Читаем без скачивания Остров Крым - Василий Аксенов

— Возьмите меня с собой, ребята, — попросил Лучников. — Мне нужно смыться от ГБ.

— Возьмем Луча с собой, чуваки? — спросил Дим Шебеко.

— Конечно, возьмем, — сказали вес и заулыбались Лучникову.

— Постараемся вас спрятать, господин Лучников.

— А чего они от тебя хотят? — спросил Дим Шебеко.

— Да ничего особенного, — пожал плечами Лучников. — Окружают заботой. Хотят все знать. А я хочу без них поездить по своей родной стране. Мне интересно знать, как живет моя родная страна. Что я, не русский?

— Луч — настоящий русский, — пояснил Дим Шебеко своим новичкам. — Он — редактор русской газеты в Симфи.

— Во кайф! — восхитились совсем юные новички. — Говорят, там у вас на Острове сплошной кайф, это правда?

— Частично, — сказал Лучников.

Нежнейшая, свежайшая девушка поцеловала его в губы усы.

— Это как понимать? — спросил Лучников.

— Это как понимать. Галка? — поднял брови Дим Шебеко.

— По национальному признаку, — несколько туманно пояснила девушка.

— А разве это возможно — убежать от ГБ? — спросил какой-то мальчик с кожаной лентой на лбу. — Мне кажется, это просто невозможно.

— Ха-ха-ха! — вскричал Дим Шебеко. — По этому поводу все справки у нашего тромбониста Бен-Ивана. Сколько раз ты пересекал государственную границу, Бен-Иван?

Все посмотрели на маленького темного волосатика в солдатской рубашке, который на краешке стола тихо ел кусочек черного хлеба.

— Два раза, — тихо сказал Бен-Иван. — Пока два раза. Может быть, в третий раз отправлюсь.

— Вы шутите, Бен-Иван? — спросил Лучников.

— Нет-нет, не шучу, — сказал Бен-Иван. — У меня есть друзья в среде венгерских контрабандистов, и я вместе с ними пересекаю государственную границу в Карпатах.

Бенджамен Иванов родился в 1952 году, в разгар травли «безродных космополитов». Странные люди, его родители, как раз в ответ на эту кампанию и вписали ему в метрику английское имя.

Тихо и ненавязчиво Бен-Иван объяснил собравшимся, что государственную границу СССР пересечь трудно, но возможно. Он с венграми уже дважды бывал в Мюнхене, те по своим коммерческим делам, а он из любопытства. Этой осенью, после гастролей, он, между прочим, собирается в Стокгольм. Знакомый швед прилетит за ним в Карелию на маленьком самолете…

— Да ведь радары же, локаторы! — сказал Лучников.

— Часто ломаются, — сказал Бен-Иван. — Конечно, могут и сбить, но этот швед уже летал сюда раза три, вывозил диссидентов. Здесь нужна склонность к риску и… — Он совсем уже как-то весь съежился. — Ну и, конечно, некоторый опыт эзотерического характера.

— Эзотерического? — спросил Лучников. — Ушам своим не верю…

Бен-Иван пожал плечами. Чаепитие тут прекратилось, и все стали вытаскивать аппаратуру.

В Староконюшенном переулке возле канадского посольства музыкантов ждал огромный «Икарус» Ковровского мотоциклетного завода.

— Все здесь? — спросил Дим Шебеко. — Брассекшн на месте? Галка, пересядь-ка подальше от Луча. Ну, поехали!

В мощных фарах «Икаруса» неслась через лес узкая асфальтовая полоса. На обочинах пережидали ночь огромные рефрижераторы и грузовики дальнего следования.

Ребята все уже спали, развалившись в креслах. Лучников и Дим Шебеко сидели сзади и беседовали.

— Я все забываю тебя спросить, — сказал Лучников. — В прошлом году ты, случайно, не познакомился с моим сыном Антоном?

Дим Шебеко хлопнул себя по лбу.

— Ба! Да это как раз то, о чем я тебя, Луч, забываю спросить. Как дела у твоего Тошки?

— Значит, познакомились?

— Две недели шлялись вместе. Он тут такой кайф поймал, твой парень, на исторической родине.

— А мне сказал, что Москв — блевотина.

— Это мы ему сказали, что Москва — блевотина.

— Вот теперь понимаю, — усмехнулся Лучников.

— Я его на саксофоне учил играть, — сказал Дим Шебеко. — У парня есть врожденный свинг.

— Твои уроки ему пригодились. — Лучников стал рассказывать Диму Шебеко об уличных музыкантах в Париже и о пересадке на Шатле, где его сын как раз и «сшибал куски», использовал московские уроки.

— Ох, как клево, — шептал Дим Шебеко, слушал, словно мальчишка, и улыбался никогда не виденному им Парижу. — Как же там у вас клево, в большом мире, и как у нас неклево… — Он задумался на миг и тряхнул головой. — И все-таки ни за что не отвалю. Мне тут недавно «штатники» гарантировали место в Синдикате музыкантов, но я не отвалю и ребятам отваливать не посоветую.

