Читаем без скачивания Чистильщик - Игорь Лахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ир! — крикнул я. — Можно тебя на минуточку!
— Лучше подольше и в моей спальне, а не на кухне при посторонних, — войдя, недовольно ответила она, кутаясь в большой махровый халат.
— Капрал Мышка, как думаешь, Гога смог бы сдать экзамен на Чистильщика?
— Конечно. Изначальная база подготовки у него крепкая, да и кровь Абсолютов не пиво разбавленное. Ученик настырный оказался. Нужно только кое-что подправить и поднатаскать, как ты и просил. Для нашей группы пока слабоват, но экзамен не провалит.
— Спасибо, дорогая. Я сейчас приду. Не засыпай!
— Учти! — прищурив один глаз и направив на меня указательный пальчик, предупредила Ира. — Я не железная! Усну — будить даже не пробуй! На хрен пошлю, а не туда, куда хотел! Жду!
— Ты просил? — недоумённо посмотрел на меня Гога. — Зачем?
— Затем, что полы мыть и картошку чистить могу сам. Решено. Завтра едешь со мной в Казань. Будешь повышать ранг с прачки до бойца.
— Издеваешься? — скривился парень. — Кто ж меня допустит?
— Кто? И вот тебе ещё одно откровение… Твой отец! Он, в отличие от Бугурской, интересуется твоей жизнью. Переживает по-своему, хотя морду кирпичом и делает. Понял?
— Неожиданно. Я ведь до семьи и даже до прислуги Волконских дозвониться не могу. Будто бы вычеркнули меня насовсем.
— Вычеркнули, но пытаются вписать в Род заново. Как это получится? Только от тебя зависит.
— И став Чистильщиком, я перестану быть твоим слугой? — оживился парень.
— Губищу закатай, будущий денщик! Ты мне должен за родительский чудесный меч один миллион четыреста восемьдесят две тысячи рублей сорок две копейки. Именно в такую сумму оценивает его Императорский Ломбард. Так что либо деньги гони, либо пять лет батрачь!
— Жаль.
Потеряв интерес к дальнейшему разговору и помня, что меня ждёт много приятностей в Мышкиной спальне, достал телефон и набрал князя Волконского.
— Юрий Фёдорович?
— Да.
— Готовьте бумаги на курсанта Гогу.
— Понял. Благодарю за оперативность.
— Отец! — подавшись вперёд, крикнул мой слуга в трубку. — Поговори со мной!
Но князь не соизволил ничего ответить и разъединил связь.
— Видишь? — показал я померкнувший телефон. — Не дорос пока с сильными мира сего общаться. Может, когда-нибудь и повезёт. Пострадаешь после, а сейчас иди вещи собирай. Поезд отправляется в восемь вечера и зазевавшихся копуш ждать не будет.
Уже вышел из кухни, когда мне вслед раздалось.
— Гольц! Спасибо!
Ира делала вид, что спит, и спит уже давно.
— Жаль… — шёпотом произнёс я. — Видно, у себя перекантуюсь.
— Я тебе «перекантуюсь»! — внезапно подскочила Мышка, резко взяв меня на болевой. — До полудня ты мой! Это приказ, курсант!
— Я, вообще-то, уже не твой подчинённый.
— Зато я твой капрал! Быстро раздевайся, пока руку не сломала! Дубина медлительная!
До полудня не получилось: звонки от знакомых и друзей начали раздаваться намного раньше. Я даже не представлял себе, до какой степени оброс людьми за то небольшое время, что кантуюсь в Петербурге. Даже оба Филоновы позвонили, настойчиво порекомендовав сильно не рисковать головой, так как отдельно от туловища она им неинтересна. Ну и удачи пожелали. Мелочь, а приятно. Оба сбешника вроде должны быть злы на меня, но голоса дружелюбные, хоть и со специфическими для их службы интонациями.
Потом вся группа Аксакала, потом Катька Достоевская, её сестра, графиня-мамочка, полковник Воронин, следак Иванов с очередного левого номера.
Последней, перед тем как стало окончательно понятно, что пора вылезать из постели, была Глашка.
— Кабыздоха нашего береги, — приказала она. — Его шкура должна висеть в моём гараже, а не у Тварей в Дыре.
— Я тебе её привезу.
— Нет! — не поняла юмора она. — Никто, кроме меня, освежевать вислоухого не имеет права!
— А где он, кстати? В себя пришёл окончательно?
— Здесь я, — материализовался Такс, заставив Мышку от неожиданности ойкнуть и запустить в него подушку. — Глашенька! Белочка ты моя, недодавленная! Я тоже по тебе скучать буду!
— Тьфу ты, слюнтяй линялый! — выругалась служанка Достоевских и отключилась.
— Ну что, дружище? — потрепал я по холке Такса. — Смотрю, завоевал Глашку?
