Читаем без скачивания Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.) - Леонид Васильев

Надписи свидетельствуют также, что в районе Аньяна шанцы жили начиная лишь с годов правления вана У Дина, одного из наиболее заметных в династии и процарствовавшего свыше полувека. В архиве аньянских надписей те, что датируются временем У Дина, составляют львиную долю. От У Дина и до последнего вана Чжоу Синя на протяжении шести поколений управляло шанцами еще 9—10 правителей, на долю которых приходится, по примерным подсчетам, около полутора веков (см. [245, с. XIII]). Именно эти годы, ориентировочно укладывающиеся в XIII—XI (если даже не в XII—XI) вв. до н.э., и следует отождествлять с периодом существования развитого протогосударства Шан, представленным аньянским очагом цивилизации с его архивом надписей.

Развитое протогосударство Шан, если опираться на данные аутентичных письменных памятников, т.е. гадательных надписей, просуществовало, таким образом, недолго. Косвенно это подтверждается и числом обнаруженных ванских гробниц — их вначале было найдено 11, а сравнительно недавно — еще одна, едва ли не наиболее известная, в которой была погребена жена У Дина — Фу Хао. Все гробницы укладываются во временные рамки между рубежом XIII—XII вв. до н.э. и 1050 или 1027 г. до н.э. Последняя из дат, к которой ныне склоняется немалое число исследователей, представляется предпочтительней (об аргументах в ее пользу см. [14, с. 221—230]). Впрочем, подобные даты в любом случае условны, а разница между 1050 и 1027 гг. столь незначительна, что на более точное обоснование хронологических рамок аньянского периода не стоит тратить усилий.

Что же представляли собой протогосударство и правившая им династия Шан в то время, о котором идет речь (XIII—XI вв. до н.э.), согласно данным археологии и архива надписей? Или, иными словами, как выглядел первый в Китае очаг урбанистической цивилизации, что известно о шанцах, их образе и уровне жизни, их культуре и производстве? Как управлялись они и как была организована система администрации, какая территория находилась под властью аньянского правителя и как складывались его взаимоотношения с приближенными, подчиненными и соседями? Во что люди верили и на что обращали наибольшее внимание? Ответ на все эти вопросы существует, ибо, в отличие от предыстории, исторический период с его письменными памятниками раскрывается перед исследователем достаточно полно. 

Общий облик и основные характеристики позднешанской (аньянской) цивилизации

Аньянский очаг культуры развитой бронзы и урбанистической цивилизации являет собой, безусловно, сложный гетерогенный комплекс. Он сложился на местной китайской поздненеолитической основе, вобрал в себя многое из представленных местонахождениями в Эрлитоу и Эрлигане культур раннего бронзового века. Но только к этому его истоки, как на том ни пытаются настаивать специалисты в Китае, да и не только одни они, процесс его становления явно не сводился. Некая и, возможно, весьма существенная, а в цивилизационном отношении наиболее развитая его часть имела, видимо, внешние по отношению к Китаю источники.

В первую очередь это касается запряженных лошадьми боевых колесниц, бронзового оружия, выделанного с украшениями в «зверином стиле». Не вполне ясен также генезис шанской иероглифической письменности, календаря и высокохудожественного искусства, представленного в форме поделок из камня, дерева, кости, а также изделий из бронзы. Словом, в проблеме генезиса развитого бронзового века и урбанистической цивилизации в Китае стоит разобраться основательней. Она принадлежит к числу ключевых в ранней истории Китая — как то было и применительно к земледельческому неолиту в поздней его предыстории.

Чем общий облик аньянского очага развитой цивилизации отличен от раннего бронзового века Китая, не говоря уже о неолитических культурах хэнаньского и шаньдунскош Луншаня, к которым он генетически в немалой мере восходит? Давая ему характеристику, Чжан Гуан-чжи в свое время выделил несколько основных параметров — развитый урбанизм, дворцовое строительство, человеческие жертвоприношения, заметная социальная дифференциация (классы), развитый комплекс аристократического потребления (роскошные гробницы, каменная скульптура, изделия из нефрита и т.п.), бронзовая металлургия, новые элементы военного дела (колесницы), развитая система письма (см. [176, с. 273—274]). Я бы прибавил к этому перечню еще и оружие из бронзы, «звериный стиль» как специфическую евразийскую форму изображений, развитый евразийского типа календарь.

Часть этих нововведений может быть отнесена, как то справедливо считает Чжан Гуан-чжи, за счет постепенной эволюции китайского неолита, другая фиксируется на стадии раннебронзового века. То, чем аньянский комплекс резко отличен и от китайского неолита, и от ранней бронзы Эрлитоу и Эрлигана, — уже упоминавшиеся письменность, «звериный стиль», боевые колесницы с одомашненными лошадьми, бронзовое оружие втульчато-полостного типа, гробницы с человеческими жертвоприношениями, календарь. Это минимальный перечень, к которому можно еще кое-что при желании добавить. Как и откуда столь важные элементы развитого урбанизма появились в Аньяне в XIII в. до н.э.?

