноваты, только проку-то мне с того? Близок локоть, да не укусишь, как русские говорят. Коньяком еще от меня разит... А-а, ладно! Целовать меня там уж точно, не будут! А может быть, смыться к шайтаньей матери прямо сейчас, выйти на улицу, поймать левую машину и... Нет, не пойдет. А семья? Да и не хочу я бежать нищим, средства-то основные у меня в недвижимости, в карман не положишь...»