Читаем без скачивания Вечный ветер - Сергей Жемайтис

Павел Мефодьевич улыбнулся:

— Каждый вечер на сон грядущий она обращается к своему неисчерпаемому запасу афоризмов ободряющего характера.

Прелесть, выжидательно смотревшая на своего хозяина, сказала:

— Будем наслаждаться своим уделом, не прибегая к сравнениям, — никогда не будет счастлив тот, кого мучает вид большего счастья. Когда тебе придет в голову, сколько людей идет впереди тебя, подумай, сколько их следует позади.

— Слышали? Какова плутовка! И, пожалуй, она вспомнила Сенеку кстати? Когда я начинаю ее распекать, она с таким ехидством подкинет что-нибудь о моих далеко не молодых годах.

Прелесть тут же выпалила:

— Будем остерегаться, чтобы старость не наложила больше морщин на нашу душу, чем на наше лицо.

— Ну, что вы скажете теперь?

Мы стали расхваливать удивительное создание. Прелесть внимательно выслушала комплименты, вышла в другую комнату и очень быстро вернулась с небольшим блюдом из японского лака. На нем стоял стакан с водой и лежала зеленая таблетка. Павел Мефодьевич выпил, поблагодарил и стал показывать нам свою фонотеку — тысячи пленок, катушек, пластинок с записями голосов приматов моря, потом прочитал отрывок из своей новой работы об истории контактов между дельфинами и людьми. Он был очень оживлен, но в этом оживлении сквозило нервное возбуждение. Еще два раза за этот вечер Прелесть заставляла его принять таблетку и какие-то капли.

— Вот здесь она незаменима — любой, самый требовательный лечащий врач может положиться на ее железную неумолимость, — сказал Павел Мефодьевич, осушая стаканчик с лекарством…

Прелесть спросила:

— Что такое железная неумолимость?

— Потом объясню. Молодым людям неинтересно слушать такие банальности.

— Хорошо. Перед сном вы объясните мне и что такое банальность.

Павел Мефодьевич передернул плечами.

— Это уже пора бы тебе знать, тем более что ты все время говоришь банальные вещи.

— Хорошо, я проанализирую свою речь.

— Сделай милость!

— Через десять минут вы ложитесь в постель.

— Час от часу не легче!..

— Нет, вам станет легче, когда вы ляжете в постель. И, как всегда, скажете: «Из всех вещей время менее всего принадлежит нам и всего более нам недостает его».

— Ну что с ней поделаешь? — Он развел руками…

: — Теперь у меня нет никаких сомнений, — сказал Костя, когда мы вышли от Павла Мефодьевича.

— А прежде были? — спросил я.

— Как тебе сказать… иногда мелькали сомнения. Трудно было поверить, что существо с таким интеллектом — и вдруг… киборг.

— Какие же у тебя теперь неопровержимые доказательства?

— Какие? Теперь я окончательно убедился, что он начинен электроникой.

— Стучит?

— Нет, тикает, как старые часы с маятником. Безусловно это один из самых первых киборгов, технически несовершенный в чем-то, зато гениальный, и добрый, и бессмертный. Ведь он может жить сколько угодно: если какая-либо деталь или биоузел начнет сдавать, то небольшой ремонт — и снова можно тикать.

— А таблетки? Капли, режим? — спросил я, внезапно осененный простой мыслью, что машине не нужны лекарства.

Костя рассеял остатки моих сомнений:

— У биоробота организм не менее сложен, чем у человека. И ему нужны иногда стимуляторы и режим. Может быть, в десять ему надо менять батареи или подзаряжаться от розетки…

За спиной у нас заскрипел песок.

— Прелесть! — сказал Костя.

Мы остановились.

Действительно нас догнала Прелесть и сказала:

— Я дала ему снотворное. Он спит. Он очень взволнован. Так бывает всегда, когда его внимание переключат на старую фотографию, что висит на стане.

Прелесть выжидательно замолчала.

Костя бросил на меня многозначительный взгляд и сказал:

— Мы очень сожалеем, что заставили его волноваться. В следующий раз постараемся не делать этого.

— В следующий раз вы не должны приходить.

— Это он просил передать нам?

— Нет. Я должна ограждать его от волнений. Вы не должны встречаться. Иначе меня отправят в ремонт.

— Ты боишься этого?

— Очень.

— Но ведь тебе не сделают никакого вреда. Только усовершенствуют.

— Я боюсь. Не хочу совершенствоваться. Не встречайтесь с ним больше.

— Этого мы не можем тебе обещать, потому что нам приходится встречаться с ним ежедневно. А теперь возвращайся к нему.

— Зачем?

— Наблюдать… Ухаживать за ним…

— Он будет спать до пяти часов тридцати минут.

— А когда проснется?

— Десять минут — зарядка. Пятнадцать — завтрак. Остальное время он встречает восход солнца. Так он говорит: «Ухожу встречать солнце, а ты, Моя Прелесть, занимайся своими делами».

— Вот и сейчас иди и следуй благоразумному совету своего хозяина.

— Да, я буду следовать благоразумному совету своего хозяина. В десять двадцать — урок японского языка.

— Ты учишь японский? Зачем?

— Он приказал, чтобы писать письма Мокимото на его родном языке.

— Ну, а после урока? Что делаешь после урока?

— Смотрю передачу для роботов. Интересно, хотя я и не робот, поэтому я так боюсь ремонта. Я видела, как это делают. Мне стало страшно.

— Не бойся. Ты не нуждаешься в ремонте… Я еще не видел таких умных роб… умных существ, — поправился Костя.

— Существо — это приятно. Говорите так всегда.

— Хорошо, Прелесть.

— Прелесть — тоже приятно.

— Прощай и заходи как-нибудь поболтать.

— У меня свободное время от трех до пяти.

— Утра?

— Да, утра, когда не встало солнце.

— Ни в коем случае! Заходи днем, когда мы обедаем.

— Я подсчитаю вероятную возможность поболтать на ближайшие десять лет.

— Вот и прекрасно!

Прелесть пожелала нам спокойной ночи и удалилась, покачиваясь на ходу, как утка. Костя сказал, глядя ей вслед:

— У меня голова пошла кругом от всех этих штучек! На самом деле, ведь она мыслящее существо! У нее повышенная эмоциональность. Ну разве можно строить такие машины…

Я продолжил его мысль:

— …которые делают зарядку, завтракают, встречают солнце, изучают приматов моря и пишут о них научные книги.

— Ну, а что я говорю! — Он взял меня под руку. — Видишь, Иван, как все оборачивается? И хотя я первый догадался, все-таки были сомнения.

— А теперь?

— Все ясно, Ив. И знаешь, мне его жаль. Надо что-то для него сделать, чтобы он не чувствовал себя таким одиноким. Мы тоже с тобой хороши — за все время один только раз заглянули к старику и то чем-то его расстроили.

ГОНКИ

«Мустанг» с добродушным урчанием перебирался с одной волны на другую. Вода сегодня казалась тяжелой, как ртуть, и была такой же серебристо-серой, как и небо, затянутое облаками.