Читаем без скачивания История народа Рос. От ариев до варягов - Юрий Акашев

Таким же мостиком в каменный век является и медвежий культ. Рыбаков приводит обильный археологический и этнографический материал, позволяющий судить о его преемственности и сохранности у русских вплоть до начала XX в.[512]. Но тема медвежьей лапы очень распространена и в русских народных сказках. В одной из них, например, рассказывается, как мужик отрубил лапу у медведя и отдал ее жене, а ночью, когда она варила ее, медведь на деревянной ноге пришел в их дом и съел и старика, и старуху[513]. Утраченный, казалось бы, смысл этой сказки восстановил Рыбаков: лесной хозяин покарал людей за то, что они использовали его лапу в утилитарных целях (старуха ночью варила медвежье мясо, пряла его шерсть, сушила кожу). Очевидно, культ медведя у русского народа (как, впрочем, и у многих других) восходит к архаическим тотемическим представлениям. Это подтверждается обилием русских, украинских и белорусских сказок об Ивашке Медвежьем Ушке, полумедведе-получеловеке (например, Иванко Медведко – «до пояса человек, а от пояса медведь»[514]). Весьма примечательно частое сближение медведя с одним из древнейших славянских божеств Волосом-Велесом, которое прослеживается со времен неолита и бронзового века (неолитические следы медвежьего культа обнаружены у с. Волосова; ритуальный топор фатьяновского типа с головой медведя найден в г. Ростове на месте, где еще в XI в. было капище Волоса) почти до наших дней (А.Б. Зернова сообщает, что в Подмосковье крестьяне еще в начале XX в. для охраны скота вывешивали во дворах медвежью лапу, которую называли «скотьим богом», то есть так же, как летопись называла Волоса[515]).

Память росов об эпохе мезолита сохранила семантическая связь названия «берегини» (духи добра и благожелательности) со словами «беречь», «оберегать» и «берег», на которую также обратил внимание Б.А. Рыбаков. «Только в ту эпоху, – пишет он, – когда водная стихия меняла лицо земли, прорывая горы, разливаясь на сотни километров, меняя очертания морей, создавая новые контуры материков, и мог первобытный человек, впервые столкнувшийся с такой массой неустойчивой и неукротимой воды, связать семантически «берег» и «оберегать». …Спасительной полосой земли для охотника, бродящего по лесу или плывущего по воде на челне-долбленке, был берег, береговые дюны. Именно здесь, на песчаной отмели, человек и ставил свои недолговременные жилища. Берегини, которых впоследствии сопоставили с русалками, могли первоначально быть связаны не с самой водной стихией, а с ее концом, рубежом, с берегом как началом безопасной земли»[516]. Но поскольку возникновение веры в берегинь (как и в упырей-вампиров) Рыбаков относит к эпохе мезолита, то к этой же эпохе следует отнести и русские слова «берег» и «беречь».

Такой же цепочкой, связывающей русский народ с племенами каменного века, являются многочисленные и многообразные русские заговоры, которые также сохранила народная память. Причем, поскольку в заговорах особое внимание уделялось слову, формуле, они донесли до нас даже такие слова, смысл которых был давно утрачен и забыт.

Все это позволяет нам утверждать, что историко-этнические корни русского народа уходят в глубь тысячелетий, что у древних росов были свои предки и прапредки, следы которых уводят нас в далекую первобытность каменного века. Поэтому, говоря о языковых предках славян, о прото-и праславянах, занимаясь поисками славянской прародины, следует значительно раздвинуть как хронологический, так и территориальный горизонт проблемы, который бы мог охватить и древнейших росов.

§ 2. Рядом с арьями

Поиски «прародины» и «праязыка» индоевропейских народов в свое время привели к возникновению дискуссии о возможности существования в древности особой арийской расы, в ходе которой многие ее участники вышли далеко за рамки научных исследований, что вызвало нелепое утверждение об «арийстве» немцев и «неарийстве» многих других народов, в том числе и славян. Но подобные теории, по заключению современных специалистов, не имеют никаких оправданных оснований и относятся лишь к области геополитических спекуляций. Всем памятно, до каких нелепостей доводили немецкие фашисты свои «арийские достоинства», но никаких подобных достоинств не было и не могло быть, поскольку, как утверждает Н.Р. Гусева, один из крупнейших ученых-индологов, «нигде на земле и никогда в истории не существовало этой пресловутой «арийской расы»»[517].

