Читаем без скачивания Тотем. Проклятый - Дэвид Моррелл

79

Парсонз подтащил дорожное заграждение к двухполосному шоссе. Оно напоминало козлы для распиливания бревен, только побольше и подлиннее. Он обнаружил его на обочине, там, куда его забросила дорожная команда, ремонтировавшая асфальтовое покрытие. Парсонз вытащил и второе, и теперь вся дорога была перегорожена, и он встал лицом к приближающимся автомобилям. Его побуждения были ему не совсем понятны. Всю жизнь он занимал стабильную позицию и никогда не демонстрировал свою власть. Он завоевывал положение тем, что лишь соглашался со всеми и позволял другим принимать решения, которые, впрочем, были очевидны. «Лучшая власть та, которая не властвует, — любил повторять он. — Работа слуги народа состоит в том, чтобы следовать, а не вести». И двадцать лет в должности мэра доказали правильность этого утверждения. Но вот случилась осечка. Из своего дома, стоящего за чертой города, он видел, как уезжали люди, слышал по телефону выражения сожаления и соболезнований по поводу дезертирства. Он умолял друзей не покидать город, довериться ему, но момент, когда следовало начать активные действия, был упущен, и теперь все рушилось, и вместе со всем зашаталась власть, которая столько лет была в его руках. И что хуже всего, Парсонз понимал, что больше никогда не получит возможности встать на ту же ступеньку общественного положения. Если город и будет спасен, а люди вернутся, все равно ему перестанут доверять. Они все изменят, выберут нового мэра, захотят перемен, а он останется на обочине, как президенты, у которых в свое время была в руках огромная власть, но потом они стали никому не нужны, как политики, и, кроме раздражения, больше ничего в людях не вызывали. Парсонз понимал, что подобные аналогии чересчур претенциозны, но этот город в этой долине был его страной. Здесь у него была абсолютная власть, и он бы не вынес, если бы его вышвырнули на обочину и позабыли.

И вот теперь он стоял возле заграждений и, выставив вперед ружье, ждал приближения первого автомобиля. Тот, остановившись, подал слегка назад, и Парсонз навис над ним — огромный, тушеобразный, — это первое, чему он в свое время выучился, — использовать сам факт своего присутствия, подавлять людей своей массой.

— Поворачивай, слышишь? Разворачивайся. Будем вместе стоять.

— Убери лучше эти заграждения, пока я не протаранил их.

— И что дальше? Ты понимаешь, что если уедут все, то не останется никого, кто бы смог всю эту катавасию остановить.

— Послушай, моего соседа сожрала немецкая овчарка. А через три дома мужик взбесился. Я знаю, что с прошлого вечера пропало больше двадцати человек. Что-то у нас происходит, но очень уж по-тихому, ни черта не понять, а я не собираюсь ждать, пока все прояснится.

— Я прострелю тебе шины.

— А как насчет тех машин, что позади меня? Патронов не хватит. Давай-ка, сдвигай свои козлы. Пропусти.

— Не пройдет. Неизвестно, с чем мы имеем дело, но если я тебя выпущу, то тем самым буду способствовать распространению этой заразы. С этого момента долина находится на карантине.

Это было против правил: то же самое ему говорил Слотер, и он возражал, как только мог, но сейчас он находился в состоянии войны с ним, и если полицейская тактика могла принести успех, он вполне мог ее использовать. Ситуация на самом деле настолько вышла из-под контроля, что эта тактика оставалась единственно возможной, поэтому Парсонз обратился к водителю:

— Если ты сейчас уедешь, если все уедут и эта долина отправится ко всем чертям, то ни ты, ни остальные никогда не смогут сюда вернуться. Ради Бога, возьми себя в руки и встань рядом со мной. Или возвращайся в город и борись с постигшей его бедой.

Все выстроившиеся в очередь машины начали сигналить, потом водители стали вылезать и толпой обступать Парсонза. Он навел на них свой дробовик.

— Если вы мне все еще верите, я покажу, как выбраться из этой передряги.

Люди хватали заграждения.

— Все дело в лагере, там в горах. Неужели неясно?

Правильно, об этом Парсонз тоже знал. Его информаторы засели повсюду, и он беседовал с ними, как только объявил войну Слотеру. И хотя оставались кое-какие детали, которые требовалось обдумать все равно он отыскал так необходимого ему козла отпущения. Ко всему прочему эти люди в горах, действительно, были врагами, и если он семь лет назад использовал эту версию, то почему бы не вытащить эту пыльную историю и не проработать ее вновь? Он упорно смотрел на водителей.

