Читаем без скачивания Новый Мир ( № 5 2004) - Новый Мир Новый Мир

А если наша мама обронила ключи в Совете ветеранов, так могло быть? И кто-то из старушек подобрал их, сразу не смог отдать (может быть, та же Юля? Не нравится мне ее показное смирение), а дома внук или сынок поинтересовались, взяли посмотреть да и сняли копию? Поскольку все эти бабушки живут неподалеку друг от друга, обойти с копией ключей наш микрорайон и отыскать нужную квартиру не составит никакого труда.

Или я грешу, так размышляя?

— Так ставим новые замки или нет? — хохоча, спросил Боголепов. — У меня все готово.

— Простите меня ради Бога, — снова заплакала наша старушка. — Такие хлопоты, такие траты...

— Да какие хлопоты! — Юрий Михайлович подошел к старушке и погладил по руке. — Нам это все равно что семечку щелкнуть. Для очистки совести давайте все-таки... вмастрячим? — Он прекрасно понимал, о чем мы с Аленой думаем.

Мать встревоженно посмотрела на нас.

— Так ведь нашлись!.. — прошептала она.

— Нашлись, нашлись! — радостно подтвердила Алена. — Все в порядке, мама.

В неловком молчании мы постояли минуты две. Мать не уходила — смотрела в наши лица.

— Конечно, вряд ли в церковь мог зайти плохой человек, — с неким усилием сказал я, убеждая себя и жену. — В самом деле, зачем менять... если нашлись. Юра, прости нас, все бывает...

Боголепов — легкий человек.

— О чем речь?! Можно только порадоваться. — Он мигом вынул из деревянной двери уже вставленный туда замок и внедрил старый, завинтил шурупы. — А вот в железной... чуть-чуть восстановим статус-кво. Мы тут лишнего расширили. А то все же новый воткнуть?

Я покосился на тещу — она страдающими глазами смотрела на меня.

— Да нет, давай уж прежний...

Юрий Михайлович включил сварочный аппарат и, ослепляя нас, принялся вновь что-то кроить в железной дыре. Затем пошоркал рашпилем, вставил старый замок, закрутил болты, проверил — язычок замка ходит легко, — закрыл дверь, запер, отпер.

— Все как было! — хмыкнул он. — Так что, бабушка, не расстраивайтесь.

И они с напарником принялись собирать инструменты.

— А новые ты сложи где-нибудь... — негромко буркнул мне Боголепов. — Вдруг когда пригодятся.

Прихватив его кейс и болгарку, я вышел проводить работников на крыльцо. Когда они осторожно перевалили в багажник “тойоты” трансформатор, я протянул Юрию Михайловичу деньги. Он отмахнулся:

— Обижаешь! Дело же не сделано. Вот только бы какая-нибудь сволочь не это самое... — И, задумавшись, добавил: — А если хочешь, когда бабушки дома не будет, я тебе могу все-таки заменить. Она вряд ли заметит.

— Заметит, — тоскливо ответил я. — Ключи сильно отличаются. Она не такая беспамятная, Юра.

— Ну, тады живите, — рассмеялся Боголепов. — Может, правда пронесет.

Он с лаборантом уехал, я поднялся в квартиру. Жена уже убрала в кладовку новые замки, протирала пол.

— Все хорошо, — сказал я громко маме. — Все хорошо! Давайте попьем чаю!

Вскоре мы сидели на кухне, пили чай с медом. Ложечку меда, оказывается, маме можно съесть, пост позволяет.

За окном сыпавшийся с утра лиловый дождь вдруг сменил цвет — это уже валил снег. Белый-белый снег. Даже в доме посветлело. И жить можно было дальше, не меняя замков. Их замену мать восприняла бы как крушение своей новой веры.

В Совете ветеранов честные люди... если вдруг она там обронила... А уж в церкви... и помыслить нельзя ни о чем плохом...

8

Так и живем — в тайном ожидании, не использует ли кто копии ключей.

