Читаем без скачивания Стебель травы. Антология переводов поэзии и прозы - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шумел-шумел, а сам всё ракию попивал и мало-помалу успокаивался. Побухтел ещё немного, а потом остатки из своей чарки на пол вылил и примирительно изрёк:
– Да простят силы, что бдят над нами, грехи волка!
Вот какие дела!
Так мы по сей день и гадаем: а волк ли это был?
Уж спрашивали-расспрашивали местного мудреца деда Стоимена, но тот только усмехался да руками махал:
– Какой волк?! Вы часом не помешались? Был бы это волк, приказал бы я вам хоронить его посреди села?! Эх, дураки-дураками!
Ну, хорошо – не волк! Тогда что ж это было?
…А какая, впрочем, разница? Да, никакой!
Пришёл – помер – похоронили…
Пусть каждый сам себе кумекает: что да как…
Не правда ли?
Перевод с болгарского С. Семенова
Из якутской поэзии
Елена Слепцова-Куорсуннаах
Давно уже я не читал стихов, написанных с такой обжигающей страстностью и такой глубокой и неподдельной болью за свой народ, как у Елены Слепцовой-Куорсуннаах. Да что там – «написанных»! Скорее уж – выкрикнутых!.. «Нам дал повеление сам Чингисхан – вести сквозь столетья родов караван!» – так, перекликаясь с идеей знаменитого романа Народного писателя Якутии Николая Лугинова «По велению Чингисхана», формулирует поэтесса своё понимание бытия народа Саха в параметрах истории и вечности. Стихотворение, из которого взяты эти строки, называется «Родословная народа Саха» – это, на мой взгляд, одно из самых её жёстких и даже отчасти жестоковатых стихотворений, которое, вместе с тем, как никакое другое, раскрывает перед нами душу поэтессы и помогает понять глубинные истоки той боли за якутский народ, которая является едва ли не основным творческим импульсом её творчества. С такой болью за народ сегодня пишет, пожалуй, только Валентин Распутин, только его рассказы и повести посвящены проблемам сохранения русского народа, а стихи Елены Слепцовой-Куорсуннаах адресованы якутам. «Я ветвь из рода боронг-саха», – конкретизирует она тот социально-родовой круг, от имени которого и для которого она ведёт свою поэтическую исповедь. «Боронг» – в переводе с якутского языка означает «тёмно-серый цвет», и этот эпитет характеризует собой не только измождённый заботами и болезнями цвет человеческого лица или блеклость выцветшей под дождями, снегами и бурями ветхой одежды, но и вообще – житейскую обездоленность, бедность и нескончаемые превратности судьбы.
Для большинства из тех, кто живёт сегодня в европейской части России и, особенно, в Москве, жизнь в Республике Саха (Якутия) ассоциируется в первую очередь с валяющимися прямо под ногами россыпями алмазов и падающими с деревьев прямо на плечи прохожих песцами и соболями. Однако жизнь там полна своих довольно тяжело решаемых проблем и трудностей, на которые накладываются ещё и суровейшие природно-климатические условия. Но и сюда, в эти естественно-заповедные места уже прорывается западная масскультура, уже протягивает свою хищную лапу международный глобализм, стирающий всякую национальную самобытность и национальную культуру, и стремящийся превратить людей любой расы и любой национальности в безлико-однотипных потребителей соевых гамбургеров, батончиков «Сникерс» и фильмов про Терминатора.
Противостоять всему этому можно только тогда, когда в душе имеется твёрдая духовно-культурная основа, о которую, как о крепостные стены, будут разбиваться любые информационно-пропагандистские атаки глобализма. А если такой основы в народе нет? Если язык предков, который как раз и несёт в себе программу исторического бытия народа в истории и вечности, оказался почти забытым и сегодня ещё только возвращается в культуру и жизнь своего народа, если родительская вера отодвинулась на второй план, а место национальной культуры заняли всевозможные телевизионные шоу развлекательного и, в большинстве случаев, если не полупорнографического, то очень низкого по уровню своей культуры и откровенно пошлого характера?.. Тогда на помощь народу должны прийти его лучшие поэты, которые своим словом напомнят ему о тех свершениях и подвигах, которыми прославили себя в истории их предки, создавая великую национальную государственность, духовность и культуру.
И ещё одна немаловажная особенность поэзии Елены Слепцовой-Куорсуннаах. Будучи насквозь пронизанными глубокой исторической образностью и деталями прошлого, её стихи в то же время являются необычайно остросовременными и близкими именно сегодняшнему читателю, жителю Республики Саха (Якутия) XXI века и всем нам – гражданам огромной Российской Федерации, на протяжении многих столетий объединяемых великим русским языком и сотворяемой с его помощью поэзией. Сегодня в это животворящее море российской поэзии вливаются также стихи якутской поэтессы Елены Слепцовой-Куорсуннаах – и этот ручеёк, как мне кажется, вполне способен обогатить своим незамутнённым потоком застоявшиеся воды российской поэзии.
Николай Переяслов
Родословная народа Саха
С древнейших времён в наших жилах текла
горячая тюркская кровь, что влекла
нас в степи бескрайние – кости ломать
всем тем, кто топтал нашу Родину-мать.
В народе якутском и малый, и стар
был духом сильнее проклятий татар.
Нам дал повеление сам Чингисхан —
вести сквозь столетья родов караван!
Мы резали жилы и рвали кадык
народам, что в нас не признали владык.
Никто нам не мог быть преградой: нас – тьмы!
И чёрная кровь нам пьянила умы.
Копытами в землю, как в бубен, стуча,
военные кличи до неба крича,
мы мчались по миру лавиной сплошной
с культурой богаче, чем царской мошной.
Мы пили свободу, как пьют молоко,
слагая бессмертную песнь Олонхо,
оставлен наш след среди камня и мха —
вот срез родословной народа Саха!..
Из рода боронг-саха
Я ветвь из рода боронг-саха́.
Моя одежда – бобров меха,
что стольких предков собою грела
да за столетья вконец истлела.
Я ветвь из рода боронг-саха,
что остаётся без языка.
Моё жилище гниёт, ветшая.
А здесь жила ведь семья большая!
Я ветвь из рода боронг-саха,
чья слава прошлая – высока.
Здесь конь мой верный взлетал к звезде!
(Теперь – и кости, не знаю, где…)
Я ветвь из рода боронг-саха,
о нём мне душу гнетёт тоска.
О нём мне слёзы глаза прожгли —
неужто сроки его прошли?..
Сон
Приходит ночь
и с ней приходит сон,
и в странный