Читаем без скачивания Под властью фаворита - Лев Жданов

Видя угрюмое настроение правительницы, Нос сперва попытался было рассмешить ее своими обычными штучками. Изображал драку кошки с собакой, кудахтал… Принялся играть на губах, хлопать по щекам, словно на барабане, передавая игру военного оркестра. Но, видя, что все напрасно, затих. Потянувшись сбоку, он осторожно заглянул в лицо госпоже и просто, ласково заговорил:

– Анюточка! Знаешь ли, чего бы теперь я хотел, а!

– Прочь, дурак. Не до тебя. Видишь, голова развалиться хочет!..

– Вот, вот!.. Я и хотел, чтобы у тебя это местечко попусту не болело… Здоровенькая ты, добренькая. Я бы выманил у тебя рублишко… Купил бы леденчиков-сосулек. Пососал бы за твое здоровьице… За Ванюшку-светика… А за Антошеньку шиш масленый! Довольно с него, что генералиссимусом ты его приназначила. Ишь, какой он ноне толстый стал. А все еще пуще дуется, кабы не лопнул… Вот!..

И весь напыжился, раздул свои худые щеки горбун, изображая пополневшего принца Антона.

– Будет болтать, шут!

И невольная улыбка озарила бледное лицо Анны, которое она собиралась теперь как раз подрумянить немного.

– Улыбнулась, усмехнулась, моя Несмеяна-царевна. Рублишко подавай. Слышь, я сам с собою об заклад бился… Коли засмеешься на речи мои глупые – рублик с тебя. Так уж подавай! Не то сыночку-государю пожалюсь. Он реветь станет, целу ночку уснуть тебе и не даст!

– Ну… не трещи, как сверчок! Юлия, дай там ему денег, он просит! – обратилась Анна к подруге, вошедшей в опочивальню с роскошным расшитым кафтаном в руках.

– Пусть уберется! Надоел. Не хочу я сегодня смеяться, а шут покою не дает!.. А… который час?

– Рано, рано еще! – успокоила подругу Юлия. – Он хотел попозже прийти. Явится прямо на мою половину. Оттуда я его этим ходом и приведу!

Она указала на потайную дверь, скрытую за обоями в углу близ кровати.

– Ты, шутило, чего уши навострил? – строго обратилась девушка к горбуну. – Тебя не касается… Вот бери, что выклянчил, и ступай.

– Мой побор с Анюточки – вот он, на ладони! – принимая рублевку от Юлии, заворчал горбун. – А ты, слышь, из одних старых кафтанов курляндского оборотня сколько фунтов серебра выжгла?! Поведай-ка Анюточке, ась! С семи кафтанов паратных прозументы спорола, а тебе вышло из переплаву – четыре шандала хороших, тарелок шесть да две коробки для белильца, для румянца, для всякого дрянца-глянца… Все из выжиги из одной бироновской…

– Ну… пошел! Сам ты выжига не последняя… Вон ступай, говорят тебе! – рассердившись на нескромную болтовню шута, почти вытолкала его девушка и снова вернулась к Анне.

– Неужели столько серебра было на этих кафтанах, Юлия? – заинтересовалась принцесса, совершенно чуждая всяким житейским соображениям.

– Пустое он мелет. Я своего серебра много прибавила! – последовал неохотный ответ. – А материя пошла в дело… Мебель кое-где поправили, обили ею… и еще там. Вот еще этот кафтан твоего неудачного женишка, Петрушки Бирона, я хотела у тебя попросить. Он совсем простой… Можно?

– Ах, бери, пожалуйста… Мне не жалко… Хоть все бери!.. Мне что-то уж надоело и правленье, и дела. Сама ничего не знаю, ничего я не умею. Вечно кто-нибудь за нос меня водит. Даже самые близкие друзья… Так противно!

– Что это, принцесса? Намеки на меня? Так лучше немедленно…

– Ты лучше поди сюда… и не болтай глупостей. Иди… поцелуй меня. Я тебя и раньше любила… ты одна оставалась мне верна, когда все угнетали, продавали нас. И я не забуду. Вот бери… Я не забыла… Твой свадебный подарок.

Взяв со стола сложенный лист, Анна протянула его подруге.

– К небывалой свадьбе незаслуженный подарок!.. Вот если бы все женишки были, как наш красавчик Линар, невестам плохо бы пришлось. Посмотрим все же мой «свадебный дар». «Даруем мызу Обер-Пален… фрейлине…» Боже мой! Неужели! Себе не верю… Поистине царский подарок!.. Как мне благодарить ваше высочество! – низко-низко приседая, лепетала разрумянившаяся девушка.

– Будь мне по-прежнему верной, милой Юлией!.. Ну, довольно. А что, бофрер твой еще не вернулся от отца?

– Миних нумеро цвай? Нет, кажется. А остальные там в соседней комнате сидят и совещаются… Совещаются без конца! Ну, о чем думать? Неужели нового Бирона хотят себе на шею навязать? Только поумнее прежнего, пострашнее, значит!

– Ты полагаешь так, Жюли?

