Читаем без скачивания Карантин - Скотт Сиглер

У него был холодный взгляд. Такого выражения Маргарет раньше не видела. Хант принял все очень близко к сердцу, мысленно проецируя ситуацию, в которой оказалась Бетти, на собственного ребенка. Он дотянулся до кнопки и включил динамики в капсюле.

— Это правда, Бетти, — тихо сказал Эймос. — Твой отец мертв. Мне очень жаль.

Маргарет вдруг поняла, что девушка больше не кричит. По ее изуродованному лицу все еще катились слезы, но ее взгляд все-таки прояснился.

— Папа… мертв? Вы убили его?!

— Он умер на автомобильной стоянке. Никто не успел прийти к нему на помощь, — объяснил Эймос.

Бетти тихо застонала, потом через некоторое время успокоилась.

— Но я здесь торчу уже черт знает сколько времени, — воскликнула она, то и дело всхлипывая. — Почему же никто до сих пор мне ничего не сказал?

— Потому что никто не знал, как ты сможешь это перенести, — ответил Эймос. — Тебя считали совсем ребенком. Мне очень жаль. Но теперь делом занялись мы, доктор Монтойя и я, доктор Эймос Хант.

— А что… что со мной произошло?

— Ты очень больна, — ответил он. — У тебя, по-видимому, точно такое же заболевание, как и у твоего отца. Мы не знаем, почему, но у тебя оно развивается гораздо медленнее.

— Зачем вы со мной это делаете?!

— Наоборот, мы хотим спасти тебя, — попытался ее успокоить Эймос. — Но для начала нам нужно задать тебе несколько важных вопросов. Откуда вы приехали?

— Просто отпустите меня, и все, — попросила Бетти. — Я не из тех, кто вам нужен, клянусь. Не убивайте меня, пожалуйста! Не убивайте!

— Мы не собираемся тебя уби…

— Я перегрызу тебе глотку, ты, я перережу тебе горло, ты, трахнутый придурок! — Она так дернула руками и ногами, что тяжелая тележка покачнулась. — Пустите меня! Пустите!

— Эймос, нам нужно как-то угомонить ее. Дать успокоительное, — тихо проговорила Монтойя. — У нее паранойя.

Доктор проигнорировал слова Маргарет. На его лице отразилась боль и искреннее желание успокоить Бетти и убедить ее пойти им навстречу. Может быть, в Бетти Джуэлл, изуродованной, до смерти напуганной и лишенной возможности двигаться, он увидел собственную дочь?

— Откуда вы с отцом приехали? — снова спросил он. — Пойми, нам необходимо это знать.

Бетти уставилась на них широкими глазами, полными ненависти и ужаса. Она издала протяжный монотонный вопль. Он прервался только тогда, когда девушке понадобилось набрать в легкие воздуха, чтобы завопить снова.

— Ну, пожалуйста, — попросил Эймос. — Прекрати. Мы же пытаемся тебе помочь.

— Хватит! — вмешалась Маргарет. Она протянула руку к пульту управления и нажатием соответствующей кнопки отправила пятьдесят миллиграммов пропофола через одну из инъекционных игл в стопу Бетти. Эймос и Маргарет молча следили за тем, как истошные вопли становились все тише и реже, а вскоре и вовсе прекратились.

— Все. Она вырубилась, — сказала Маргарет.

— Тогда давай откатим ее в Трейлер A, — предложил Эймос. — Я хотел бы немедленно ее прооперировать.

Нейронная сеть протянулась через лобную долю Бетти, но была все же очень тонкой. Слишком тонкой, чтобы послать сигнал. Ей требовалось гораздо больше связей.

В течение многих часов паразиты боролись с цепной реакцией разложения, изо всех сил пытаясь добраться до мозга. Инъекция состава WDE-4–11 в сочетании с их собственными противоапоптозными секрециями стала для них надежным способом выживания. Она остановила цепную реакцию, прежде чем положение ползунов осложнилось настолько, что они не смогли бы даже двигаться.

Когда Маргарет и Эймос везли тележку с девушкой в проход и закатывали в секционную, некоторые мышечные волокна в центре ее мозга срослись, а потом разорвались на кусочки и образовали шарик. Если шар из таких волокон в голове у Челси составлял тысячу микрон в диаметре, у Бетти его диаметр оказался не более шестисот микрон, то есть почти вдвое меньше.

Этого, правда, хватило, чтобы отправить слабый сигнал.

И получить ответ.

Ответный сигнал предназначался уже не для ползунов, а для организма хозяина.

Оставшиеся ползуны прекратили вырабатывать противоапоптозный антидот и принялись наполнять мозг Бетти нейротрансмиттерами.

Они должны были ее непременно разбудить, чтобы она смогла получить ответный сигнал.

