Читаем без скачивания Сотворение миров - Ольга Ларионова

Варвара вздохнула и накинула тряпку на модель. Придется ждать, пока кто-нибудь не запечатлеет этого красавца на пленку. Она засучила рукава и занялась консольной экспозицией «Утро в лесу». Овцеволк очень кстати, без него картина была бы чересчур идиллической. Мха и лишайников маловато, завтра придется сгонять Пегаса к Ящеричному хребту. Ведь со дня на день могут нагрянуть прибывающие гости, с ними предстоит очень серьезный разговор, и для пущей убедительности стоит продемонстрировать несколько готовых работ. И для установления доверия к ее способностям. Не первокурсница же она, в самом деле.

Стены мастерской пожелтели — над Степухой ронял луковичную шелуху закатных облаков традиционный вечер. Спину уже поламывало от усталости, как-никак, а каждый день она не знала отдыха с шести утра и до самой темноты.

Прошаркал Пегас и безмолвно замер за спиной.

Она этого страшно не любила, и Пегас должен был бы об этом помнить. Одернуть его неловко: калека. Да и работа все равно не клеится — вдохновения ни на волос. Жабий. Сумчатый.

— Послушай, Пегасина, — сказала она, стоя на коленках в пересохшем ягеле. — Над моделью — полка, на полке — колпак от эксикатора. Достань, будь другом, только в целом виде.

Она не оборачивалась, торопясь закончить хотя бы нижний ярус экспозиции, но по звукам за спиной догадывалась, что дотянуться до высокой полки Пегасу как-то не удается. Плоховато склеил его Тёмка. Сюда пришли два корабля, так неужели на них не найдется ни одного приличного робомеханика?

— Ладно, я сама… — начала она и осеклась: Пегас, поднявшийся было на дыбы, неловко покачнулся и всеми опорными копытами и оперативными щупальцами, приданными вычислительным бурдюкам, обрушился на злополучную модель.

— Куда ты, старый осел! — крикнула, не сдержавшись, Варвара и тут же пожалела: на крик мгновенно явилась Пегги.

— Старый осел! — завопила она, повышая тональность на каждом слоге и в результате переходя на ультразвук. — Старыйстарыйстарыйстарыйстарый осел!!!

Варвара поднялась с колен. В свое время она вложила немало труда в то, чтобы запрограммировать своих роботов на дружески-юмористические отношения. Но с юмором у роботов оказалось туговато…

— Пошла вон, — не повышая голоса, велела она Пегги. — А ты, Пегасина, прости нас. Завтра я ее перепрограммирую.

Она села обратно на мох, положила подбородок на коленки. Старый, старый, старый осел…

И еще старый, очень старый управляющий центр.

Теперь стало ясно, что крутилось в подсознании, выбрасывая на поверхность ассоциативного водоворота то стихи Пастернака с седеющим Кавказом и ночными ледниками, то образ Лероя, уходившего к морю, его глубокая старость поменьше контрастировала с кипучестью молодых. Ведь даже перед смертью он говорил совсем не то, что переполняло его душу, — видно, боялся, что слова любви на старческих губах будут просто смешны… Застарелая боль дряхлых Золотых ворот. Даже сам Жан-Филипп, поседевший демон… Старость. Нет, изношенность механизма — этот ключ давно был под рукой, только само слово не приходило на ум, ведь так трудно думать о старости в девятнадцать лет!

Она поднялась одним толчком, побежала в маленький холл, где имелся экран связи. «Теймураз! Теймураз! Тёмка!» Она стучала кулачком по номерной клавише, но экран не включался, значит, в своем коттедже Теймураза не было. Она вызвала аккумуляторную — тоже нет. Подумав, осторожно нажала клавишу с шифром Кони — и там никого. Трапезная? Пусто. Да что происходит в Пресептории, если и здесь вечером нет ни одного человека?

Она включила Главную (сиречь единственную) улицу. Первый квартал — никого. Второй — никого. Поворот к Майской поляне — бегут. У самого Майского Дуба — столпотворение.

Та-ак.

Она выскочила на улицу в халатике, перемазанном глиной.

Побежала.

Те, кто стоял вокруг дерева, были высоки и плечисты, Варваре не сразу удалось просунуть нос между их локтями. Ничего особенного она не увидела — просто под нижними ветвями стоял автоприцеп со здоровенным экраном, на котором мелькало множество лиц. Все до единого были незнакомы и заполняли пространство так плотно, что не видно было, откуда ведется передача. Хотя вестись она могла только с космодрома.

Итак, они уже приземлились. Оперативно! И сразу же сцепились с первопоселенцами — перед самым экраном, расставив по-боцмански ноги и заложив руки за нагрудник клеенчатого передника, стоял Сусанин. И он, и те, что с экрана, говорили разом.

— Да вы представляете, что значит свернуть работы? — рычал Сусанин. — У нас тут сосунки, их в глубь материка не вывезешь!

— Ничего, ничего, — вежливо и категорично отвечали с экрана. — Половину завтра отгрузите на корабль, половину начнете готовить к возврату в естественные условия. Людей оставите минимум, остальных — пока на космодром, а площадку для запасного поселка мы вам приглядели километрах в шестидесяти.

— Позвольте, позвольте, — не выдержал такого напора Жан-Филипп и стал плечом к плечу с Сусаниным. — Кто распоряжается на Земле Тамерлана Степанищева?

— Мы, — сказали жизнерадостные диктаторы с экрана. — С момента нашего приземления — мы. И вы это знаете.

Варвара попятилась и выбралась из плотного ряда молчаливых свидетелей перепалки.

Огляделась.

Сзади все комбинезоны были одинаковы, но Теймураза нетрудно было найти по габаритам.

— Тём, Тёмка! — Она дергала его за хлястик, пока он не вышел из оцепенения (а тут почти все пребывали в оцепенении) и не обернулся. — Это кто еще на нашу голову? Ревизоры?

— Стратегическая разведка. Если подсчитать, то вызвал их сюда наш старик, я имею в виду Жана-Филиппа, немногим более месяца тому назад… Да, сразу после похорон Лероя. С чего бы? Они имеют право занести Степуху в КГК, со всеми вытекающими.

КГК — «Красная галактическая книга». Это был список земель, где необходимы чрезвычайные меры. Инженерное воплощение этих мер сильно смахивало на легенды о титанах.

Варвара ощутила холодок в пищеводе. Вот и дождалась. Рада?

— Что, два корабля — и сплошь разведчики?

— Нет, конечно. Прибыл их Голубой отряд — океанологи.

Голубой отряд. Ничего голубого в них не было, кроме васильковых буковок на рукаве. Да еще головы, одинаково бритые до голубизны. Вот почему она не могла сразу сориентироваться, сколько же их на экране, — все они фантастически походили друг на друга, худощавые и неистощимо энергичные. Они все время находились в движении, как ртутные шарики.

— Мы тут в дороге проглядели все ваши материалы, говорил один, которого отличали от других пушистые девичьи ресницы, резко контрастирующие с бритым черепом, и легкий нервный тик, пробегающий по правой щеке. — Не исключено, что когда мы вплотную займемся вашим шельфом, янтарной пеной и морскими змеями, может последовать спровоцированный ответный удар…