Чжан Гуан-чжи полагает, что практика сооружения гробниц могла быть заимствована с юго-востока, ще еще насельники неолитической культуры Хуатин были знакомы с использованием деревянной обшивки для гробов и погребальных камер, в которых на специальных платформах второго уровня — как то было и в шанских погребениях — располагались сопогребенные с покойником изделия [176, с. 280]. Что касается бронзы, то она богато — хотя и не в таком ассортименте, как в Аньяне, — была представлена среди находок Эрлитоу и Эрлигана. Иными словами, бронза и гробницы как бы выходят за рамки принципиальных нововведений аньянского этапа.

Стоит, однако, отметить, что вопрос о бронзе не сводится только к тем моментам, которые сближают аньянский очаг развитой бронзы с предшествовавшими ему бронзовыми изделиями Эрлитоу и Эрлигана. Во-первых, важно напомнить, что и вопрос о генезисе эрлитоу-эрлиганской бронзы остается неясным — при всех принципиальных отличиях в технике литья китайских бронзовых сосудов от иных евразийских образцов. Во-вторых, существенно иметь в виду, что очень характерные для аньянского бронзового оружия втульчато-полостные типы топоров-кельтов, наконечников копий и т.п. имеют, как то было доказано специальными исследованиями [262], некитайское происхождение.

Кроме того, по меньшей мере часть мотивов украшений на аньянских изделиях из бронзы, равно как и на многих иных изделиях из камня, кости и дерева, — особенно те, что выполнены в «зверином стиле», — тоже не может быть сочтена результатом спонтанного развития, хотя на том настаивал в свое время Чжэн Дэ-кунь [181]. Ведь «звериный стиль» — не просто изображения животных, хорошо известные еще в палеолите, но определенный и четко фиксированный стиль изображений (динамически напряженные тела мчащихся либо готовых к прыжку зверей с характерными для их изображений стилевыми особенностями — играющие мускулы и т.п.), истоки которого восходят к ирано-месопотамскому региону. Позже изделия в этом стиле распространились по всей евразийской степи, включая Ордос, откуда они, скорей всего, проникли и в северный Китай (см. [17, с. 265—295]).

Но если по меньшей мере часть аньянской бронзы, особенно втульчато-полостные типы оружия и художественные украшения в «зверином стиле», генетически не восходит к протокитай-ской основе, даже к раннему бронзовому веку эрлиганской фазы, в этом смысле много более скудному, то это значит, что на аньянском этапе к ранней шанской (протошанской?) бронзе было добавлено нечто существенно новое. Оно пришло в Аньян после эрлиганской фазы и, скорей всего, вместе с таким воинским снаряжением, как запряженные лошадьми боевые колесницы, ближневосточные корни которых (это касается и лошади, которая была одомашнена именно и только на Ближнем Востоке) вынужден признать, хотя и как бы сквозь зубы, Чжан Гуан-чжи [176, с. 279]. На мой взгляд, такого рода вынужденное признание красноречивей многих его аргументов в пользу автохтонности аньянской цивилизации. Ведь если нечто очень и очень весомое (а как раз так следует относиться к месту запряженной лошадьми боевой колесницы со всей сбруей, деталями повозки и даже оружием колесничих, включая в первую очередь втульчато-полостные боевые топоры и наконечники копий) в цивилизации Шан пришло в Аньян извне, издалека, минуя предшествующие этапы автохтонного развития собственно китайского раннебронзового века, то это значит, что о полной автохтонности аньянского очага цивилизации говорить нельзя.

Но если стерильной автохтонности не было, то многое следует (во всяком случае, допустимо) рассматривать с позиций воздействия хорошо знакомой по более ранним этапам китайской истории (точнее, предыстории) культурной диффузии. Например, можно согласиться с тем, что пышные царские гробницы шанских ванов в чем-то напоминают погребения культуры Хуатин. Но можно вспомнить и о том, что, когда эти гробницы были обнаружены археологами, их сравнивали с месопотам-скими царскими гробницами из Ура (см. [25, с. 102]). И не столько потому, что еще не были известны хуатинские погребения, сколько вследствие бросавшегося в глаза сущностного, духовно-идеологического сходства захоронений владык с массовыми сопогребениями рядом с ними — помимо богатой утвари, колесниц и прочих роскошных изделий — различных людей, включая приближенных, жен и наложниц, слуг, рабов, телохранителей и т.п. А коль скоро наличие в Аньяне боевых колесниц с втульчатым оружием и одомашненными лошадьми (пусть неизвестно как появившимися — не обнаружено пока близких промежуточных местонахождений[13]) — неоспоримый факт, то почему бы не предположить, что вместе со всем этим протошанцы принесли в бассейн Хуанхэ и представление о необходимости сооружения для своих обожествлявшихся ими правителей пышных гробниц с помещением туда сотен сопогребенных людей?