— Лагерь? — Они остановились, держа в руках заграждения. — Но ведь люди там давно мертвы!

— А я говорю, что они все еще в горах. Да, перебрались в другое место, но все еще в горах. И они все поголовно сумасшедшие. Черт его знает, какую заразу они подцепили, но теперь эти психи спускаются в город и разносят болезнь по долине. Да-да, я знаю, что собаки и кошки тоже больны, но с ними-то мы сможем нормально справиться. Единственное, чего я боюсь, по-настоящему боюсь, — это горного лагеря.

Это был древнейший трюк, заставляющий людей объединяться и вспоминать давно забытые стадные инстинкты, — некий враг, пришедший извне. Его никто не понимал, но его все боялись. Парсонзу было почти стыдно использовать подобную ложь, но он смело повесил эту лапшу на уши беглецам, потому что и сам в глубине души в нее верил. Все эти ненавистные воспоминания о шестидесятых годах дремали в его мозгу и только ждали момента, чтобы пробудиться к жизни. Злоба Парсонза достигла такой точки, с которой для него путь шел только вниз. Он озверел. Уничтожить Слотера. Вернуть город себе. Да, Богом можно поклясться, что Слотер должен ответить за тон, которым он говорил с ним, Парсонзом.

Он ждал, и все смотрели на него.

— Вы помните, как все тогда было? Они замышляют спуститься вниз и поубивать нас всех. Если мы их, конечно, не остановим…

Люди молча смотрели.

— Вы мне даже не нужны. Я отправлюсь к ранчеро. Вот они знают, что на этом свете важно. Они знают, как сохранить то, что досталось непосильным трудом. Я отыщу настоящих мужчин, которые не побоятся!

И вот тогда Парсонз почувствовал, как что-то шевельнулось в этих людях. Через секунду он спросит, знал ли кто-нибудь убитых. А потом расскажет им о Слотере, о том, как шеф полиции стал настолько беспомощным, что пришлось ему самому — мэру — идти на дорогу и останавливать паническое бегство горожан.

80

Слотер склонился с остальными над картой. Они собирались сделать сообщение по радио и телевидению, чтобы никто не выходил из дома, чтобы все держались подальше от животных, незнакомых людей и немедленно сообщали об укусах или странном поведении зверей, а затем позвонить в участок и попросить все машины, находящиеся на патрулировании, усилить бдительность. Слотер лично связался с резервистами и попросил их собраться и методично прочесать все дома. Он взглянул на часы.

— Эти горы вам известны намного лучше, чем мне. Покажите, где находился лагерь.

— Слишком большое пространство, чтобы указать точно, — пробормотал Реттиг.

— Я понимаю, но… — Натан потер лоб. Некоторое время у него болела голова, видимо, сказывалось недоедание и недосып последних дней, нервное напряжение, да еще и разговор с Парсонзом. Он надеялся, что боль отпустит его, но теперь чувствовал, что, по-видимому, это невозможно. — Понимаю, но, наверное, есть в горах какое-нибудь местечко с каньонами, ущельями, пещерами, где определенная группа людей могла бы жить незамеченной.

— Ну, с такой точки зрения подобных мест сотни. Я помню, что когда был еще ребенком, у нас не было территориальных карт здешних холмов и гор. Все правильно: охотники, рыбаки — все они избороздили эти ущелья вдоль и поперек, но мне, например, был известен один индеец, который три года прожил в горах отшельником, и его никто ни разу не увидел.

— То есть ты хочешь сказать, что ответа нам как бы не найти.

— Я хочу сказать, что времени на ошибку у нас нет.

— Послушайте, в их поведении должна быть какая-то логика, — сказал Данлоп.

Они развернулись к этому горожанину, который собирался рассказать им — горцам — о горах.

— Логика? Какая там к черту логика? — рявкнул Слотер.

— Ты чересчур долго над этим думал. Твой мозг «намылился». У Куиллера было двести человек. Кое-кто из них умер от холода и голода. Другие просто сбежали. Но остальные? Неужели никого не осталось? В это я больше не верю. Поэтому нужно искать место, где могли бы укрыться, по крайней мере… мм… ну, скажем, пятьдесят человек. Оно должно быть на определенной высоте, куда обычно никто не забредает. Подальше от проторенных троп.

— Ну, хорошо, и что дальше? — спросил Реттиг.

— Это, — вмешался Слотер, — нас опять ни к чему не приводит.

— В Детройте ты бы сразу отыскал такое место. Подумай о деле, как о преследовании группы преступников, затерявшихся в лабиринте городских улочек. Выстрой диаграмму и попробуй просчитать варианты.