Однако, поскольку проблема арьев имеет самое непосредственное отношение к нашему исследованию, необходимо сделать некоторые пояснения на этот счет. Утвердившееся в науке и литературе название «арьи» (или «арии») является условным и относится к древнейшей общности племен индоиранцев, говоривших на близкородственных диалектах и создавших некогда сходные формы культуры, а затем в процессе своего исторического развития разделившихся на две группы: индоязычных и индоиранских племен. Перевод слова «арья» (а в санскритских словарях и литературе именно такая форма является первым написанием этого термина) как «благородный» дошел до европейских исследователей не из Вед, а из более поздней индийской литературы, в которой это название применялось по отношению к пришлым индоиранцам, считавшим себя «благородными», светлокожими и прямоносыми в отличие от темнокожего и более плосконосого местного населения австралоидного типа. Современные индийские специалисты переводят и поясняют его по-другому. Так, например, М.Д. Баласубраманьян в докладе, прочитанном им в 1964 г. на 26-м Международном конгрессе востоковедов в Нью-Дели, сообщил, что, по мнению древнеиндийских грамматистов, это слово означает «хозяин», «скотовод-земледелец (вайшья)», «член кочующего племени» – последнее производится от глагольного корня «рь (ри)», который означает «передвигаться», «идти», «кочевать»[518] (напрашивается сравнение с русским «ринуться»). То есть уже в самом термине «арьи» заложена идея широкомасштабных передвижений. Однако сами арьи это слово никогда не употребляли в качестве своего родового или племенного имени. В Ведах, «Авесте» и индийском эпосе во множестве сохранились настоящие названия арийских племен: кауравы, пауравы, дарада, бхарата и т. д. Кстати, сами индийцы свою страну называют «Бхарата». Так что термин «арьи» («арии») утвердился в науке, можно сказать, по недоразумению и употребляется условно, в силу традиции.

Как уже было показано во II главе настоящего исследования, древнейшие росы очень длительное время проживали по соседству с арьями, что нашло отражение и в религиозных верованиях, и в языке, и в культуре, и даже во внешности. Н.Р. Гусева в одной из своих книг опубликовала фотографию девушки из Камшира, пояснив, что такой тип внешности признается «арийским»[519]. Но, если не обращать внимания на восточные украшения, то эту девушку вполне можно принять и за русскую или украинку (илл. 32).

Илл. 32. Девушка из Кашмира с «арийским» типом внешности

По мнению большинства историков, арьи стали волна за волной уходить в сторону Ирана и Индии в конце III – начале II тысячелетий до н. э., при наступлении затянувшегося периода засухи. Следовательно, росы жили рядом с ними в предшествующий период, и следы пребывания арьев в Европе помогут нам найти места расселений древнейших росов.

В настоящее время многие ученые видят «прародину» арьев в лесостепной зоне Причерноморья[520] или на пространстве Черноморско-Каспийских степей[521]. В 1995 г. вышла в свет очень объемная (744 с.) монография Ю.А. Шилова, в которой автор на основе археологических материалов, относящихся к культурным слоям IV–II тысячелетий до н. э., а также данных лингвистики и мифологии приходит к выводу о том, что «арийская общность представляется не праэтносом («обломком» более обширной и древней индоевропейской общности), а довольно-таки напряженным содружеством двух этнокультурных образований – кеми-обинского (затем таврского) и старосельского (новотитаровского), – внедрившихся в восточную группу индоевропейцев, носительницу стадиально сменявших друг друга культурно-исторических общностей»[522].

Соотношение этих двух культурно-исторических общностей, согласно Шилову, в среде арьев (индоиранцев) постоянно менялось. В раннеямный период наблюдается господство кеми-обинского компонента, который унаследовал традицию аратто-шумерских связей и который называется автором «праиндийским»; в в позднеямный и раннекатакомбный периоды усиливается второй компонент (старосельско-титаровский), преобладавший впредь примерно от Кальмиуса до Урала и называемый автором «праиранским». В дальнейшем господство этих двух ветвей сменяется по принципу маятника: позднекатакомбный период – праиндийская (особенно проявившаяся в ингульской культуре), раннесрубный – праиранская, позднесрубный – вновь праиндийская (особенно белозерско-киммерийская культура), далее она вытесняется скифо-иранской. И все это время центром историко-этнических процессов, по мнению Шилова, является Нижнее Поднепровье, которое он и объявляет прародиной арьев. «Далеко не всегда здесь возникали, но именно отсюда, – пишет автор, – распространялись затем и конница, и курганный обряд <…> и антропоморфные изваяния, и повозки <…> и катакомбы <…> и погребальные маски, и чаши-секстанты, и «длинные» курганы, и могильники киммерийцев и скифов»[523]. Исследование Шилова, особенно его расшифровка мифотворчества строителей курганов, представляет несомненный интерес. Однако, на наш взгляд, оно страдает локальной односторонностью. Занявшись поисками «прародины» арьев, он сосредоточился на одном, сравнительно небольшом регионе, несомненно, очень важном в историко-этническом отношении, поскольку здесь издревле давали о себе знать близость Дуная, Балкан, Ближнего Востока, но он совершенно без внимания оставил другие районы расселения восточных индоевропейцев, в том числе восточные и северные.