Читаем без скачивания Воин из Киригуа - Ростислав Кинжалов

Радостный Иуитемаль с помощью Ах-Миса тщательно собрал все куски и сложил их в сплетенную из гибких прутьев корзинку. Еще раз внимательно оглядев долину, он спокойно пошел вперед, а юноши последовали за ним. Увлеченный находкой Ах-Мис несколько раз дергал чужеземца за руку, указывая то на один, то на другой камень, но искатель нефрита, улыбаясь, отрицательно качал головой, даже не останавливаясь.

Через два дня после находки произошло новое событие. Проснувшись утром, они не нашли около себя Иуитемаля. Странный гость их исчез так же внезапно и таинственно, как и появился. И если бы не положенные им на землю около груди спящего Хун-Ахау нефритовая игла для жертвоприношений, пять довольно крупных кусков сырого нефрита и маленький божок из зеленого камня, то юноши подумали бы, что с чужеземцем случилось какое-то несчастье. Но оба они хорошо помнили статуэтку странного горбатого карлика, которую Иуитемаль всегда носил на шнурке на своей груди. И, найдя ее, они правильно решили, что перед ними были прощальные подарки ушедшего.

Куда он ушел? Почему оставил их, уже подружившись с ними? Этим вопросам суждено было остаться без ответа. Целый день юноши рыскали по окрестностям, разыскивая покинувшего их и выкрикивая его имя. Но им отвечало только звонкое горное эхо. Иуитемаль исчез бесследно.

Проведя еще одну ночь на этой стоянке, друзья с печалью в душе двинулись в дальнейшее странствование.

Глава двадцать первая

ДЕВУШКА ИЗ ЧАЛАМТЕ

Боги подошли туда, к речному берегу и остановились на мгновенье, удивленные тем, что видят двух купающихся молодых девушек.

И вот на пути юношей оказалась какая-то могучая река. Но она не была похожа на далекую Усумасинту. Хун-Ахау и Ах-Мис медленно пробирались сквозь густые заросли на речном берегу.

Нещадно палило солнце. Благоухающий, влажный, плотный, почти осязаемый воздух тропической низменности давил грудь, не давая свободно вздохнуть. Невольно вспомнился, как давний сон, чистый прохладный воздух, которым дышали они на рассвете всего три дня тому назад в оставленных далеко позади горах.

Неожиданно перед ними раскрылось зрелище, при виде которого оба юноши застыли на месте.

Река образовывала здесь небольшую мелкую заводь, дно которой было покрыто крупным золотистым песком, сверкавшим под прорывавшимися через листву солнечными лучами. В воде этой заводи весело плескалась молодая девушка, личико ее светилось оживлением и радостью. Рядом на кустах высыхали недавно выстиранные белые одежды.

Стоявший сзади Хун-Ахау Ах-Мис шумно вздохнул и, нечаянно переступив ногами, задел сухую ветку. Этот вздох и раздавшийся затем треск заставили купавшуюся поднять голову. Она увидела высокую неподвижную фигуру Хун-Ахау. Волнение, смятение и ужас отразились на ее лице. Купающаяся рванулась из воды, упала на песок и смиренно подползла на коленях к ногам юноши.

— Бог! Великий бог! Прости свою рабыню, что она осмелилась осквернить собой твою купальню!

Говор девушки звучал странно: он был более резок и отрывист, чем привычный тикальский, вместо обычного «л» всюду звучало твердое «р», но все же она говорила на майя, а не на чужом, неизвестном языке. И это звучало сладостно для истосковавшихся по родной речи странников.

Ошеломленный непонятными словами, Хун-Ахау долго молчал, стараясь не смотреть на ее обнаженную спину. А девушка, всхлипывая, пыталась поцеловать его ноги. Наконец он смущенно произнес тихим голосом:

— Ты ошиблась, девушка! Мы вовсе не боги, а обычные люди…

Но докончить свою речь юноше не удалось. При первых его словах девушка распрямилась, как отпущенная молодая ветка, потемневшими от обиды и огорчения глазами в упор посмотрела на Хун-Ахау. Румянец стыда и негодования, заливший ее лицо, медленно пополз по золотистой коже вниз на грудь и плечи.

Вдруг лежавшее неподалеку от воды длинное серое бревно, залепленное тиной и грязью, зашевелилось, приподнялось слегка над песком и быстро заскользило по направлению к стоявшей на коленях купальщице.

Это был аллигатор чудовищной величины. Мощный удар могучего хвоста пресмыкающегося свалил с ног Ах-Миса, кинувшегося было наперерез гигантской ящерице. Раскрылась огромная пасть, усеянная плотными рядами зубов, на людей пахнуло тяжелым зловонием. Со слабым криком ужаса девушка вскочила, пытаясь бежать, но ноги не повиновались ей. Хун-Ахау почти ощутимо почувствовал приближающуюся смерть; разговаривая с незнакомкой, юноша отбросил свой топор, и теперь он был недосягаем. Пальцы судорожно ощупывали набедренную повязку, словно ища там какое-то оружие, и неожиданно наткнулись на нефритовую иглу Иуитемаля. Не сознавая уже, что он делает, Хун-Ахау отчаянным усилием всадил ее до самого конца в налитый кровью яростный глаз чудовища.

