Читаем без скачивания Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
высадиться… на сушу в заливе Макмёрдо, где простирающиеся на юг горы Земли Виктории встречаются с береговой линией, тянущейся с востока, от горы Эребус. Там наверняка должна быть большая долина, позволяющая проникнуть вглубь территории.
Скотт проигнорировал мнение сэра Клементса, прислушался к советам Милла и направился в залив Макмёрдо. Восьмого февраля «Дискавери» обогнул мыс и вошел в залив, который до сих пор все видели только издалека. Они сделали, по словам Ройдса,
великое открытие: оказалось, что горы Эребус и Террор образуют остров… а на юг, насколько мог видеть глаз, открывался путь по ровному льду.
Это был не залив, а пролив Макмёрдо.
В начале пролива, где открытая вода встречалась со льдом, у подножия уходящего ввысь Эребуса с его замерзшими водопадами и дымным плюмажем Скотт нашел гавань, подходящую для зимовки. Это была мелководная бухточка, почти со всех сторон защищенная от давления льдов. Она находилась недалеко от места, где Барьер через архипелаг нунатаков[40] выходил в море.
«И вот мы здесь, – написал Уилльямсон, – в том самом месте, где обречены оставаться двенадцать месяцев, а может, и больше». Первым знаменательным событием на «зимних квартирах» стало «пленение» кока – Бретта заковали в кандалы отнюдь не за отсутствие кулинарного таланта, а за несоблюдение субординации. Он был гражданским лицом, принятым в команду в Новой Зеландии, а потому флотская дисциплина оказалась для него совершенно незнакомой. Но Скотту изменяло чувство юмора, когда дело касалось вопросов соблюдения установленного порядка. Нарушитель дважды сбегал и, наконец, был прикован на палубе к брашпилю, где, как заметил Скотт, «восемь часов привели его в чувство и повергли в состояние скулящей покорности».
Потом возле «Дискавери» возвели барак. Его специально привезли с собой, предполагая, что наземная партия останется в нем, а корабль на зиму вернется в цивилизацию. Теперь же его использовали как склад и укрытие в случае опасности. Он был изготовлен на заказ в Австралии и представлял собой бунгало с защищенной от солнца верандой, которое устанавливалось на глубоко вкопанных в почву столбах. Бунгало идеально подходило для Австралии, но оказалось малопригодным в Антарктике, где постоянно замороженный грунт был твердым, как камень, – о вечной мерзлоте в ходе подготовки просто забыли. Вот так в мелочах то и дело проявлялась невежественность участников экспедиции.
В те годы как при подготовке подобных экспедиций, так и в военно-морском флоте в целом очень много усилий тратили на снаряжение, но совершенно не обучали тому, как им пользоваться. Для Скотта, который верил в силу импровизации, это было более чем приемлемо. И теперь он предложил поставить на неподготовленных полярных путешественниках недельный или двухнедельный эксперимент. Пока «Дискавери» вмерзал в лед, Скотт впервые серьезно попытался встать на лыжи. А Форд, стюард офицерской кают-компании, вошел в историю, став первым человеком, сломавшим ногу во время катания на лыжах в Антарктике.
После нескольких дней обучения Скотт признал, что лыжи, «конечно, очень помогают в передвижении по ровной или имеющей небольшой уклон местности… но малопригодны [для] транспортировки грузов, то есть нужно разработать какие-то легкие снегоступы». Похоже, он забыл все, что говорил ему Нансен, и совсем не читал его книгу «Первый переход через Гренландию», до сих пор остающуюся классикой литературы о катании на лыжах и полярных исследованиях. Между тем эта книга была известна в Англии уже больше десяти лет.
Для тех, кто понимает, как пользоваться лыжами [писал Нансен], они… превосходны, даже если нужно тащить груз… Девятнадцать дней подряд мы шли на лыжах с утра и до позднего вечера… [преодолев] триста пятьдесят миль.
Зимовка началась. Теперь в оговоренное заранее место на мысе Круазье нужно было доставить сообщение о том, где находится «Дискавери». В противном случае спасатели вряд ли могли бы отыскать корабль, ведь место его стоянки никто не знал. Эту важную задачу поручили Ройдсу.
Мыс Круазье находился на восточном конце острова Росса, как его тогда называли, примерно в сорока милях от стоянки. Но для Скотта это стало серьезным испытанием. После целого месяца, проведенного на берегу, он так и не попытался организовать систематическое обучение. Ройдсу просто дали нескольких собак и посоветовали научиться управлять ими по дороге. С ним отправились Барн, Кёттлиц, Скелтон и восемь матросов, снабженных примерно такими же инструкциями. За исключением Кёттлица, все были абсолютными дилетантами.
