Читаем без скачивания Убийцы кораблей - Ральф Баркер

Так и тянулось время, скрашенное подобными трагикомедиями. Наконец в начале мая ожидание стало просто нервозным. Сообщения разведки о готовящемся выходе «Лютцова» сделались регулярными. «Принц Ойген» завершил временный ремонт и был готов вернуться в Киль. Наши самолеты—разведчики наблюдали повышение активности вражеских кораблей в норвежских водах, поэтому выход двух очередных русских конвоев был задержан. Теперь оставалось дожидаться только результата удара нашей авиации по этим двум германским кораблям. Главной целью считался «Принц Ойген», а «Лютцов» шел номером вторым. Однако все планы атаки торпедоносцев были расстроены в мае, когда 217–я эскадрилья была отозвана для отправки на Мальту, чтобы участвовать в обеспечении проводки июньского конвоя. Остались только 2 эскадрильи «Бофортов»: 86–я — в Самборо и 42–я — в Льючерсе.

Подполковник авиации Уильямс, командир 42–й эскадрильи, прямо—таки жаждал поймать вражеские корабли. Так как он слишком мало времени командовал эскадрильей, то во время прорыва немцев из Бреста он передал командование Клиффу. Такое решение было несомненно оправданным, хотя для командира поступить так было крайне тяжело. Заноза после бегства германских кораблей осталась. Поэтому начало мая Уильямс полностью отвел тренировкам и обучению эскадрильи, чтобы добиться уверенности, которой ему не хватило в феврале. Экипаж самого Уильямса уже долгое время служил в этой эскадрилье. Его штурман Эндрюс участвовал в атаке на «Лютцов» в июне 1941 года в составе второй волны. Он закончил свой первый оперативный цикл вскоре после прорыва немцев через Ла Манш. В ходе той операции он поздно вечером вылетел на одном из самолетов из Колтишелла и в сумерках потерял 86–ю эскадрилью. Но когда пришло извещение об окончании цикла, Эндрюс отказался. С 42–й эскадрильей ему повезло больше, она стала его семьей. Его пилот уже отбыл в отпуск, но Эндрюс попросил разрешения остаться в эскадрилье. В этом не было никакой позы. Он больше боялся за свою жизнь в учебной эскадрилье, чем среди опытных пилотов действующей эскадрильи.

Из чувства верности и товарищества два стрелка экипажа Эндрюса обратились с такой же просьбой. Уильямсу, как мы помним, требовался экипаж. Он с удовольствием выполнил просьбу трех опытных, испытанных летчиков. В первом полете он использовал их опыт, но потом показал, кто здесь хозяин.

6 мая пришло известие, что «Принц Ойген» вышел в море. 6 самолетов эскадрильи вылетели на поиск в район Скагеррака. Они ничего не нашли. Через несколько часов крейсер снова был обнаружен в гавани Тронхейма. Это была ложная тревога. Однако англичане продолжали держать большие силы авиации в северо—восточной Шотландии. Эскадрильи «Бофайтеров» и «Бленхеймов» должны были сопровождать торпедоносцы. Уильямс очень старался сохранить своих людей в форме и организовал учебные полеты. Излишние полеты изнашивают силы экипажей, но еще хуже действует отсутствие летной практики.

9 мая был проведен первый учебный вылет в сопровождении «Бофайтеров» в Ферт оф Форт. Сохранять строй во время поворотов было очень трудно, особенно самолетам на флангах. Им требовалось покрыть большее расстояние, а если лидер поворачивал «тарелочкой», то фланговые самолеты просто отрывались от строя. Иногда они даже теряли друг друга из вида, что грозило столкновением в воздухе. Все это было учтено во время учений 9 мая, когда пытались как можно точнее смоделировать условия реальной атаки. Через два дня учения повторились. Но на этот раз 2 «Бофорта» столкнулись. Один сразу ушел в воду вместе со всем экипажем. Второй «Бофорт» потерял носовую часть при ударе о хвост первого. 150–узловой ветер ударил в кабину, смерчем пронесшись по фюзеляжу. Но на высоте 300 футов над водой пилот восстановил управление. Он полетел прямо в Льючерс и благополучно сел. Но его самолет 2 дня простоял в ангаре, вызывая всеобщее удивление. Пилот пересел на другой самолет и уже через полтора часа поднял его в воздух для испытаний.

По ночам во время этого напряженного периода ожидания экипажи 42–й эскадрильи собирались в сержантской столовой, где пили пиво и обсуждали предстоящую операцию. Мораль эскадрильи никогда не была такой высокой — до описанного столкновения.

Теперь Уильямс уже достаточно долго командовал эскадрильей, чтобы оказывать личное влияние. Он был уважаемым командиром. Но в подобных случаях всегда находился кто—то, кто любил заметить, что если бы командир не помешался на летных учениях, то сержант такой—и—сякой вместе со своим экипажем сегодня были бы с нами.

Не было такой традиции: не говорить о погибших. Во всяком случае, в Береговом Командовании КВВС. В эту ночь тень аварии витала над сержантской столовой. Пиво постепенно развязало языки. Что же вызвало аварию? Кто виноват?

Англичанин, с его врожденным уважением к классовому превосходству, к разнице в чинах, никогда не осмелится критиковать командира эскадрильи в его присутствии. Как и все люди, они быстро составляли свое собственное мнение о чем—то или о ком—то. Но они находили естественным и легким следовать за кем—либо, и их легко было повести. Совсем иначе обстояло дело с летчиками из доминионов. Если они служили в эскадрилье дольше, чем командир, они далеко не всегда оказывались самыми послушными и исполнительными подчиненными. Зато они всегда быстро признавали личные качества командира. Сюда же следует прибавить естественный, высоко развитый индивидуализм, который был одновременно их слабостью и их силой.

Существовало несколько возможных причин происшествия. Самой вероятной была ошибка пилотирования. Однако в качестве причины можно было указать неправильный строй, выбранный командиром. Сержантская столовая с ужасом слушала обвинения, которые Бирчли и Арчер, двое австралийцев, обрушили на командира.

Это был критический момент в судьбе эскадрильи, однако Уильямс воспринял все спокойно. Ситуация была просто фантастической. Командир эскадрильи оправдывался перед личным составом. Напряжение момента и равная ответственность пилотов в полете стерли разницу между офицерами и рядовыми. Ни при каких иных обстоятельствах подобный инцидент не мог произойти. Но сейчас обычные барьеры между людьми в различных погонах пропали, осталось единое целое. Было бессмысленно козырять коронами на погонах. Было бессмысленно угрожать. Какими бы абсурдными ни были обвинения, на них следовало ответить.

Вильямс действовал как человек, совершенно уверенный в своей правоте. В столовую вошла группа людей, которая сразу ощутила накаленную атмосферу, но не знала о причине этого. Уильямс заметил своего штурмана Эндрюса. Он позвал его.