«Ни снег, ни дождь, ни жара, ни мрак ночной не заставят гонцов свернуть с предначертанного пути». Так в IV веке до нашей эры древнегреческий историк Геродот писал о персидской почтовой службе. Многие ошибочно считают это девизом Почтовой службы Соединенных Штатов. Такая фраза действительно начертана на фронтоне главного почтамта Нью-Йорка, но отнюдь не является официальным лозунгом американской почты.

Впрочем, не так важно. Джон Беркл все равно считал, что эта фраза очень верно описывает суть дела — так сказать, бьет прямо в яблочко. Ведь вести белый почтовый грузовик по проселочным дорогам в морозную и ветреную погоду, когда «дворники» на лобовом стекле не успевают смахивать налипшие хлопья снега, мог только сумасшедший. Нормальные люди в такую погоду сидят дома!

Но почтовым служащим нельзя. У них есть работа, которая, хочешь не хочешь, должна быть выполнена. Невзирая на непогоду.

Правым колесом автомобиль заехал в замороженную колею перед домом Франклина. Вчера здесь была лужа, заполненная кусками грязного льда. А все потому, что два дня подряд держалась минусовая температура. Да, погодка в Мичигане — не подарочек…

Джон сунул письма и бандероли в металлический почтовый ящик, затем поехал к следующему дому. Дома в этом районе отстояли далековато друг от друга, иногда от одного до другого было несколько акров. Следующий дом принадлежал Чеффи Джоунсу. Этот Чеффи всегда был немного чокнутым. Наверное, когда-то ударился головой. Или что-то в этом роде. Он обычно держался подальше от других, вел замкнутый образ жизни. Хотя, судя по всему, тратил немало времени на покупки всякого дерьма на «Ибэй». В его огромный почтовый ящик Джон поставил четыре небольшие посылки. Иногда Чеффи выходил из дома, чтобы лично получить почту и поприветствовать курьера. Беркл бросил взгляд в сторону дома, но никакого движения не заметил. Он уже хотел продолжить свой путь, затем резко остановился и оглянулся назад.

Похоже, дверь в дом приоткрыта…

Так и есть. Он находился в доброй сотне футов оттуда, и видимость была не очень, но ему показалось, как будто дверь блокировал какой-то предмет, засыпанный снегом.

На улице мороз, а передняя дверь открыта.

Джон припарковал фургон в парке. Взяв сумку, он на всякий случай вытащил оттуда «Тазер». В доме мог находиться грабитель. Интересно, есть ли у Чеффи собака? Беркл никак не мог вспомнить. У него, конечно, напряженный график доставки почты, но он не мог пройти мимо и не заметить открытую дверь в доме одного из своих клиентов. Джон осторожно приблизился к дому.

— Чеффи? — громко позвал он.

Теперь уже нельзя войти в дом тихо и незаметно. В Северном Мичигане очень серьезно относятся к праву на ношение оружия. Нужно наделать много шума и тем самым дать всем знать, что вошли. Чтобы вас не приняли за грабителя, если владелец дома трезв, или за оленя, если он пьян в стельку.

Дверь была приоткрыта примерно дюймов на восемь. Под легким покровом снега лежало что-то длинное и тонкое. Оно и заблокировало дверь. Джон подошел к крыльцу, чтобы получше присмотреться.

Это была рука.

Черная, уже превратившаяся в скелет!

Несмотря на толстые утепленные штаны и плотную зимнюю куртку, Джон Беркл бросился обратно к своему почтовому фургону со скоростью, которой позавидовали бы опытные легкоатлеты…

Худшего момента, чтобы проснуться, Бетти Джуэлл найти для себя не могла.

Еще толком не раскрыв глаза, она удивлялась, какой разной бывает боль.

УСПОКОЙСЯ…

Она не знала, откуда приходят к ней слова. Не из ушей, уж точно. Ушами она слышала лязг металлических инструментов и приглушенные голоса, мужской и женский. Голоса были связаны с одним из ее новых ощущений.

Они изрезали ей все лицо! Нестерпимые муки, чистый ад! Но разве это хуже, чем огонь, что обжигающими волнами прокатывается через все тело? Вот черт, она даже не может толком понять, что хуже, а что лучше… И то и другое плохо, невыносимо, и хочется взять пистолет, сунуть ствол в рот и спустить курок. Если точно знать, что это остановит боль.

БЕТТИ, ТЫ ДОЛЖНА СПАСТИ СВОЮ ДУШУ.

Не лучше ли для начала спасти свое лицо? Для школьных снимков душа не понадобится…

О господи, как же больно!

УБЕЙ ИХ, БЕТТИ. УБЕЙ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ПРИЧИНЯЮТ ТЕБЕ БОЛЬ. ТОЛЬКО ТОГДА ВСЯ ТВОЯ БОЛЬ ПРОЙДЕТ.

Опять этот голос. Такой приятный… Может быть, голос самого Бога? А иначе как бы она его услышала? Но на самом деле не имело никого значения, кто говорил, потому что голос обещал: боль обязательно закончится.