Со странными, резкими и жалобными звуками аллигатор подпрыгнул, согнулся почти в кольцо, сбив с ног юношу, скользнул, как дротик, к воде и скрылся в ней. Через секунду взволнованная гладь лагуны уже успокоилась, и только медленно тянувшаяся по воде дымная красная струйка показывала, что раненое чудовище лежало в глубине, на дне реки.

Первой опомнилась девушка. Она резко повернулась, одним прыжком оказалась около своей одежды, схватила ее и исчезла в зелёной чаще. Послышался шорох раздвигаемых на берегу веток, легкий топот босых ног — и все смолкло.

Хун-Ахау и Ах-Мис долго стояли неподвижно, глядя то на воду лагуны, то на зеленую стену, за которой скрылась беглянка.

— Эта отвратительная тварь ее очень испугала! — огорченно произнес Ах-Мис.

Хун-Ахау медленно обернулся к нему.

— Прежде всего ее испугал ты, наступив на сухую ветку! С этого все и началось. А потом она приняла нас почему-то за богов…

— Она тебя приняла за бога, — поправил Ах-Мис.

— Не стоит нам стоять здесь — может быть, разозленный аллигатор снова вылезет из воды, — сказал Хун-Ахау. — Уйдем из этого страшного места. Очевидно, здесь поблизости есть селение. Мы уже давно покинули пределы Тикальского царства, и теперь нам больше нечего бояться. Девушка, конечно, убежала домой. Пойдем, разыщем это селение и будем просить разрешения поселиться в нем.

— Пойдем, Хун-Ахау, — согласился верный Ах-Мис.

Юноши стали медленно пробираться по зарослям, стараясь найти след убежавшей. Так, в молчании, они шли около часа, когда вдруг чей-то мужской голос произнес впереди них:

— Стой! Что вы за люди?

Хун-Ахау вытянул руки ладонями вверх, показывая, что в них нет оружия, и сказал, стараясь говорить спокойно:

— Мы мирные странники, идем издалека и не хотим никому ничего плохого! Покажи нам свое лицо!

Из кустарника не спеша выступили старик и два юноши. В руках одного был топор, другой нес на плече грубо сделанное копье. Краем глаза Хун-Ахау увидел, что за ним и Ах-Мисом выросло еще три фигуры. Итак, за ними следили и по всем правилам взяли в клещи. Очевидно, девушка успела поднять тревогу — значит, селение недалеко!

Несколько секунд прошло в молчании; встретившиеся внимательно изучали друг друга. Наконец старик нарушил тишину вопросом:

— Откуда вы идете?

— Мы идем из Тикаля, почтенный старец, — ответил Хун-Ахау. — Но скажи нам твое имя и где мы находимся. Мы давно потеряли дорогу!

На лице старика отразилось недоумение.

— Из Тикаля? — медленно повторил он. — Но Тикаль очень далеко отсюда. Ведь эта река, — он показал на поблескивавшую среди листвы воду, — наша кормилица Мотагуа, и вы находитесь в пределах царства Киригуа*. Да, вы очень далеко зашли от вашего великого города! Ну, что же, пойдемте к батабу нашего селения и там поведаете ему все, что случилось с вами. Маник и Чикчан, идите вперед и показывайте дорогу!

Стоявшие рядом с ним юноши повернулись и молча пошли вперед. Старик шел рядом с Хун-Ахау. Сзади них плелся Ах-Мис, окруженный тремя юношами, с любопытством поглядывавшими на него; однако говорить с чужестранцем без разрешения старика они явно не решались. Зато сам старик неожиданно оказался говорливым.

— Меня зовут На-Цин, — рассказывал он внимательно слушавшему Хун-Ахау, — а это — мои сыновья! — Он махнул рукой сперва вперед, затем назад. — Маник, Чикчан, Ламат, Эсанаб и Чуэн, у меня их пятеро. А вот дочки у меня нет, а мне так хотелось иметь дочку! Счастлив мой сосед Ах-Хоб, видно, Иш-Чебель-Йаш благосклонно относится к нему, раз дала ему такую дочку, как Иш-Кусам…*

На мгновение имя Иш-Чебель-Йаш отдалось в сердце Хун-Ахау глухой болью; залитая лунным светом вершина пирамиды и лицо Эк-Лоль с чуть грустной улыбкой на губах… А внизу ожидающие их Цуль и маленькая Иш-Кук… Как давно это было, и как далек отсюда Тикаль! Забыть! Забыть! Что это говорит идущий рядом с ним старик?