В пути собаки отказались работать – и сани пришлось тащить людям. Каждый сам пытался понять, как надо передвигаться на лыжах, а потом должен был сделать выбор – идти дальше на них или пешком. Перепалка становилась все более злобной по мере того, как партия продвигалась вперед, то и дело проваливаясь по колено в снег, словно грешные души – в бездну Дантова ада. Противников лыж оказалось больше. Только Ройдс, Кёттлиц и Скелтон воспользовались ими. По словам одного из матросов,
двигаться на лыжах было гораздо легче… Жаль, что мы их не взяли… Мы могли тащить сани всего лишь несколько сотен ярдов, и когда командиры кричали «Привал!», мы сразу же падали в снег – задыхаясь и обливаясь потом, хотя температура была ниже нуля.
В конце концов Ройдс, решив, что Барн (противник лыж), собаки и рядовые матросы одинаково бесполезны, отправил их обратно на корабль, а сам возглавил партию лыжников. Но вначале им нужно было понять, как правильно идти на лыжах, чтобы одновременно тянуть за собой сани. Поэтому они на один день разбили лагерь и стали экспериментировать. Скелтон пишет, что
был ужасно удивлен той легкости, с которой люди тащили свои сани, поскольку всегда считал невозможным перемещение на лыжах с грузом. Но оказалось, что они идеально подходят для этого.
В качестве лыжной базы использовались южные склоны горы Террор, которая в своем ледяном величии на целых десять тысяч футов возвышалась над их головами и грохотала лавинами, доселе не виданными людьми, – все это, бесспорно, выглядело впечатляюще. «Мы уже привычно встали на лыжи, – отметил Скелтон, – и пошли вперед, не разбирая дороги». Ройдс чуть позже тоже писал об этом, но менее восторженно:
Нам приходилось много раз останавливаться из-за того, что на лыжи налипал снег или они соскакивали. Ужасная дорога; воистину чушь собачья [это перетаскивание грузов человеком].
Благодаря лыжам они все же преодолели нужное расстояние. Правда, в конце все же потерпели поражение. Барьер, уходивший на север, к морю, упирался в мыс Круазье застывшими волнами, как прибой, оледеневший во время шторма. Отсутствие навыков передвижения по такой поверхности остановило Ройдса перед этим элементарным препятствием. Неопытный и необученный, он вернулся, хотя нужное место на берегу уже было видно невооруженным глазом.
Кроме того, при возвращении на корабль в группе Барнса по неопытности погиб один из матросов, который в метель сорвался с ледяного утеса. Один из его товарищей заметил: «Весь экипаж подавлен. Капитан Скотт явно сильно переживает».
Осознав, в какую цену обошлась им экспедиция к мысу Круазье, Скотт несколько дней выглядел подавленным. Помимо смерти Винса, полдюжины участников похода получили серьезные обморожения, погибла одна собака. «Ответственность за это, – написал Скотт в дневнике, – должна быть возложена на их командира [Барнса]». Он ни на минуту не задумался, что несчастье можно было предотвратить, обучив и подготовив людей должным образом. Инстинктивно он перекладывал вину на других, стремясь избежать личной ответственности.
С момента высадки в Антарктиде сам Скотт держался поближе к кораблю, отправляя подчиненных в экспериментальные санные походы. Но после возвращения Ройдса с мыса Круазье он, наконец, и сам предпринял такую попытку. Это было путешествие на Барьер с целью создания там склада на будущий сезон. Однако при этом Скотт почему-то оставил на корабле Ройдса, Кёттлица и Скелтона, хотя они теперь считались самыми опытными полярниками в команде, и предпочел повторить их ошибки. Он и часть команды ушли без лыж, впрягшись в постромки вместе с собаками. Это был «мыс Круазье» номер два. Собаки отказались работать, люди беспомощно барахтались в снегу. Вдобавок ко всему столбик термометра упал до температуры минус сорок-пятьдесят градусов. Дрожа от холода в своем спальном мешке, Скотт узнал, что такое Барьер в конце марта. После трех дней борьбы, не пройдя и десяти миль, он понял, что игра проиграна, приказал бросить груз и повернул назад. На корабле они появились 3 апреля, отметив окончание сезона маленькой патетической сагой о неудаче. Так растаяли оптимистичные надежды Скотта на воспитание настоящих полярников за одну-две недели.