Читаем без скачивания Уютная душа - Мария Воронова

На следующий день он приехал в клинику к восьми утра, оставил у секретаря заявление об уходе и отправился в Военно-медицинскую академию — советоваться с Колдуновым насчет нового трудоустройства.

У того, как всегда, царила суматоха. Колдунов постоянно или говорил по телефону, или бежал смотреть больного в перевязочную, или давал разъяснения молодым врачам. Миллеру, который сидел в углу кабинета и пил кофе чашку за чашкой, стало неловко за свою праздность.

Наконец профессор выпроводил очередного курсанта, закрыл дверь на ключ и сел напротив Миллера.

— Ну и молодец, что увольняешься, — сказал он. — Нельзя всю жизнь на одном месте сидеть, как пень с ушами. Я вечером всех знакомых обзвоню, еще у своего начальства поклянчу, пусть хоть четверть ставки консультанта тебе дадут. Будем вместе оперировать, да, Дима?

— Само собой.

— За год мы такую работу развернем!.. Знаешь, не хотел тебе говорить, но ведь я недавно был у Максимова дома. Когда он меня пригласил, сначала я подумал — пошел он на фиг, а потом решил — нет, надо узнать, в чем дело, ведь неспроста это. Что ж, я угадал. Наш Боренька решил прозондировать почву, выяснить, чем это мы с тобой у него за спиной занимаемся. Такой бред понес, мне даже повторять неудобно! По-дружески, мол, он меня предупреждает, чтобы я с тобой не связывался. Еще он сказал, что собирается дать тебе другую тему. Мол, онкология не соответствует тематике научных исследований кафедры.

Миллер удивленно посмотрел на Колдунова и постучал себя по лбу костяшками пальцев.

— И какой в этом смысл? Наоборот, лишняя публикация ему, как заведующему, только в плюс пошла бы. А по теме кафедры я всегда отписывался. Как фигурист — и обязательную программу откатывал, и произвольную.

— Думаю, он просто очень сильно тебе завидует. И затеял против тебя мощную интригу. Он, видимо, еще толком не придумал, как тебе напакостить, но на всякий случай решил настроить против тебя прогрессивную общественность в моем лице.

Миллер вздохнул:

— Боюсь, не только в твоем.

Колдунов кивнул и перевел разговор на перспективы совместной работы. В последнее время он серьезно занимался распространенными формами рака. Называя его флибустьером и хулиганом от хирургии, Максимов не слишком грешил против истины, поскольку Ян Александрович брался оперировать больных, от которых давно отказались другие хирурги. Блестящий специалист, он освоил, пожалуй, все отрасли хирургии, кроме операций на мозге, нервных стволах и позвоночнике.

Но в сущности, чем с точки зрения биологии метастазы в мозг и позвоночник отличаются от метастазов в печень? Та же опухолевая ткань, которая должна быть удалена из организма.

И Миллер, и Колдунов увлеклись идеей хирургической помощи таким больным. Проблема была настолько актуальной, что здравомыслящий человек просто не мог запретить заниматься ею.

— Знаешь, Дим, ты, пока место ищешь, походи по поликлиникам, по онкодиспансерам, скажи тамошним врачам, пусть к нам отправляют тематических больных.

— Хорошо, только как мы будем оперировать? Неизвестно же, куда я устроюсь. Вдруг там начальник окажется таким же фанатом трудовой дисциплины, как Максимов, и не станет меня отпускать? Если я попаду на кафедру, то хорошо, там положен библиотечный день, а если в обычный стационар?

Колдунов задумался:

— Эх, устроить бы тебя к нам в академию на кафедру нейрохирургии! Но не получится, я узнавал — там и так сотрудников в два раза больше, чем по штату положено, у всех по полставки. Что делать, попробую договориться, чтобы нам по субботам операционную давали. Слушай, я жрать хочу! Давай сходим в столовку, пообедаем.

Они спустились в подвальный этаж, где располагалась академическая столовая. Большой зал с низкими сводчатыми потолками напомнил Миллеру боярскую трапезную, как ее показывают в фильмах про Петра I. Только подавали здесь не жареных кабанов и лебедей, а котлеты с серыми макаронными рожками, по виду и по вкусу похожими на свалявшуюся овечью шерсть.