— В процессе… — туманно ответил он. — А в этом доме кормят вообще? Или геройский пёс так и должен ехать чёрт знает куда на пустой желудок?
— Уй ты, мой хороший! — придя в себя, обняла его Мышка. — Как же я по твоей рыжей морде соскучилась! Обязательно накормлю! Сметанки? Сгущёночки?
— Микс, — ответил нахальный дух, подставляя пузо для почесушек. — И паштетика в отдельную тару.
За суетой время пролетело незаметно. Ровно за сорок минут до отправки грузового эшелона с прицепленными к нему дополнительными вагонами для курсантов, мы прибыли на особый, сооружённый для военных, перрон Московского вокзала.
Там нас ждал небезызвестный мне телохранитель Волконских с позывным Крамер. Он вручил бумаги, подтверждающие, что мой слуга тоже имеет право называться курсантом и сдавать экзамен.
Увидев знакомого человека, Гога попытался пристать к нему с вопросами, но тот, выставив руку вперёд, сказал с лёгкими извиняющимися нотками в голосе.
— Извини, парень, но приказ князя не вступать с тобой в контакт.
Потом Крамер повернулся ко мне и добавил:
— Барон Гольц! Желаю вам и вашему напарнику достойно пройти экзамен. Хоть и переживаю за обоих, но хочу верить, что справитесь с честью… Оба!
После этого он ушёл. А мы со смурным Гогой двинулись на регистрацию.
Пять минут до отправки. Не торопимся занять места и наслаждаемся последними глотками свежего воздуха, стоя на перроне. Бельмондо что-то втирает слегка повеселевшему Гоге, а Ирка даёт наставления мне, по сотому разу повторяя прописные истины.
— Макс! — раздаётся знакомый голос.
— Аня? — удивился я, увидев Достоевскую с сияющими на плечах новенькими золотыми погонами настоящей курсантки. — Ты как сюда попала? Это же режимный объект?
— Не для слушателей Императорской Военной Академии. Пришла пожелать удачи лично… Брат. От сука! Как же стрёмно такое выговаривать! Ещё и при ней! — кивнула Достоевская на Мышку.
— Привыкнешь, — ничуть не смущаясь, подмигнула та. — Ты, главное, помни, что брат, а не…
— Иди в задницу, капральша! Я вообще-то, выше тебя считаюсь по званию, как слушательница…
— Я вообще-то, выше тебя по титулу! Так что паритет. Может, отправив этого негодяя, позлословим о нём в каком-нибудь ресторанчике?
— Ну-у-у-у… — на секунду задумалась Анна. — Позлословить я люблю. Договорились! Такое про Макса расскажу, что сама от него отстанешь.
— А если не отстану?
— Тогда так тебе и надо. Или ему. Сами разберётесь.
Гудок поезда поставил точку в моём прилюдном обсуждении. Обе девушки синхронно чмокнули вначале меня, а потом и Бельмондо. От Мышки даже Гоге перепало.
Вскочив в вагон, мы прилипли к окну, глядя, как уменьшаются стоящие на перроне фигурки Ани и Иры.
— А Настя не пришла… — грустно вздохнул Жан.
— Говорить не должен, но скажу, — заявил обрётший видимость Такс. — Хотела, но постеснялась. Она в своей академии какой-то опыт химический ставила с братом. Теперь у обоих морды зелёные.
— Почему?
— Потому что нужно договариваться между собой, кто какие ингредиенты смешивает. Я, конечно, не стукач, но Наська с Кирюхой уже два раза чуть не подрались. Пока у полковника получается их разнимать. Но девка твоя, Жан, настырная и очень злая, оттого что проводить обломалось. Думаю, что Кирилл до вечера огребёт.
— Значит, хотела? — повеселел окрылённый Бельмондо.
— Ага. Хотела. Чую, шалунишка, не только проводить! Эй! А тут вагон-ресторан водится? Или всухомятку целые сутки мучиться до Казани?
— Ресторана нет, — огорчил я Такса. — Кормёжка по расписанию.
— Сатрапы…
Глава 22
Ехали в Казань весело. Под тяжкие вздохи относительно голодного Такса перекидывались в картишки, травили байки, дурачились или просто спали, утомившись от развлечений.
Но спать мне быстро надоело, и я прилип к окну, глядя на незаметно меняющиеся пейзажи Российской Империи.
Какая большая страна! Едем, едем, а нет ей конца! Это не лоскутная Европа, состоящая из небольших по территории государств, отчего-то считающих себя венцом цивилизации. Это нечто большее: могучая, необузданная сила, которую впитываю всем своим нутром. Чувствую, как становлюсь своим не только официально, но и по духу.
Железнодорожный вокзал в Казани сильно отличался от Петербургского. Народу вроде тоже много снуёт по перрону, но публика другая. Лица людей не такие беззаботные, как в столице. Да и военных с оружием намного
