Читаем без скачивания Высшая ценность - Александр Лоскутов

Я перевернулся на спину и на ощупь вытащил из-за пояса сверток. Развернул. Шершавая рукоять кинжала вновь кольнула мою ладонь неземным холодом. Незримым черным светом вспыхнуло во мраке острие. По трубе, забивая даже сладковатую вонь разлагающегося трупа, поплыли мягкие волны тьмы.

Говорят, меч шефа режет железо с такой же легкостью, как и масло. Посмотрим, насколько хорош в этом деле мой кинжальчик… И спасибо Господу, что здесь стоит решетка, а не бетонная затычка, которую я мог бы ковырять до самого Судного дня.

У любого города существует множество лиц. Он может быть красивым, с высокими зданиями, чистыми тротуарами и привычным многолюдьем на улицах. Бывает он и заброшенным, с проспектами, загроможденными ржавыми автомобилями, и битком набитый нечистью. Но это еще не все. Город бывает грязным, заполненным мусором и заселенным всяким человеческим отребьем, готовым в любой момент продать свою душу (и не только свою) за копейку. Был бы только покупатель…

Городские кварталы, что непосредственно примыкают к тонкой ниточке опоясывающей город защитной стены — именно о них я думаю, когда представляю себе заваленные всевозможным хламом дворы, вонючие костры и грязных людей, сидящих с самокрутками на ступеньках и алчно поглядывающих на случайных прохожих. Эти люди не ходят в церковь и не чтят имени Бога. Им все равно, что случится с ними после смерти. В их душах уже давно пустила корни тьма. Но это не сверхъестественная тьма, а исконно человеческая. Ее еще иногда называют безразличием.

Именно среди этих людей я и собирался найти себе временное пристанище.

А где еще мне его искать? Не в центре же. Не в старой своей квартире, которую уже давно, наверное, отписала себе церковь и куда в высшей степени неразумно совать нос. Затеряться лучше всего на окраине. Здесь никто не задаст лишних вопросов и не кинется звонить в инквизицию, даже если почует исходящую от меня тьму.

Но для того, чтобы жить среди таких людей, нужно быть таким же, как они. Не выделяться.

Кожаную куртку, с первого взгляда выдающую во мне чистильщика, я сдернул едва только вылез из водовода. Вывернув предварительно ее наизнанку, я завернул в куртку меч — еще один необычный и сразу же бросающийся в глаза предмет. Пояс… Пояс спрятать не получилось, и потому я его бросил. И кобуру, предварительно сунув пистолет под ремень, — тоже.

Ну вот и все. Теперь осталось сделать морду кирпичом— с такой окраинные обычно по улицам ходят, — и все в порядке. За своего, конечно, не примут, но и гнать не станут…

Выбранный мною дом выглядел так, будто был готов в любой момент развалиться. Кирпичная пятиэтажка, старая и унылая. Большей частью выбитые стекла заменены натянутым полиэтиленом или заколочены фанерой. Напротив входа громоздилась немаленькая мусорная куча, распространявшая характерный аромат.

Кажется, раньше это здание было заводским общежитием. Но сейчас… Сейчас я бы сказал, что этот дом давно надо было снести. Дабы не позорить наш светлый город столь отвратным зрелищем.

Тем не менее это место явно было обитаемо. Из распахнутых окон доносилась чья-то ленивая болтовня. Бессловесно шипел магнитофон. У подъезда, вопреки всем правилам пожарной безопасности, расположившись прямо на ступенях, косматый небритый мужик жег костер, лениво помешивая булькавшее в почерневшей от огня консервной банке нечто. Проходя мимо, я поморщился — варево издавало такой аромат, будто его главным компонентом был подобранный на ближайшей свалке мусор. Понадеявшись, что помешивающий палочкой вонючую гадость мужик не собирается в итоге это есть, я толкнул ногой противно заскрежетавшую дверь.

Внутри здания было ничуть не чище, чем снаружи. Судя по всему, большинство жильцов не имело ни малейшего представления не то что о мусоропроводе, но и о таком элементарном способе избавления от мусора, как открытое окно. А канализация, если судить по запаху, не работала уже лет десять, не меньше.

Пошлявшись по этажам, я выбрал более или менее приличную комнатушку. Зашел. Швырнул в угол свои нехитрые вещички. Подняв валявшуюся на полу расщепленную дверь, снова ее навесил. Получилось, конечно, не ахти как. Я понимал, что эта трухлявая деревяшка вряд ли сможет сдержать напор даже пьяного комара, но, по крайней мере, она ясно давала понять, что здесь теперь кто-то живет. Осмотрев получившееся художество, я еще раз вздохнул и пинками принялся выбрасывать в коридор годами копившийся в этой комнате мусор.

На шум работы заявился коренастый невысокий мужчина неопределенного возраста: Некоторое время он молча смотрел на мою возню. Потом протиснулся внутрь и сел на то единственное (кроме пола), на что еще можно было сесть в этой комнатушке, — на подоконник. Спросил:

— Ты кто, человече?

Я промолчал в надежде, что этот тип поймет, что вступать в беседу с ним я не намерен, и отвяжется. Но он только ухмыльнулся.

— Хмырь.

Я медленно выпрямился. Смерил невозмутимо ухмыляющегося гостя не обещающим ничего хорошего взглядом.

— Чего говоришь?

— Хмырь. Погоняло у меня такое. — Мужик улыбнулся, продемонстрировав мне необычно ровные и белые зубы. — Вообще-то я Иван. Только иначе как Хмырем меня здесь все равно не кличут. А ты кто?

— Молчун, — я припомнил старое прозвище, привязавшееся ко мне еще во времена учебки… Сколь же лет назад это было?..

— Молчун, значит, — мужичок спокойно кивнул. — Знавал я раньше одного Молчуна… Дурак дураком был. Но умный. — Закончив столь нелогичный вывод тяжелым вздохом, Хмырь цепко взглянул на меня, будто проверяя. — Не пойму только, похож ты на него или нет… Не обижайся.

— А я и не думал, — почти честно ответил я. — На что мне обижаться?

— Это у меня юмор такой, — продолжал Хмырь.

— Дурацкий юмор, — не удержался я.

— Дурацкий, — послушно согласился он. — Но зато действенный. Сморозишь пару шуточек — и сразу видишь, что твой собеседник из себя представляет.

Я недоверчиво прищурился.

— А сейчас ты что видишь?

— Вижу, что ты не настолько прост, как хочешь казаться… От кого-то прячешься?

— Да? — постаравшись сохранить невозмутимое выражение лица, я напрягся. Будто бы случайно переместил руку на пояс, коснувшись укрытой под рубашкой рифленой рукояти пистолета.

И по прищурившимся глазам своего собеседника понял, что номер не прошел.

Ох, не прост этот Хмырь, ох, не прост… И как же я раньше не заметил? Неспешные плавные движения. Этакая хищная грация, поистершаяся, но все еще заметная. Цепкий, подмечающий даже самые незначительные мелочи взгляд.

Армеец? Зуб даю, что армеец. Причем явно не из низов. Скорее средний командный состав… Вот только что делает армейский командир среди здешнего отребья?