Читаем без скачивания Картины Парижа. Том II - Луи-Себастьен Мерсье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщины стараются скрыть овладевающую ими скуку и ловко переводят разговор па новую оперу. С рей грот-мачты приходится спуститься к фаготам оркестра и беседовать о гармонических бурях. Сейчас, когда я это пишу, происходят бесконечные споры о музыке и о морском флоте. Почему эти споры длятся так долго? Потому что в обществе никак не могут сговориться.
У профессиональных говорунов имеется определенный репертуар, которым исчерпывается весь их ум. Они не считают нужным его разнообразить; многие из них способны вас поразить, но всегда лишь на один раз. Я сам, как и многие другие, попадался на эту удочку.
306. Уединение
Живя в Париже, вы всегда, если хотите, можете уединиться, что совершенно невозможно в других городах. Вы объявляете, что на месяц уезжаете в деревню, и можете быть уверены, что в течение этого месяца никто не будет вам досаждать. Привратник прекрасно помогает вам путешествовать, в то время как вы в одиночестве дуетесь в своем углу. Привратник в таких случаях исполняет роль почтовых лошадей.
Я прочитал как-то стихотворение, озаглавленное: Послание к моему дверному замку. Идея была довольно забавная: какой-то философ крупными буквами написал на двери своего кабинета три слова: Щадите мое время. Но помогло ли это ему избавиться от надоедливых гостей? Сомневаюсь. Против докучливых посетителей существует только одна крепость — дверной замок. А потому не следует сочинять к нему никаких посланий, а следует просто-напросто его запирать.
Какое множество ненужных связей, ненужных дружб! В жизни благоразумного человека наступает время, когда ему следовало бы на чем-нибудь остановиться; когда он должен был бы испытать своих знакомых и освободиться таким путем от тысячи забот, которыми так называемые друзья обременяют человека в ущерб друзьям настоящим. Мудрость и философия от этого только выиграли бы, а человек научился бы беречь время и тем самым избежал бы поздних сожалений о его потере.
Некоторые люди так устали от своего собственного общества, что могут существовать, только когда в комнате находится еще три-четыре человека, присутствующие при их вставании и туалете.
307. Афиши
Ежедневно, с раннего утра, появляются афиши о пьесах, которые вечером будут даны в трех главных театрах, а этому примеру следуют также бульварные и ярмарочные театры. Рядом появляются: Аталия и Жанно у выводчика пятен. Кастор и Поллукс{160} и Пляска дьяволенка. Есть чем удовлетворить все вкусы. А когда дело идет об удовольствиях, я считаю, что всякий прав по-своему, лишь бы только пьесы не были непристойными. И они перестанут быть такими, когда актеры не будут одновременно и блюстителями нравственности.
Кто поверит, что существует множество бедных людей, которые не ходят в театр, а ограничиваются чтением афиш и утешают себя тем, что знают, где какую пьесу ставят! Они берут ее у кого-нибудь взаймы, прочитывают перед сном и в мечтах представляют себе, что видели ее на сцене.
Запрещено вывешивать какие-либо объявления без разрешения начальника полиции, и, чтобы объявить о пропаже собаки или браслета, вы должны получить подпись соответствующего чиновника.
Правда, существует особое бюро, где продаются бланки с заготовленной подписью; это содействует скорейшему розыску пропавших болонок, попугаев, муфт и тросточек.
В Париже можно печатать без разрешения только два рода объявлений: уведомления о похоронах и пригласительные билеты на свадьбы. Но подобная вольность не сможет долго существовать при правительстве с безукоризненно поставленной полицией, и скоро строгие правила, несомненно, подчинят и эти билеты наблюдению какого-нибудь цензора и одобрению господина канцлера или господина министра юстиции, ибо нельзя же допустить, чтобы вступающий в брак или мертвец, как бы они ни спешили, печатали билеты без спроса. Это неуместная дерзость, прямое посягательство на власть!
