Читаем без скачивания По агентурным данным - Фридрих Незнанский

Потому так долго и не могли накрыть их — представитель советской власти, к тому же в заброшенном селе, он не вызвал подозрений.

Ввиду того, что завтра в городе должен был состояться праздник Победы, было принято решение брать группу Домбровски не дожидаясь очередной провокации. Кто их знает, что у них на уме… В общем, группа захвата должна появиться через час-полтора, прикинул я.

Жаль убитого старика, вспомнил я отчего-то Шмакова. И то, как расстроился из-за этой смерти Чиж. Но что поделаешь. Видно, крутая тут у них в мирной деревне заваруха была, если из-за деда этого Домбровски развернул свои дрожки, кинулся в погоню. Я взглянул на противника.

Холодное, жестокое лицо с широкими волчьими скулами, непроницаемые глаза, не то серые, не то черные. Зверь. Опасный зверь. Но уже почти в клетке… О чем думает?

Домбровски думал о том, что гибель диверсантов в Карпатах, по сути, срывает запланированную акцию; что Вера, к сожалению, оказалась права — без этих удальцов ему не справится. Но в процессе акции нужно сделать все, чтобы их уничтожить. Особенно этого юного прощелыгу, остзейского немца. И еще ему очень не нравились самолеты, что кружились над дорогой то в сторону гор, то обратно. Разведывательные полеты — не осталось ли кого для зачистки? Но там зачищать уже некого. Плюнуть бы на все, на эту акцию чертову и уехать сегодня же. Но нельзя — он обязан довести дело до конца. Одно дело вернуться со щитом, другое.

Он кашлянул, заговорил:

— За тобой должок, Богдан Станько!

— А я долги отдаю. Всем и в срок, — многозначительно ответил я.

— Так ты знаешь, где тайник Казимира?

— Знаю.

— И где же?

— Под Черновцами. В лесу. Тебе место на карте нарисовать? — усмехнулся я.

— Не плохо бы. Но ведь не нарисуешь.

— Чтобы ты меня здесь и шлепнул? Дураков нет. Вместе поедем, там и покажу.

— Вместе, говоришь. Для начала дело у меня к тебе. Завтра на стадионе большой праздник, все начальство краевое понаедет. У меня задание — устроить там бойню. Поможешь? Вас трое, вы хорошо владеете оружием, у вас прекрасная реакция, вместе мы можем добиться большого успеха. Вы ведь тоже борцы с красной сволочью.

— Конечно! За нами много дел, ты, я думаю, слышал. Да только на это я не подписывался. Уговор был такой: вы нас отбиваете от конвоя, я делюсь «общаком» нашей группы.

— Я тебе нашу долю уступаю. Забирай все, — перебил Домбровски. — Но завтра ты и твои люди мне нужны!

— Что ж, надо поговорить с ребятами. Головой ведь рисковать придется.

— Поговори! Если ты хороший командир, уговоришь. А если дерьмовый — тогда. вы нам и даром не нужны.

— Логично, — усмехнулся я. — Но, кстати: во время стычки на станции ваш человек едва не зарезал моего друга.

— Кто это? И кого же? — вскинул брови Домбровски. И я понял, что он отлично знает и кто, и кого.

— Тот, что был в форме старлея.

— Анджей?

— Назовем его так. Он пытался ударить ножом в спину моего молодого друга.

— Но не ударил?

— Я ему помешал.

— Очевидно, в пылу боя он не понял, на кого напал, — пожал плечами Домбровски.

— Очевидно, у хорошего командира бойцы должны знать, на кого нападать.

— Логично, — усмехнулся немец. — Я сделаю ему выговор. Думаю, инцидент исчерпан? Так вы с нами?

— Через полчаса дам ответ.

Я вышел, чувствуя спиной холодный взгляд. Не верит, но выхода у него другого нет.

Вот оно что! Теракт во время праздника Победы! Верно ребята наши рассчитали! И правильно, что брать будут здесь. Обезглавить, а потом эта мелкая сволочь — Рябцев, Вацура, Горовец — сдадут остальных, как мама не горюй!

На крыльце сидели мои орлы. Не к ночи будут помянутые Рябцев, Вацура, Горовец сидели тут же, на поляне перед сельсоветом. Все курили самокрутки.

Милейшая картина. Идиллия.

Из-за какого-то плетня вышел долговязый Рудольф, подгоняя в спины двух полупьяных мужиков.

— Разговор есть, — кивнул я своим, отзывая их в сторону.

Собственно, разговор у меня был один: нужно было выяснить, как Чиж попал на свободу.

С этого я и начал, когда мы отошли к густому высокому вязу.

— Ну, рассказывай, кто, как, зачем?

Максим начал говорить, запинаясь и краснея. Мы с Олегом просто обомлели.

— Где, говоришь, она работала?

— В комендатуре, я же сказал.

— То есть это она документы нашему «майору» справляла?

— Она. Кстати, он действительно майор абвера. Но она не могла иначе, это давняя история, она мне все рассказала, когда мы с ней в лесу.

— Ну что вы делали в лесу, можешь не рассказывать. Ты понимаешь, что она — враг?!

— Нет, она несчастная, одинокая девушка. Он повязал ее по рукам и ногам.

— Вот что, Чиж, ты ее забудешь. С этой минуты и навеки, — приказал я. — Да ты и знаком-то с ней всего ничего.

— И что? Не бывает любви с первого взгляда? Не бывает? — запальчиво говорил он, и в глазах его стояли слезы.

Бывает, вспомнил я. Вспомнил Марину, и сердце мое зашлось. Всего две недели тому назад я был безумно, невозможно счастлив. Как я мог судить товарища? Полюбил не ту?

— Ты полюбил не ту, Чиж, — тихо сказал я.

— Я не Чиж! Перестань называть меня так!

Я с удивлением обнаружил, что он говорит мне «ты», чего раньше никогда не было. Повзрослел наш Чижик. А он продолжал, давясь словами, заикаясь от волнения:

— Говоришь, не ту полюбил? Разве это выбирают? Любовь безоговорочна, если хочешь знать!

Он вдруг осекся, замолчал.

Я оглянулся. К нам подходила очень красивая девушка. И это было не главное в ней. В ней была. порода, что ли. Вот как у скакуна. Порода, стать. Это больше чем красота.

Гордая осанка, прямая спина, приподнятая головка в коротких каштановых кудрях.

Светло-карие глаза смотрели на нас открыто и доверчиво.

Она улыбнулась нам, вернее, ему, Максиму. И оказалось, что она еще и очень милая.

Светлая, ласковая улыбка освещала лицо, и ямочки играли на щеках. И я почему-то забыл, что передо мной стоит враг.

— Вот, познакомьтесь, это девушка спасла меня! — сказал Максим.

Лицо его было озарено такой нежностью, что я лишь кашлянул.

— Вера, — сказала она необычным, прохладным каким-то голосом.

— Богдан, — я едва вспомнил свое нынешнее имя.

— Тарас, — явно любуясь девушкой, представился Олег.

Он вообще помалкивал все это время. Видно, запоминал сцену для будущего фильма. Вот досталась команда!

Тем временем сельская жизнь текла своим чередом. Двое мужиков с разукрашенными кровоподтеками физиономиями вывалились из сельсовета.

Вера посмотрела на них чуть дольше, чем следовало бы, и отвернулась.

Послышался голос Домбровски:

— Анджей, созывай народ!

Из хаты вышел Рудольф, глянул на Максима с отвратительной ухмылкой и начал стучать в какую-то железяку за углом.

— Максим, можно тебя на минуту? — тихо попросила девушка.

— Можно! — с вызовом взглянув на меня, ответил Орлов.

Они отошли на десяток шагов, вышли на дорогу, где стояли дрожки председателя, все еще запряженные парой красавцев-рысаков.

Неподалеку маялась привязанная к плетню худосочная кобыла. Говорили вначале очень тихо, но потом, видно, заспорили, голоса стали громче. Слух же у меня тренированный. Делая вид, что обсуждаю с Олегом предстоящий налет на славный город Львов и одновременно любуюсь лошадьми, я слушал, о чем там шла речь у моего младшего товарища и его избранницы. Говорил Максим:

— Он убил его! Застрелил, подонок!

— Нам надо уходить!

— Кому, куда?

— Тебе и мне! Немедленно!

Ага, соображает девушка, что «вышка» ей светит.

— Я никуда не уйду! Здесь мои товарищи!

— А я? Обо мне ты подумал?

— Да! Но ты ведь теперь с нами! Все будет хорошо, вот увидишь!

— Не будет ничего хорошего! — яростно крикнула она.

И почему-то эти слова ее пронзили мое сердце, словно громом поразило: не будет ничего хорошего! Бывает так, что случайная, произнесенная в запальчивости фраза становится реальностью, воплощается так доподлинно, как будто кто-то возвращает ее проштампованным билетом. На, получи!

И я кожей почувствовал, что ничего хорошего не будет.

А поляна перед сельсоветом заполнялась людьми. В основном, это были женщины и дети, среди которых редкими вкраплениями наблюдались старики. Мужиков помоложе — раз, два и обчелся. Люди переговаривались, настороженно поглядывая на свору, которую привез с собой их любимый председатель, — в том числе на нашу троицу.

На крыльце появился Мирослав Иванович. Верный пес Анджей, он же Рудольф, прислонился к стене, сплевывая семечки. Из-за поясного ремня виднелся вальтер.

Такой же я отбил в «бою» за свою свободу. Мирослав Иванович сделал знак, призывая людей замолчать, и начал, покаянно понурив голову: