Читаем без скачивания Ложная слепота - Питер Уоттс

Я вспомнил, как Аманда Бейтс принимала роды своих солдатиков. "Я скорее предохранитель…"

— Аманда… — начал я.

— Мэнди мне нравится. Славная зверюшка. Но если мы идем полным ходом на поле боя, я не хочу, чтобы мою жопу прикрывала сеть, ослабленная единственным звеном.

— Если тебя окружает рой машин-убийц — может быть…

— Да, это я много раз слышал. Нельзя доверять машинам. Луддиты обожают талдычить о компьютерных сбоях и о том, сколько нечаянных войн можно было бы предотвратить, если бы окончательное решение принадлежало человеку. Но вот что забавно, комиссар: никто не вспоминает о том, сколько войн было начато вполне намеренно именно по этой причине. Ты все пишешь свои открытки в вечность?

Я кивнул, даже не поморщившись про себя. Таков уж он есть.

— Ну так можешь к следующей приколоть эту беседу. Если от нее будет прок.

Представь себе, что ты в плену.

Приходится признать, сама напросилась. Ты ломала "железо" и рассеивала биозоли восемнадцать месяцев подряд; по любым меркам — достижение. Карьера реалиста-саботажника, как правило, долгой не бывает. Всех рано или поздно ловят.

Так было не всегда. Когда-то у тебя даже теплилась надежда тихо выйти на пенсию. Но потом из плейстоценовой эпохи вытянули упырей и — силы небесные! — поставили этим баланс сил с ног на голову. Эти суки всегда обходят тебя на десять шагов. Неудивительно; в конце концов, кровососы рождались для охоты на людей.

В одном старом учебнике по популяционной динамике, совсем древнем, чуть ли не XX века, есть одна запомнившаяся тебе строчка. В твоем ремесле эта фраза служит чем-то вроде мантры, можно даже сказать молитвы. "Хищник бежит за едой, — гласит она. — Жертва бежит от смерти". Вывод напрашивается следующий: обычно добыча ускользает от хищника за счет лучшей мотивации.

Может, это и было правдой, пока соревнования проходили по бегу. Но когда стратегия выживания включает в себя тактическое предвидение и трехслойное очковтирательство, деваться некуда. Вампиры неизменно выигрывают.

И теперь ты в плену, и хотя ловушку расставили упыри, на курок нажимали обыкновенные нормаль-человеки, предатели. Теперь ты уже шестой час висишь налепленной на стену безымянной и неведомой подземной тюрьмы, глядя, как те же люди забавляются с твоим парнем и со-заговорщиком. Забавляются по-особенному. В ход идут кусачки, раскаленная проволока и части тела, которые в норме не должны отделяться от туловища. Сейчас ты уже мечтаешь о том, чтобы твой любовник сдох, как те двое в камере, чьи ошметки разбросаны по полу. Но они не позволят ему умереть. Ведь им так весело.

Вот в этом все и дело. Это не допрос; есть менее инвазивные способы добывать более достоверные ответы. Тут просто развлекаются очередные зверовидные садисты, облеченные властью, убивают время и не только его, а тебе остается лишь рыдать, зажмуриваться и хныкать, как животному, хотя к тебе еще даже не притронулись. Ты мечтаешь только о том, чтобы тебя не оставили напоследок, так как понимаешь, что это значит.

Но внезапно мучители останавливаются посередь игры и склоняют головы, будто прислушиваясь к коллективному внутреннему голосу. Тот не иначе как приказывает им снять тебя со стены, перетащить в соседнюю комнату и усадить в одно из двух кресел с гелевыми подушками по разные стороны "умного" стола, потому что именно так они и поступают — гораздо аккуратнее, чем ты ожидаешь, — прежде чем удалиться. Похоже, тот, кто распоряжается ими, могуществен и недоволен, ведь садистский куражливый гонор слетает с их морд в одно мгновение.

Ты сидишь и ждешь. Стол загорается тусклыми таинственными знаками, которые тебя не заинтересовали бы, даже если бы ты могла понять их, даже если бы они скрывали самую главную вампирскую тайну. В какой-то крохотной доле сознания начинает еле заметно теплиться надежда, вот только разум не осмеливается ей верить. Ты ненавидишь себя за то, что думаешь о жизни, когда куски тел твоих друзей и товарищей еще не остыли за стеной.

В комнату входит крепко сбитая женщина с явными индейскими корнями в неопределенно-полевой форме. Волосы ее острижены под ноль, на горле просвечивает мелкая сетка подкожной антенны. Твоей подкорке кажется, что она около десяти метров высотой, хотя обнаглевшая студенистая кора головного мозга настаивает, что росту женщина весьма среднего.

Бирка на левой груди вновь прибывшей гласит "Бейтс". Знаков различия нет.

Бейтс вытаскивает оружие из кобуры на бедре. Ты вздрагиваешь, но ствол нацелен не на тебя. Она бросает оружие на стол, к тебе, и садится напротив.

Микроволновой пистолет. Полностью заряжен, снят с предохранителя. На минимальной мощности вызывает ожоги и тошноту. На максимальной — кипятит мозги в черепе. На промежуточных причиняет боль и увечья, причем их степень зависит только от воображения его владельца.

Твоя фантазия по этой части сорвала все барьеры. Ты тупо пялишься на пистолет, пытаясь найти подвох.

— Двое твоих друзей мертвы, — говорит Бейтс таким тоном, словно ты не наблюдала за процессом. — Необратимо.

Необратимо мертвы. Хороший оборот.

— Мы можем восстановить тела, но повреждения мозга… — Бейтс прокашливается, словно ей неуютно, словно ей… стыдно. Неожиданно по-человечески для такого чудовища. — Последнего мы пытаемся спасти. Не обещаю.

— Нам нужна информация, — переходит она к делу. Конечно. Все, что было до того, — психология, подготовка. Бейтс — "хороший коп".

— Мне нечего вам сказать, — удается выдавить тебе. Десять процентов упрямства, девяносто — логики: они вообще не смогли бы тебя поймать, если бы уже не знали все.

— Тогда нам нужно прийти к соглашению, — говорит Бейтс. — К некоей договоренности.

Да она, верно, издевается.

Похоже, твое недоверие заметно. Бейтс обращает на него внимание.

— В каком-то смысле я вас понимаю. Мне далеко не по нутру идея менять настоящую жизнь на симуляцию, и меня трудно купить на всякую мишуру, вроде постоянных вопросов "что есть реальность", которые нам втюхивает нынешняя телоэкономика. Может, для страха действительно есть повод. Это не моя проблема, это не моя работа — это всего лишь мое мнение, и не обязательно верное. Но если мы тем временем поубиваем друг друга, то правды не узнаем. Это непродуктивно.

Ты видишь расчлененные тела своих друзей. Видишь ошмётки на полу, в которых еще теплится жизнь, а у этой суки хватает наглости говорить о продуктивности?

— Мы не начинали убивать, — говоришь ты.

— Не знаю. И знать не хочу. Повторюсь: это не моя работа. — Бейтс тычет пальцем через плечо, в сторону двери за спиной, через которую она вошла в комнату.