— Почему? — спросил Лучников.

— Потому что русская молодежь должна в России лабать, — убежденно сказал Дим Шебеко и добавил с некоторым ожесточением: — Пусть они отсюда отваливают.

— Кто?

— Все эти стукачи вонючие! — Дим Шебеко слегка оскалился.

— Слушай, Дим Шебеко, а у тебя в оркестре, как ты полагаешь, кто стучит?

— Никто. У нас нет!

— Но ведь это же невозможно.

— Невозможно, ты думаешь?

— Абсолютно невозможно. У тебя здесь двадцать человек, и это просто исключено. У тебя здесь наверняка несколько стукачей.

Дим Шебеко задумался, потом закрыл глаза ладонью, потом убрал ладонь. Глаза его были изумленными.

— А, пожалуй, ты прав. Луч. Ведь это действительно невозможно. В таком коллективе без стукача? Нет, это невозможно. Фу — даже не по себе стало. Кто-нибудь из нас, конечно же, стукач.

— Может быть, тот, что в Мюнхен ходит? Как его? Бен-Иван?

— Бен? Да ты рехнулся, Луч? Впрочем, почему бы нет?

— А Галя? Которая так сладко целуется?

— Галка? Да я же с ней сплю иногда. Это человек очень искренний в сексе.

— Вот такие-то девочки… — продолжал Лучников свою жестокую игру.

— Ну, конечно. — Глаза Дима Шебеко сузились. — Она почти наверняка стукачка. Герка, Витя, Изя, Аскар, Нина… — перечислял шепотом Дим Шебеко своих молодых друзей. — Они ведь, наверное, там самых неожиданных вербуют… Да-да… они, между прочим… и меня самого один раз кадрили… в «Бомбоубежище»… знаешь бар на Столешниковом? Ребята говорили, что у них там специальный отдел по лабухам и хиппи… также офицеры хипующие имеются… в Ленинграде на Крестовском в прошлом месяце «коммуну» завалили… сколько там было стукачей? И не узнаешь ведь никогда, и не подумаешь. Возьми, например, моего папашу.

— Ты считаешь Марлена стукачом? — спросил Лучников.

— А кто же он, по-твоему? Стукач большого ранга. А Вера Павловна? В высшей степени международный стукач. А ты сам-то. Луч, не стукач?

Лучников рассмеялся.

— Тут у вас. вернее, тут у нас, уже и в себе-то становишься не уверен. Стукач я или не стукач? Какой же я стукач, если они за мной гоняются? Впрочем, может быть, в каком-то косвенном смысле я и стукач…

Дим Шебеко раскрыл рот, захлопнул его ладонью и зашептал Лучникову через ладонь в ухо:

— Знаешь, какая мысль меня поразила. Луч? А может быть, в косвенном смысле у нас каждый гражданин — стукач? Все ведь что-то делают, что-то говорят, а все ведь к ним стекается…

— Значит, и ты, Дим Шебеко, стукач?

— В косвенном смысле я, конечно же, стукач, — пораженный своим открытием, бормотал Дим Шебеко. — Возьми наш оркестр. Играем антисоветскую музыку. Иностранцы к нам табуном валят, и значит, мы их вроде обгребываем, что у нас тут вроде бы кайф, свобода. Едем в Ковров на гастроли, пацаны-мотоциклетчики варежки раскроют, балдеть начнут, а их потихоньку и засекут. Да-да, у нас. Луч, в нашей с тобой России сейчас, — он торжественно кашлянул, — каждый человек — прямой или косвенный стукач.

— Мерзко так думать, — сказал Лучников. — И ты уж прости меня, Дим Шебеко, я сам тебя навел на эти мысли. Мне надо было проверить свои соображения, и я тебя невольно спровоцировал. Прости.

— Перестань! — отмахнулся Дим Шебеко. — Теперь мне все ясно, все стукачи… — Он задумался и замычал что-то, потом сказал в сторону еле слышно: — Кроме одного человека.

— Кого? — Лучников положил ему руку на плечо.

— Моя мама не стукач, ни в каком смысле, — прошептал Дим Шебеко.

Промелькнули огоньки какого-то поселка, пьяный парень, волокущий сбоку свой мопед, освещенная стекляшка «Товары повседневного спроса». Автобус снова ушел в лес.

— Ты не мог бы мне одолжить рублей сто? — спросил Лучников. — Если хочешь, могу обменять на валюту по курсу «Известий».

— На фига мне твоя валюта, — забормотал Дим Шебеко. — Я тебе могу хоть двести дать. Луч, хоть триста. У нас сейчас башлей навалом. Нам сейчас за нашу музыку платят клево. Тоже парадокс, правда? Мы против них играем, а они нам платят. Смешно, а? Мы от них убегаем, а они рядом с нами бегут да еще деньги нам платят. Что нам делать, Луч, а? Куда нам теперь убегать?

Лучников взял у Дима Шебеко пачку десяток и попросил его остановить автобус. Они прошли вперед.

— Отлить, что ли, ребята? — спросил водитель.

У него в кабинке приемник тихо верещал голосом Пугачевой.