Читаем без скачивания Девять принцев Амбера - Роджер Желязны

Что-то плохое происходило в Эмбере. Странные ЧУДИЩА шли из Отражений, устраивали над всеми насилие, пытались проникнуть дальше. Их, конечно, уничтожали. Эрик все еще пытался понять, почему все так могло произойти. Я не упомянул своего проклятия, хотя значительно позже убедился, что был прав в своем предположении.

Рэндом, как и я, все еще был пленником. Его жена все же присоединилась к нему. Положение остальных моих братьев и сестер оставалось неизменным. С этим подошел я к третьей годовщине коронации. Было и кое-что еще, что заставило меня вновь начать жить.

Это!!! Однажды ЭТО произошло, и такие чувства вспыхнули у меня в груди, что я немедленно открыл бутылочку вина, принесенную мне Рейном и распечатал последнюю пачку сигарет, которые хранил про запас.

Я курил сигареты, прихлебывал вино и наслаждался чувством, что все-таки я победил Эрика. Если бы он обнаружил, что произошло, я уверен, это было бы для меня смертельно.

Но я знал, что он ничего даже не подозревает.

Поэтому я радовался, курил, пил и веселился, смакуя перспективы в свете того, что произошло.

Да, именно в СВЕТЕ.

Справа от себя я обнаружил какие-то полосы света.

Попробуйте вспомнить: я проснулся в госпитальной постели и узнал, что оправился слишком быстро. Ясно?

Я вылечиваюсь быстрее, чем другие. Все принцы и принцессы Эмбера имеют это свойство в большей или меньшей степени.

Я пережил чуму, я выжил в походе на Москву…

Я восстанавливаюсь быстрее и лучше, чем кто бы то ни было из тех, кого я знаю.

Наполеон когда-то обратил на это внимание. Так же, как и генерал Жак Артур. С нервными тканями это произошло немного позже, вот и все.

Зрение возвращалось ко мне — вот что это значило — это чудесное пятно света справа от меня!

Я вырастил себе новые глаза — сказал мне мои пальцы. У меня это заняло больше трех лет, но я это сделал. Это был тот самый один шанс на миллион, о котором я упоминал раньше, та самая способность, которой хорошо не владел даже Эрик, потому что силы разных членов семьи проявлялись разными путями. Я был полностью парализован в результате перелома позвоночника во время франко-прусских войн. Через два года все прошло. У меня была надежда — дикая, я это признаю — что у меня получится то, что получилось, что мне удастся вырастить новые глаза, несмотря на то, что глазницы были выжжены. И я оказался прав. Зрение медленно возвращалось ко мне, глаза оставались нетронутыми.

Сколько же времени осталось до следующей годовщины коронации Эрика? Я перестал мерить камеру шагами. Сердце забилось сильнее. Как только кто-нибудь заметит, что у меня есть глаза, я тут же лишусь их вновь.

Следовательно, мне надо убежать из тюрьмы, пока не минет четвертая годовщина.

Но как?

До сих пор я не придавал большого значения побегу, и не думал о нем, потому что если бы я и нашел способ выбраться из камеры, мне никогда не удалось бы уйти из Эмбера и даже из дворца — без глаз и без помощи, которой мне не от кого было ожидать.

Теперь же…

Дверь в мою камеру была тяжелой, большой, обитой медью, с крохотным зарешеченным квадратом примерно в пятифутовой высоте, для того чтобы смотреть, жив я или еще умер, если, конечно, кому-нибудь было до этого дело. Если бы мне даже удалось высадить эту решетку, сразу было видно, что я не мог высунуть руку настолько, чтобы добраться до замка. В нижнем же конце двери были маленькие воротца, через которые подавалась пища. Больше в этой двери ничего не было. Петли были либо снаружи, либо между дверью и косяком, в этом я не был уверен. В любом случае, я не мог до них добраться. Ни окон, ни других дверей не было.

Я был все равно еще, как слепой, потому что слабый свет проникал ко мне только через это зарешеченное оконце. К тому же я знал, что зрение еще не вернулось ко мне полностью. До этого было еще далеко. Да и с полным зрением в моей камере было непроницаемо темно. Я знал это, так как хорошо знал темницы Эмбера.

Я закурил сигарету и вновь стал ходить по камере, думая о тех вещах, которые имелись в моем распоряжении с точки зрения приспособления их для побега. У меня была одежда, матрас и сколько угодно мокрой, затхлой соломы. У меня также были спички, но я быстро отверг мысль о том, чтобы поджечь солому и устроить пожар. Я сомневался, и не без оснований, что если я это сделаю, кто-нибудь придет спасать меня. Скорее всего, стражник подойдет к двери и посмеется, если вообще соизволит подойти. У меня была ложка, которую я стащил на предыдущем банкете. Я хотел сначала стянуть нож, но Джулиан поймал маня на месте преступления и выхватил его из моих рук. Он, однако, не знал, что это была уже вторая попытка. В ботинке у меня уже была запихнута ложка.

Только на что она могла мне пригодиться?

Я слышал рассказы об узниках, которые прокапывали себе подземные ходы из камер самыми нелепыми предметами, как то: поясная пряжка (которой я не имел), вязальный крючок и тому подобное. Но у меня не было времени на подвиги графа Монте-Кристо. Я должен был убежать в течение нескольких месяцев, иначе мои новые глаза будут бесполезны.

Дверь, в основном, была сделана из дерева. Дуб. Она была обтянута четырьмя металлическими полосами. Одна полоса шла по самому верху, другая

— по низу, над воротцами, в которые просовывали пищу, а две остальные шли перпендикулярно сверху вниз, проходя по обе стороны зарешеченного оконца в квадратный фут размером. Дверь открывалась наружу и замок был слева от меня. Память услужливо подсказала мне, что толщина ее два дюйма, и я помнил, в каком примерно месте находился замок, что и проверил опытным путем, налегая на дверь и чувствуя ее напряжение в нужном месте. Я знал, что дверь была также задвинута на крепкие засовы снаружи, но об этом можно было подумать и позже. Может быть, мне удастся выдвинуть засов, просунув ручку ложки между краем двери и косяком.

Я придвинул свой матрас, встал на колени и ручкой ложки очертил квадрат в том месте, где находился замок. Я работал до тех пор, пока рука не стала отваливаться от усталости наверное, несколько часов. Затем я потрогал пальцами поверхность дерева. Немного, но ведь это только начало. Я взял ложку в левую руку и продолжал работать, пока и она не онемела.

Я жил надеждой, что скоро появится Рейн. Я был уверен, что мне удастся уговорить его отдать мне кинжал, если я буду достаточно настойчив. Однако он все не шел, и я продолжал потихоньку снимать стружку с дерева.

Я работал день за днем, не покладая рук, пока не вгрызся в дерево примерно на полдюйма. При каждом приближении стражника я убирал матрац в дальний угол и ложился на него спиной к двери.

Когда он уходил, я возобновлял работу.

Затем мне пришлось прервать приготовления, как ни мучительно было промедление. Хотя я и заворачивал руки в разорванную ткань одежды, они все равно покрылись водяными пузырями, которые все время лопались, и в конце-концов я стер их до крови. Пришлось сделать перерыв, пока раны не зажили. Я решил посвятить время вынужденного отдыха составлению планов на будущее после того, как мне удастся бежать.