Будем надеяться, что нет. Люди в церкви добрые и честные. А если кто-то в Совете ветеранов нашел и забросил в церковь — тоже хочется верить, что не использовал находку во зло. Воспитание старых людей все-таки было хорошим. Этот кто-то отнес не для того, чтобы мы успокоились и оставили старые замки, а потом бы к нам явился без нас нехороший человек. Отнес для того, чтобы мать думала — именно в храме ключи и пролежали.

А вот если мама на улице их выронила... но вряд ли кто с улицы понесет в церковь. Это если только Елизавета Васильевна, чтобы мама меньше волновалась. Что, дескать, с самого начала там, там лежали. Подруга у мамы — славный человек. Да и молодых племянников у нее нет, кто мог бы позариться...

Так что живем без страха.

С надеждой.

С открытыми для кого-то дверями.

Полная тишина

Кублановский Юрий Михайлович родился в Рыбинске в 1947 году. Окончил искусствоведческое отделение истфака МГУ. С 1982 по 1989 год находился в политической эмиграции в Западной Европе. Поэт, эссеист, критик и публицист. Живет в Переделкине.

*    *

 *

Говорил тебе “не гони волну” —

новый сленг повсюду входил в привычку

в ту, теперь глубокую старину.

…И оставили мы тебя одну

на погосте у чертиков на куличках.

Зимы с лабиринтами звездных троп.

Очажки-скопленья успенских свечек.

Твой лиловый в черных оборках гроб.

Твой окаменевший холодный лоб

и на нем лежащий бумажный венчик.

С замираньем сердца, хотя не трус,

я сейчас к нему приложился в храме.

Ничего не бойся, а я боюсь.

И зову тебя, как Антон Мисюсь,

по тропе катавший ее на раме.

Было время, видели вместе сны

и паломничали в конце весны

по усадьбам ближнего Подмосковья.

А твои глаза до сих пор ясны,

как свои закрою в зенит зимовья.

Вот дышу и чувствую, что не то,

что бывало, в воздухе разлито.

И хотя душа остается в теле,

не по возрасту уже тяпнуть сто

и начать базланить о беспределе.

…Как ты много помнила наизусть.

На погосте свежая глина пусть

замерзает — твердый гарант разлуки.

Ты ушла, а я не могу, сдаюсь,

умываю и поднимаю руки.

15.XII.2003.

*    *

 *

Смолоду самородки,

делали мы под мухой

за вечер две-три ходки

дальних за бормотухой.

И вавилоны тары

хотелось поджечь в морозы

на улицах Карла, Клары

или такой же Розы.

Минули годы, годы.

В моду вошли обноски.

Стали пасти народы

новые отморозки.

Кладбищ бескрайних дали —

там получают льготу

те, кто всю жизнь вставали

затемно на работу

и досыпали в тряских

выстуженных вагонах,

голосовые связки

оных не из луженых.

Мы отдохнем, я знаю,

никто меня не оспорит.

Вот и перечитаю

понову “Крошку Доррит”.

Запрусь я на все запоры,

никому не открою.

Мысленно разговоры

стану вести с тобою.

Прежний мой дух мятежный

уж не огнеопасен.

Если решишь, что снежный

я человек, согласен.

Сны

Зимою — впадиной каждой, полостью

пренебрегавшие до сих пор

льды заполняют едва ль не полностью

речные русла, объем озер.

Лишь луч, нащупавший прорубь черную

там, где излуки в снегах изгиб,

работу видит локомоторную

мускулатуры придонных рыб.

Россия! Прежде военнопленною

тебя считал я и как умел

всю убеленную, прикровенную

до горловых тебя спазм жалел.

И ныне тоже, как листья палые

иль щука снулая блеск блесны,

я вижу изредка запоздалые

неразличимые те же сны.

Портрет

Так и нету внятного ответа,

что такое стынь тоски вселенской.

И откуда вдруг источник света

в дальнем устье улицы губернской?