– А то как же иначе! Подумайте сами: графу всего мало! Сделали его первым министром. Ворчит: «Почему принц Антон, не я генералиссимус?!» Положим, ежели такого, как наш принц, «иссимуса» мы отдадим врагам, это послужит нам единственно на пользу! Но для виду почему супругу регентши не быть… «иссимусом»? Потом взялся за Остермана. Старик двадцать лет ведет иностранные дела. И это хотел взять в руки наш непобедимый, всеведующий фельдмаршал Миних! А там дело останется за пустяком – за правами регентства… и за короной вашего сына. Только и всего!

– Ты так думаешь?

– Остерман так полагает. А он ли во всяких интригах не знаток! Никогда не ошибется, старая лиса. Даже если говорить о враге. И потом… помните показание Бирона? Выходит, граф сам втянул его в регентство, поджигал против принца Антона, строил козни, чтобы потом герцога же арестовать… И этим он заслужил общую любовь, прослыл героем в народе. От вас посыпались награды и милости сверх меры… Отвратительно. Двойной предатель!

– Да… если только это правда. А очень похоже на то.

– Сомненья нет! Все ясно открылось во время следствия.

– Но… все-таки с графом надо быть осторожнее. Его так любит армия. Поди узнай, что делается там, в совете? Я, скажи, не могу, голова моя…

– Скажу… скажу… Да они и сами знают… Только Остерман хотел было явиться… Как ему сказать?

– Хорошо… Его одного приму, если надо. Только не принца Антона. Слышать не могу противного голоса, этой хромающей болтовни дуралея. Фуй! Косноязычный, «пряничный принц». Его – ни за что! С тех пор как я почувствовала, что буду снова матерью, понимаешь, видеть, слышать не могу ненавистного… Не могу… Не могу!

– Понимаю… понимаю… И Линар мог бы приревновать. Успокойтесь, не впустим «пряничного принца». Особенно когда должен явиться настоящий «зачарованный наш принц Шармант»!

И, отдав шутливый реверанс, Менгден прошла в соседний покой, где вокруг большого стола сидели члены совета: Остерман, Райнгольд Левенвольде, фон Менгден, канцлер граф Головкин – с принцем Антоном во главе.

Тимирязев, сенатский служака, преданный Остерману, и Петр Грамматин, снова занявший место адъютанта при Антоне, помещались поодаль за секретарским столом.

– Что же, ваше высочество, – появившись перед собранием ближайших министров и советников правительницы, бесцеремонно задала вопрос фон Менгден. – Государыня желала бы знать, как здесь надумали? Чем порешили? Она прилегла… но дело это ее весьма беспокоит.

– Что же решать?! Все по-прежнему… Скажите, гра-аф, вы баро-онессе…

– Отставка тут уже готова к подписанию. Но все-таки мы послали к графу сына. Ежели ее высочеству угодно быть столь великодушной… Вот ждем ответа. Да вот и самый ответ на пороге! – увидя входящего Миниха-младшего, закончил Остерман.

– Баронесса! – войдя, отдал молодой полковник поклон Юлии.

– Сказывайте скорее… Принцесса желает знать: успели уговорить нашего героя? Перестал он капризничать, словно барышня перед балом, или нет? Берет назад свою отставку?

– Не знаю, как и сказать, баронесса! – щелкнул шпорами Миних-сын. – Не сетуйте на меня и вы, ваше высочество! – обратился он к Антону. – Послов не секут, не рубят! Я передал отцу все, что было вами приказано. И… должен также дословно объявить его решение. Позволите, принц?

– Проо-шуу ваа-ас. Мы зде-есь для дее-ла… не дляа кооо-омпли-меентов!

– Вот именно. Опущу все соображения батюшки, так сказать, общего свойства, насчет действий правительства вообще…

– Без участия в таковом самого графа Миниха? Могу себе представить! – с добродушной усмешкой проговорил Головкин. – Бессильный гнев – плохой подсказчик!

– Вот, вот… И батюшка изволил говорить то же самое. Сила и без гнева сражает своих врагов. А сердиться бессильно – лишь себя напрасно сокрушать! – послал ответную стрелу полковник, вступаясь за отца. – И вот батюшкино решение: «Если Миних нужен, то его место там же, где был он месяц тому назад. А нет – так ширмою служить для других он не может. И по годам своим, и по заслугам». Так он сказал… простите!

– На стаа-рое месс-то? Вее-ли-иким визирем! Мее-ня на заа-дний двор! Прее-воо-схоо-дно!.. – заволновался Антон.

– Министров и первых советников короны – ему в лакеи либо в ординарцы его штаба? – спокойно снова съязвил Головкин.

– Тттому не-е бы-вать!.. Яаа не соглаа-сен! Ннне поо-зволю… Аа… вы что-о же молчите? И-или полаа-гаете? – живо обратился принц к Левенвольде.

– Мне хотелось бы раньше слышать ценное мнение графа Андрея Иваныча! – проговорил тот, глядя на Остермана. – Как вы об этом полагаете, граф?