Читаем без скачивания Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде - Владислав Шейченко

Нормативная формулировка «вправе… отказаться от дачи объяснений» показывает, что дача объяснений – всего лишь право (по предложению или собственной инициативой), но не обязанность. Никаких отрицательных для подозреваемого последствий отказ отдачи объяснений не влечёт. Отказ не может расцениваться, например, в качестве косвенного согласия с позицией или действиями стороны обвинения или же молчаливым признанием причастности, вины. Но следует учитывать при этом, что и случаи прямого отказа всё же влияют на внутреннее убеждение мусоров, могут усиливать, укреплять из подозрения (молчит, значит, есть что скрывать), и эти суждения ввиду их негласности не могут контролироваться, пресекаться, но негативом выплеснуться на последующие решения и выводы. Поэтому, когда нет желания что-либо объяснять, отказ не должен быть категоричным и прямолинейным. Выгоднее смотрится вариант причинного уклонения, когда действительный мотив скрывается за мнимыми предлогами, типа: колдан болит, нервное расстройство и перевозбуждение, время требуется на обдумывание и воспоминания и т. д. В общем плане это должно выглядеть, как «не отказываюсь, но объяснюсь чуть позже / не время сейчас, видите, я очень занят ковырянием в носу». Любые причины, по большому счёту, сводятся к созданию резерва времени для осмысления происходящего, предотвращения необдуманных высказываний. Тем более, что отсрочки в даче объяснений могут длиться-повторяться не ограничено по числу и продолжительности, всякий раз сопровождаясь разными причинами. То понос, то золотуха, то диарея, то диатез.

Несмотря на сказанное, всё же смущает полное отсутствие не только в УПК, но и в оперативно-полицейских законах правил о порядке получения и фиксации Объяснений. С одной стороны, такая неопределённость позволяет властям произвольничать – исходить только из собственных усмотрений (дискреционных полномочий) при получении и использовании объяснений в процессе доказывания. С другой же – те же самые аспекты позволяют заинтересованной стороне изничтожать доказательственное значение объяснений, бороться эффективно с такими сведениями, опираясь на их процессуальную порочность.

Показания – это сведения, которые представляет в данном случае подозреваемый в ходе его допроса и которые фиксируются в протокольной форме. Порядок проведения допроса и получения показаний достаточно подробно нормирован в УПК. Эти порядки мы ещё обсудим в других разделах (глава 5.3. и в след, книге). А сейчас затронем наиболее важные моменты.

Показания являются самостоятельной разновидностью доказательств. С их помощью осуществляют доказывание обстоятельств по делу. Опираясь на них, как на фактическую информационную основу, стороны формулируют свои доводы, а суд – выводы по итогам спора сторон. Закон определяет показания сведениями, то есть информацией, которую сообщает (подозреваемый) об известных ему фактах и обстоятельствах. Содержание и характер показаний отражают интересы одной из сторон процесса (или конкретного участника). Такая полезность (или вред) позволяет относить сведения по показаниям к доказательствам защиты или обвинения. Из такой вот информации по показаниям подозреваемого, в совокупности с информацией по другим видам доказательств, в итоге и образуется доказательственная база какой-либо стороны. При этом, оценка показаний по их относимости к интересам стороны достаточно условна. Одни и те же показания (полностью, отдельными сведениями) могут отражать интересы каждой из сторон, куда всякая из сторон, отдельный участник может считать их «своими». Либо представляемые показания одной стороны в качестве доказательства этой стороны в действительности несут пользу противоположной стороне. Либо показания может оказаться по ценности своей нейтральным, никчемным – ни нашим, ни вашим. А к чьей пользе отнести такие неоднозначные сведения или выбросить их в сорную корзинку окончательно решит только суд. Так, реально будут интересны сразу двум сторонам и явятся общими такие показания, когда позиции сторон по делу полностью совпадают, как в случае полного согласия подозреваемого с претензиями органа расследования с признанием виновности.

Однако итоговая оценка будет дана показаниям на более поздних стадиях разборок, когда встанет вопрос обвинения, а то и предания суду. А ныне подозреваемому следует чётко определиться: давать показания или не давать; если давать, то о чём возможно пасть разявить; как и когда это выгоднее сделать.

Естественно, что решение подозреваемого о даче показаний, как и содержание показаний, должно быть обдуманным, ввиду значимости такого доказательства, его влияния на субъективное мнение органа расследования и суда, как по обстоятельствам дела, как и по личности самого преследуемого. Очень ответственный акт, знаете ли. Известны случаи, когда именно полученные от подозреваемого показания решали исход дела, и решали против него – явились основой обвинения и осуждения.

