Читаем без скачивания Ушли клоуны, пришли слезы… - Иоганнес Зиммель

Он быстро пошел к двери. Норма — за ним. А патлатая блондинка вновь начала ритмично покачиваться и напевать:

«I’m gonna break out.I’m gonna drive my car.I’m gonna get up and go.I want some action…» [23]

13

— Силы небесные! Федеральное криминальное ведомство! По какому случаю? — спросил господин Гесс.

Он стоит возле высоких серебряных канделябров перед помостом с роскошным гробом в зале своего похоронного бюро. Здесь прохладно и дышится легко. Из скрытых динамиков льется приглушенная музыка — как всегда, Шопен, подумала Норма. Она стояла между Барски и криминальоберратом Карлом Сондерсеном. Барски позвонил ему еще из института и поставил в известность о случившемся.

Моложавый для своих лет и должности Сондерсен сказал:

— С фрау Десмонд вы знакомы, господин Гесс, не правда ли?..

— Да, я… я имел честь…

Пожилой господин в черном костюме, белой рубашке с черным галстуком поклонился. По привычке он потирал маленькие холеные руки.

— А это господин доктор Барски из клиники имени Вирхова. Вы с ним тоже знакомы. Нас интересует человек, умерший сегодня ночью.

Гесс заморгал.

— Да, и что же?

— Один из ваших катафалков забрал сегодня из клиники имени Вирхова два трупа, один мужской и один женский.

— Да, и что же?

— Я хотел бы узнать у вас, кто они.

— Мне бесконечно жаль, господин криминальоберрат, но я не вправе оглашать имена.

Сондерсен дружелюбным тоном возразил:

— Вправе, господин Гесс, вправе. Эта история имеет отношение к преступлению террористов в цирке «Мондо» двадцать пятого августа. Ваше бюро участвовало в организации похорон профессора Гельхорна, я не ошибаюсь?

— Да, участвовало. Но каким образом…

— Я — руководитель специальной комиссии по расследованию этого преступления. Вы не только вправе, вы обязаны назвать мне имена, господин Гесс. Подлинные имена.

— Позвольте, господин криминальоберрат, что это значит? Вы намекаете…

— Да нет же, нет. Мне нужны их имена, только и всего. И еще вы скажете мне, где трупы находятся сейчас.

— Разумеется… Я и представления не имел… Ну и положеньице! Прошу в мой кабинет. Знаете, у нас множество поручений, мы предприятие большое. Я не могу помнить всех, кого нам поручили обслужить.

Гесс прошел вперед. Его кабинет был выдержан в черных тонах — черные обои, мебель черного дерева. На одной из стен в черной рамке на бумаге ручной выработки имитированными под прошлый век буквами набрана цитата:

К ЧЕМУ СТОЛЬ РОБКО ТРЕПЕТАТЬ ПРЕД СМЕРТЬЮ, КОГДА СУДЬБА НЕОТВРАТИМА.

На противоположной стене, тоже в черной рамке, афоризм безымянного философа:

РУКОВОДСТВУЯСЬ МЫСЛЬЮ О ВОСКРЕСЕНИИ, КОТОРАЯ ВОЗВЫШАЕТ УСОПШЕГО ДО СОВЕРШЕНСТВА, ОРГАНИЗАТОР ПОХОРОН, ПОЧТИТЕЛЬНЕЙШЕ ВЫПОЛНЯЮЩИЙ СВОЙ ДОЛГ, УЖЕ НЕ ПОСРЕДНИК БОЛЕЕ — ЕМУ СВОЙСТВЕННА РОЛЬ НОСИТЕЛЯ КУЛЬТУРЫ.

На заваленном бумагами столе стояла черная керамическая ваза с белыми хризантемами, выполненными из шелка. Светильники были искусно задрапированы, здесь тоже негромко звучала траурная музыка.

— Садитесь, господа! — сказал Гесс.

Подойдя к столу, принялся копаться в бумагах. Потом сделал шаг в сторону и нажал несколько клавиш на черном компьютере. Почти сразу по экрану побежали зеленые буковки:

8 июля 86

ОБКТФК 3 ВИРХОВ

1. АННЕЛИЗА ГРАССЕР, рожд. 7.5.1911 HP, ЗК. 876/86, заказчик: КОНРАД ГРАССЕР, СУПРУГ, ГРИНДЕЛЬАЛЛЕЕ 46-а больнич. дело 32114, ПОХОРОНЫ, 14 участок + + +

2. ЭРНСТ ТУБОЛЬД, рожд. 11.2.1960, HP. ЗК. 1102/86, заказчик: ТЕА ТУБОЛЬД, СУПРУГА, РОМБЕРГШТРАССЕ 135, больнич. дело 32115, КРЕМАЦИЯ, ОЛЬСДОРФ + + +

конец + + + конец + + +

— Вот, вы прочли сами, — мягко проговорил Гесс. — Этих двух дорогих усопших мы и перевозили сегодня из клиники имени Вирхова. Да, на этот час — только их.

— С ума сойти можно, — сказал Барски.

— Почему, господин доктор? — Гесс потирал руки.

— Потому что мы… — начал Барски.

Сондерсен перебил его:

— Господин Гесс, вторая строчка в самом верху сообщения компьютера, обктфк — значит «общий катафалк», да?