Оглушительно пахло мокрыми тряпками — фирменная вонь всех заведений общепита, которым не надо бороться за клиента.

Колдунов вдумчиво набрал полный поднос сбалансированной по калориям и витаминам пищи, привередливый Дмитрий Дмитриевич ограничился чаем с булочкой.

Устроившись за липким пластиковым столом, коллеги принялись за еду.

Подкрепившись супом, Колдунов принялся громогласно ругать Максимова.

— Не ори, — посоветовал Миллер.

— Да ладно. Пусть даже у него здесь тайные агенты, дальше что? Максимов позвонит моему шефу и наябедничает, что Колдунов обзывал его олигофреном? Глупо. И знаешь, у него такая милая жена! У Борьки то есть, не у шефа. Даже удивительно, как ему повезло!

— Ты ее знаешь? — замирая, спросил Миллер.

— Немного. Когда я был главным врачом, Борька ко мне в задушевные подружки набивался, без мыла просто лез. Я, дурак, сначала думал, что он действительно ностальгирует по студенческим годам, и хороводился с ним. Потом только понял, что ему нужен был не Ян Колдунов как таковой, а мои возможности главврача. Как только я перестал им быть, Максимов тут же исчез с моего горизонта.

— Ты же был главврачом очень давно…

— Так они и женаты уже лет десять.

— И дети есть?

— Чего нет, того нет.

«Ура!» — встрепенулся Миллер, но тут же скомандовал себе: стоп, а что это меняет? Есть дети, нет ли, Таня все равно — чужая жена. Отменить то, что она спит с Максимовым, невозможно. Даже если вдруг она захочет быть с ним, Миллером, он не сможет пустить ее в свою жизнь, не сможет восхищаться ею и радоваться, глядя на нее. Тень ее мужа все время будет стоять между ними. Есть вещи, которые нельзя изменить и через которые невозможно переступить… В конце концов, что их связывает — несколько месяцев совместной работы, это так мало! Он забудет о ней. Пройдет совсем немного времени, и он со смехом будет вспоминать запоздалый приступ юношеской влюбленности.

— Я, когда с ней познакомился, чуть не упал, — продолжал Колдунов. — Она совсем детенышем тогда была, только-только восемнадцать лет исполнилось. Бедная, думаю, тебе не замуж выходить, а в куклы играть! Максимов верно рассчитал — ни одна взрослая женщина с мозгами его бы терпеть не стала, вот он и взял дурочку малолетнюю. Голову ей заморочил — будь здоров, она у него до сих пор по струнке ходит.

— Странно. Я с ней работал последнее время, и она совсем не показалась мне забитой. Наоборот, уравновешенная, доброжелательная и самостоятельная женщина.

— Не знаю, какая уж она там самостоятельная… У них в семье такой расклад — гениальный муж и недалекая жена, недостойная целовать его пятки. Борька очень кичился ее послушанием, демонстрировал, какая у него вышколенная супруга, думал, я его за это уважать буду. Помню, мы с ним как-то в Москву ездили в командировку. Сели в поезд, я коньяк достал, он — пакет с пирожками, бутерброды, еще что-то. Спрашивает: а ты что будешь есть? Я на коньяк показываю: вот его, родимого, и буду. Он мне: а что, твоя жена тебе еды в дорогу не собрала? Я отвечаю: вот, как видишь, не собрала. Он надулся весь и изрекает: а моя жена не позволила бы себе меня в командировку без еды отпустить! Я просто восхитился: это же он не ее похвалил, а себя! Нормальный мужик сказал бы: моя жена всегда мне еду кладет, куда бы я ни ехал. Максимов же отметил не ее заботливость, а свои заслуги в деле ее воспитания — выдрессировал, мол, жену. А Танька — молодец! Десять лет живет на положении прислуги голимой, но присутствия духа не теряет. Всегда веселая, в доме порядок, муж ухожен и обласкан.