Читаем без скачивания Грозная Киевская Русь - Борис Греков

С. В. Бахрушин предлагает понимать прощенников-пущенников так же, как понимал их и Ключевский. Он называет их «людьми, либо совершившими преступление, либо неоплатными должниками, которые избавлялись от взыскания под условием пожизненной работы (иногда даже потомственной) на землях церкви»[313]. Может быть, С. В. Бахрушин и прав, но тогда непонятным делается, почему же эти люди считаются «церковными»: ведь попадать в неоплатные должники можно было гораздо чаще к светским вотчинникам, особенно если принять во внимание, что церковных учреждений тогда было не так много.

«Правда Русская» говорит нам о том, как поступали в таких случаях (вдачи, отчасти закупы). Непонятным делается и прощение совершенного преступления, так как подобные случаи тоже могли происходить не только в монастырях и церковных учреждениях, а главное, что отказ потерпевшей стороны от иска едва ли снимал с преступника ответственность за преступление, а по мнению В. О. Ключевского — вовсе не снимал ее[314].

Пример прощенников, который приводит С. В. Бахрушин, ссылаясь при этом на Ключевского, мне кажется, не совсем убедителен, потому что в рассказе Поликарпа об иноке Григории нет «прощения», а скорее есть именно наказание. Один раз Григорий выкупил воров от государственного судьи: «Властелин градский нача мучити их» (воров. — Б. Г.), и выкупленные воры сами «вдаша себе Печерскому манастыреви»; в другой раз тот же Григорий пойманных воров наказал сам, не доводя дела до суда, «осуди я в работу Печерскому манастыреви». Воры действительно стали работать на монастырь «и с чады своими». Ключевский тоже не считает этих воров «прощенниками». Он этими примерами хочет лишь показать, «как делались монастырскими слугами и на каких условиях служили монастырю люди, отрывавшиеся от общества или угрожаемые изгнанием из него»[315]. Ключевский больше склонен причислять этих «воров» к категории изгоев. «Прощенниками» в грамоте кн. Ростислава Ключевский считает предположительно людей, «доставшихся князю в холопство за преступления или за долги, может быть, приобретенных и каким-либо другим способом и им прощенных, отпущенных на волю без выкупа». «Медовый и денежный оброк они платили, вероятно, за пользование бортными лесами и полевыми участками на княжеской земле, на которой они были поселены еще до освобождения и на которой остались, получив свободу, подобно тому, как в Византии сельские рабы иногда получали личную свободу с обязательством оставаться на пашне в положении прикрепленных к земле крестьян»[316].

Не скрывая перед собой трудности в разрешении всех деталей вопроса, связанного с расшифровкой понятия «пущенник-прощенник», и не имея возможности сколько-нибудь убедительно истолковать применение этой терминологии к определенной категории церковных и не церковных людей, я хочу подчеркнуть лишь то, что представляется мне несомненным.

Это люди, по тем или иным причинам и мотивам вышедшие из недавнего своего состояния (точно не известно, какого именно: может быть, это бывшие холопы, может быть, и свободные люди) и попавшие в зависимость от своих господ-феодалов (церковных и светских). Это люди, по своему новому положению очень близкие к изгоям. Характерно, что они крепостные, а не рабы, и это последнее обстоятельство еще и еще раз говорит нам об изживании рабства и замене рабского труда трудом более прогрессивным — трудом крепостных.

3. Ремесленный и наемный труд

Если мы хотим исчерпать все известные нам категории работающего на своих господ населения, не находящегося в рабском или крепостном состоянии, то мы должны указать еще на сравнительно мало распространенное явление найма рабочей силы. Наем рабочей силы мы можем подозревать, прежде всего, в городах, где среди массы ремесленников-рабов, несомненно, имелись и ремесленники, многие из которых были людьми свободными, работавшие на заказ или из найма.

В инвентаре славянских городищ Среднего Поднепровья первое место по численности находок занимают предметы домашнего обихода и сельского хозяйства. Это разнообразные глиняные сосуды (медные котлы и другие сосуды из меди и стекла встречаются редко), затем идут ножи, топоры, ножницы, молотки, долота, косы, серпы, замки, ключи, гвозди, реже — части конской сбруи и другие железные поделки, разнообразные костяные орудия и ручные мельничные жернова из камня; украшения из серебра, меди, цветной смальты, стекла и кости; золотые вещи арабского изделия, гребешки, игрушки и др. Это находки в городищах более раннего времени. Позднее, особенно со времен принятия христианства, сюда проникают предметы византийские.