Некоторые частные лица (я их выдаю), берут на себя смелость печатать без особого мандата и без привилегии свои визитные карточки, называя себя графами, маркизами, баронами, кавалерами и даже просто адвокатами. Но ведь они могут незаконно присваивать себе эти титулы! Скорей же сюда королевского цензора, чтобы он рассмотрел и одобрил все эти карточки, которые потом будут оставлены у привратника или всунуты в дверной замок. Какая, в сущности, разница в том, на чем печатать — на карточке или на бумаге? Типографский шрифт не должен никогда касаться клочка бумаги, если на то нет требуемой подписи и скрепы. Ведь мало ли что можно поместить на визитной карточке! Об этом обычно забывают, и очень некстати: чиновников министерства юстиции это крайне тревожит…
Расклейщик объявлений должен иметь на животе медную бляху, которая дает право прибивать и приклеивать к стенам театральные афиши и прочие объявления, касающиеся продажи книг, владений и тому подобного. Эти же расклейщики[25] выкрикивают и продают объявления о приговорах над преступниками и радуются казням, так как это дает возможность и им и типографу заработать немного денег.
Все эти афиши на следующий день срываются и заменяются новыми. Если бы рука, которая их приклеивает, не уничтожала их впоследствии, то, в конце-концов, все улицы оказались бы заваленными своего рода картоном, плодом грубого смешения возвышенного и низкого: епископское послание, шарлатанские объявления, приговоры парламентского суда, приговоры совета, отменяющие их, наложение ареста на имущество, распродажа после покойника, торги, церковные послания, пропавшие собаки, приговоры Шатле, обращения к набожным душам, марионетки, проповедники, истолкование таинства евхаристии, драгунский полк, эластичные бандажи и проч. и проч. — словом, множеством самых разнообразных бумаг, которые публика всегда имеет перед глазами, но никогда не читает и которые служат только для прикрытия голых стен.
Если бы народ привык читать эти объявления, он, может быть, научился бы менее уродовать орфографию. Но ему нет дела ни до орфографии, ни до всего того, о чем гласят бесчисленные афиши.
Некоторые судебные приговоры достигают шести футов в вышину и трех в ширину, причем напечатаны они бывают очень мелко. Какой чудовищный поток никому ненужных слов! На эти плакаты смотрят с удивлением, и никто их не читает. В них говорится о запутанной тяжбе между двумя лицами, дошедшими до полного разорения, и всего-то ради того, чтобы оклеить исписанной бумагой часть стены! Эта ненужная литература обходится иной раз в шестьдесят тысяч франков. Одни только судебные регистраторы да акцизные находят этот стиль превосходным и необходимым.
Имена нотариусов, прокуроров, судебных приставов и других крупным шрифтом написаны на всех перекрестках, но от этого все эти господа не стали знаменитостями. Они у всех на виду и все же никому неизвестны. За недостатком известности они набивают себе карманы деньгами: переписанная набело опись имущества приносит куда больше, чем хорошая книга.
Театральные афиши делаются в красках, но их прибивают слишком высоко. Семь-восемь таких афиш располагаются лестницей: наверху Гранд-Опера, канатные плясуны и акробаты — в самом низу. Но чаще, из уважения, афиши о бульварных спектаклях помещаются поодаль от афиш трех главных театров. Вот что значит порядок и субординация!
308. Картины, рисунки, эстампы и прочее
Дорого обходящаяся и бессмысленная мания коллекционирования картин и рисунков, за которые платят бешеные деньги, мне совершенно непонятна. Нет более мелочной и нелепой роскоши, если не считать бриллиантов и фарфора. И не потому, чтобы та или иная картина не стоила заплаченных за нее денег, а потому, что дико, смешно и непристойно, тратить их на произведения живописи, приносящие человеку лишь весьма ограниченную пользу и наслаждение.
Пусть принцы устраивают себе всевозможные коллекции, — это их долг по отношению ко всякого рода искусствам. Но когда этим начинает заниматься частное лицо, то колоссальные затраты на коллекцию, которая все же будет неполной, несомненно мешают ему быть хорошим отцом, хорошим другом, щедрым гражданином: все его деньги идут на размалеванные холсты. И чем больше у него будет картин, тем больше ему захочется приобретать. Его дом, семья, все окружающие почувствуют на себе громадные жертвы, которые он будет неизменно приносить своей мании, а особенность этой мании состоит ведь в том, что она никогда не удовлетворяет того, кто ею одержим.