— Да. У нас три машины. Большие. С радиосвязью. Когда один из скорбящих родных или близких приходит к нам за советом и помощью, мы обсуждаем с ним все детали, и как только наша машина оказывается вблизи больницы, где находится наш дорогой усопший, умерший, преставившийся, перенесшийся в лучший из миров…

— Да, да, понятно, — остановил его Барски.

Норма отвела взгляд. Она понимала, что ему сейчас тоже вспомнилась Ницца и доктор Сасаки с его болезненной любовью к синонимам. Самое неприятное нередко граничит со смехотворным, подумала она, даже если в данном случае мы столкнулись с «deformation professionelle» — «профессиональной ограниченностью».

— …тогда машина, находящаяся поблизости, забирает дорогого усопшего. Гамбург — огромный город. Клиентов — не счесть. Обслужить всех можно только с помощью общих катафалков. Дорогие усопшие находятся в моргах клиник не более четырех дней. На льду, бесплатно. Не позже этого срока их следует забрать. У нас тоже имеются специальные холодильные камеры. Если ситуация того требует, дорогой усопший находится у нас четыре недели. Ведь у некоторых родственники далеко: в Америке, в Азии — не так ли?

— Совершенно справедливо, — терпеливо подтвердил Сондерсен. — Значит, муж фрау Грассер побывал у вас сегодня днем?

— Да, конечно. Я сам его принял. Одну секундочку! — Гесс включил селектор и подчеркнуто вежливо попросил: — Фройляйн Беатрис, принесите мне, пожалуйста, дела номер 32114 и 32115! — Откинувшись на спинку кресла, сложил руки на животе. — F-мольный концерт… Третья часть… за роялем — Ашкенази… изумительно… вы согласны?

Вошла бледная девушка в очках, вся в черном, почти неслышно приблизилась к столу и положила на краешек две тоненькие папки.

— Благодарю вас, милая фройляйн Беатрис, — сказал Гесс.

Девушка удалилась, оставив после себя острый запах пота. Гесс открыл одну из папок.

— Итак, что мы имеем? — начал он. — Господин Грассер пришел в девять с минутами. Он, понятное дело, был очень подавлен. Всю ночь провел у смертного одра любимой супруги. Я объяснил ему, что мы освобождаем скорбящих родных и близких от хождений по инстанциям, абсолютно ото всех. Мы обсудили с ним все детали. Да, да, да. Какая любовь, какая преданность! Он заказал гроб из мореного каштана с резными пальмовыми ветвями и львиными лапами ручной работы… У нас пятьдесят разных моделей гробов. Сосновые. Дубовые. Красного дерева. Стальные…

— Довольно! — сказал Барски.

— Но отчего же! — обиделся Гесс. — Отчего же… Каждому человеку когда-то да понадобится гроб, вы не согласны?

Не каждому, подумала Норма. Пьеру не понадобился. Все меньшее количество людей нуждается в гробах…

— М-да, пойдем дальше… Из больницы имени Вирхова дорогую усопшую к нам доставила машина номер три… Сопровождающие с машины на некоторое время задержались здесь… Документы и все такое прочее… Порядок есть порядок… А что касается музыки, цветов и остального, то господин Грассер пожелал, чтобы исполняли «Грезы любви» Листа, чтобы в венке было ровно сто красных роз, а на лентах надпись: «Прощай, Лиза», а потом…

— Этого достаточно, — сказал Сондерсен. — А фрау Тубольд когда пришла?

— Сейчас взгляну… — Гесс открыл другую папку. — Сразу после ухода господина Грассера. Вернее, нет, я им еще занимался. А с бедной дамой, как я вижу, беседовал господин Шнайдер. Она была просто в отчаянии. Ее дорогой супруг… Совсем еще молодой человек! Пути Господни неисповедимы… Она заказала кремацию и захоронение урны на Ольсдорфском кладбище… Ну да, и поскольку машина номер три находилась как раз у больницы имени Вирхова, господин Шнайдер связался с ними по радиотелефону и предложил забрать заодно и останки господина Тубольда. Машина заезжала прежде еще в Эппендорфские больницы, но места хватило…

— Подождите!

Барски достал из кармана листок бумаги, на котором он со слов секретарши записал фамилии всех умерших в клинике после полуночи, мешая патлатой девушке наслаждаться концертом Heavy-metals Rock.

— Вот он! Эрнст Тубольд. Смерть после третьего инфаркта.

Гесс взял в руки формуляр.

— Все сходится. Вот свидетельство о смерти. Подписал доктор Лохоцки. А вот расписка служителей с третьей машины, что они приняли труп в саване.

— И где он теперь, этот саван? Я имел в виду усопшего, конечно… — спросил Сондерсен.

— В крематории Ольсдорфа.

— Как? Уже?

— Фрау Тубольд сама ложится на операцию. В ближайшее время. Дело безотлагательное… Они с мужем несколько лет назад вышли из церковной общины. Однако фрау Тубольд пожелала, чтобы была произнесена надгробная речь. У нас есть несколько прекрасных специалистов. Люди свободной профессии, а у нас на договоре! Три речи ежедневно, не меньше. Нынче хорошая конъюнктура. Сейчас многие выходят из церковных общин, так что спрос на людей, способных произнести надгробное слово без ссылок на Библию… вы меня понимаете?.. И только на Рождество и на Пасху…