Из предметов вооружения в древних славянских городищах чаще всего попадаются железные, иногда костяные наконечники стрел, железные наконечники копий, дротиков, боевые топоры, железные мечи, кольчуги, железные и бронзовые кистени, луки, колчаны, щиты и в очень редких случаях железные шлемы. Очень важно отметить находки в этих же городищах орудий производства, при помощи которых сделаны некоторые из перечисленных здесь вещей, бронзовые штампы, служившие для изготовления украшений, каменные формочки для отливки металлических предметов.

Разнообразный инвентарь древних памятников свидетельствует о том, что местные обитатели, т. е. прежде всего поляне, хорошо знали различные отрасли производства, — что у них даже в период городищ было свое ремесло.

Очень интересны относящиеся уже к более позднему времени находки в самом Киеве, добытые во время случайных раскопок в городе.

Здесь в 1907–1908 гг. удалось вскрыть, по-видимому, дворец княгини Ольги.

Двухэтажное каменное и кирпичное здание. О внешнем убранстве этого дома можно отчасти судить по составу строительного мусора, оставшегося после пожара этого здания. Здесь оказалось множество тонких кирпичных плиток, окрашенных в светло-коричневый цвет, куски карнизов, плит и большие части дверных наличников, выделанные из мрамора, красного шифера и других пород камня.

Внутреннее украшение стен составляли фресковая роспись и мозаика. Потолок, по-видимому, был деревянный, пол вымощен каменными плитками. Стеклянные окна. Здание выстроено раньше Десятинной церкви, т. е. до Владимира. Именно отсюда В. В. Хвойка делает предположение, что раскопанное здание — дворец кн. Ольги.

Невозможность производить в Киеве систематические раскопки, естественно, очень ограничивает наши знания о Киеве IX–XI вв. Но и то, что нам известно, позволяет с уверенностью говорить о том, что в это время Киев был знаком с разнообразными отраслями производства, что он имел многочисленные кадры ремесленников, занимавшихся выделкой различных изделий, часто в высшей степени художественных. Одна из открытых мастерских, например, служила для выделки всевозможных изделий из камня: здесь выделывались мраморные, шиферные, гранитные и изготовленные из других пород камня карнизы, плиты и т. п., иногда украшенные орнаментом. В другой мастерской изготовлялись превосходные изразцы, покрытые толстым слоем плотной массы в виде эмалевой поливы. Не менее интересными являются остатки мастерских ювелирных изделий и дорогих предметов эмальерного производства. Здесь обнаружены были уцелевшие горны и печи специального устройства, а также каменные формочки, служившие для отливки колтов, колец, браслетов, металлических бус, складных крестов и т. д., штампы для выбивания орнамента на металлических украшениях и множество кусков разноцветной эмали двух видов — легковесной и тяжеловесной.

Вскрыты мастерские стеклянных браслетов, поделок из кости и рога (пуговки, застежки, рукоятки мечей и ножей, гребешки, шпильки, игрушки и др.).

Что Киев не представлял собой в этом отношении исключения, видно из раскопок древнего города Белгорода, перестроенного и заново укрепленного кн. Владимиром.

Здесь вскрыто было несколько интересных построек, по-видимому, жилищ знатных людей.

Часть одной из таких построек, 7,8x4 метра, состояла из двух комнат и третьей пристроенной. Стены обмазаны толстым слоем глины особого состава. В каждой комнате было по печи, в одной из них — кроме того и очаг. Пристройка с северной стороны. Эмалевые плитки (желтого, коричневого, черного и зеленого цветов) служили украшением отдельных частей внутри комнат.

Из предметов здесь найдены — два ножа, один с костяной ручкой, эмаль и другие украшения.

Изучить все здание не пришлось, так как место, где оно стояло, было перекопано еще в XVI в.

В Белгороде, несомненно, тоже имелось местное производство эмалевых плиток и других предметов, необходимых для домашнего обихода местных жителей[317].

Все эти случайные данные говорят нам о наличии довольно развитого ремесла и опытных ремесленников в городах прежде всего.