Обращаю твоё внимание на вторую составляющую положения о праве на дачу показаний. В полном выражении она звучит так: При согласии подозреваемого дать показания он должен быть предупреждён о том, что его показания могут быть использованы в качестве доказательства по уголовному делу, в том числе и при его последующем отказе от этих показаний, за исключением случаев установленной недопустимости показаний, когда они даны в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника и не подтверждённые в суде. Сколько текста!

Этой нормой Закон, во-первых, требует получить согласие от подозреваемого. Согласие на дачу показаний является обязательным условием добровольности показаний, в смысле доброй воли подозреваемого на это. Согласие должно быть явно выражено, удостоверено подписью, а не выведено из молчаливого отсутствия возражений. Отсутствие согласия равнозначно отказу отдачи показаний. Согласие, как и отказ – одномоментные волеизъявления, действительны только на текущее время начала допроса, а не на все последующие допросы. Согласие, как и отказ могут распространяться и на процесс дачи показаний в целом, и на частности допроса – обсуждения отдельных фактов и обстоятельств.

Во-вторых, подозреваемый заранее (после получения от него согласия) должен быть предупреждён о доказательственном значении показаний, которые предстоит дать. Показания – не порожний трёп, но сведения, возможно важные сведения по делу, которые могут быть направлены в том числе и против самого подозреваемого, ему в ущерб, то есть. И отказ от уже данных показаний вовсе не исключает их использования в дальнейшем.

Слово – не воробей, а гадюка подколодная (Шибче колоду тусуй!).

В-третьих, отсутствие согласия подозреваемого или не предупреждение его о доказательственном значении показаний, по каким бы причинам это не произошло, препятствует получению показаний, а всё же полученные должны признаваться недопустимыми.

Несложно заметить, что данная «разъяснительная» норма, как, впрочем, и многие остальные положенные в УПК странные формулировки, может приводить к нелепостям в процессе её применения и к искажениям в толковании. Кроме основной части нормы следак должен разъяснять подозреваемому и исключение из общего правила о том, что отказ от уже данных показаний будет удовлетворён, принят во внимание, если показания даны в отсутствие защитника. Едва ли при таких разъяснениях следак сам же и допустит отсутствие защитника при допросе и продолжит его, зная сам и понимая осведомлённость подозреваемого, что действительность этих показаний находится под угрозой, что они в любой последующий момент могут быть аннулированы простым отказным от них заявлением, тем более в условиях прямых указаний на существующую возможность. Так же и при участии защитника. Зачем предупреждать о том же самом, если по такому основанию отказ от показаний изначально неприемлем? Близок я к мысли, что подобные разъяснения являются памяткой самому следаку о наличии рисков.

Но не так всё примитивно, курсант. Следователи (чуть не вырвалось «подлюки») в порядке разъяснений указанных положений осуществляют это с хитрецой. Разъяснение ограничивается лишь сухим воспроизведением буквального текста по статье 46 УПК. Так они и сообщают: «При согласии подозреваемого дать показания, он предупреждён о том, что его показания могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу, в том числе и при его последующем отказе от этих показаний, за исключением случая, предусмотренного в пункте 1 части 2 статьи 75 УПК РФ». Вот именно так, слово в слово. Этим образуется ситуация: В отсутствие защитника или даже при участии «мусорского» адвоката, подозреваемому не поясняют, что это за случаи такие исключительные по пункту 1 части 2 статьи 75 УПК, а с этим подозреваемый и не узнаёт не только о возможности, но и точных основаниях отказа; Разъяснение одним непрерывным массивом данных предписаний как бы подразумевает, что согласие уже получено от подозреваемого на момент дальнейшего текста предупреждений; Все последующие инстанции так и будут воспринимать подписку о разъяснениях, как факт согласия на дачу показаний, хотя этого согласия как такового и не получалось, наличие согласия не выяснялось; При этом доказательственное качество не раскрывается вообще, а о «подозреваемом» говориться в не персонифицированном виде – речь как бы идёт не понятно о каком именно подозреваемом, не обязательно, что и об участнике текущего допроса. Естественно, что такое понимание и применение нормы очень выгодны стороне обвинения. А в действительности происходит элементарное надувательство. Как по данной правовой ситуации, так и по большинству других, которые затронем далее, ты увидишь примеры циничного обсирания мусорами Закона и, в частности, Права на защиту. Серют тщательно и с изысками – какашечка к какашечке. Но деды нас учили: